странностью на сегодняшний день. Господин Крючевский проснулся не у себя дома, и после пробуждения, как следует всё обдумав, поспешил в здание управления. Двигаться приходилось осторожно, несмотря на то, что к туману уже все привыкли, он постоянно становился гуще. Сейчас владелец "Порожек" даже не хватался за углы и стены домов, чтобы сориентироваться, хотя поле зрения ограничивалось семью метрами. Он настолько стремился поделиться потенциально важной для Изабеллы информацией, что спотыкаясь о бордюры и падая, тут же вставал и мчался дальше.
– … открываю глаза, а надо мной серое небо, и вокруг туман. Не видно не зги, кое-как до вас добрался, – проговорил Крючевский. Перед ним сидела Белла, и хозяин закусочной сильно стеснялся своего спального одеяния, которое, к слову, очень забавляло женщину. Не будь её лицо загипсовано профессионализмом и серьезностью положения, она бы рассмеялась. На Крючевском была голубая пижама в полосочку, немного коротковатая и какая-то детская, персиковая повязка для глаз, и длинные зелёные чулки в домашних тапочках, собственно тапочки и смутили Беллу.
– И вы настаиваете, что засыпали дома? – размеренным, слегка хриплым голосом осведомилась Белла. Сегодня она не выспалась, да к тому же простудилась.
– Да, уснул в собственной кровати.
– Вы точно ничего больше не помните? Может, слышали, как кто-то заходил в комнату, или бродил под окнами? – после этих слов Крючевского на секунду охватило смятение, он вспомнил силуэт, увиденный им в окне. От уставших и сонных, однако, невероятно внимательных глаз женщины это не утаилось.
– Да нет, говорю вам. Можно было бы понять, если бы я выпил, но это не так, я был абсолютно трезв. Помню, как заснул в постели, а проснулся в какой-то канаве.
Белла что-то записала в своем блокноте и разрешила Крючевскому идти, после чего он, к слову сказать, остался. Они принялись обсуждать смерть почтальона.
– Так говорите, он сломал себе шею? – Спросил Крючевский. Когда он разговаривал с Беллой, то не мог скрыть своего восхищения, и в его глазах слишком честно читалась влюбленность.
– Увы, но это так. – После ответа женщины прозвучала неловкая пауза, затем она продолжила, – Господин Крючевский, скажите честно, вам не кажется, что за последнее время в нашем тихом городке участились странные происшествия? Кража у пьяницы, смерть почтальона, а сейчас ещё и ваш случай.
Хозяин забегаловки ненадолго оторвался от предмета своего обожания и подумал о делах насущных, а после изрек, – Как вам сказать? Ну есть такое, хотя с другой стороны, похожие случаи не редкость в Полыневе. Помните, например, дворника, который сначала дочиста вымел весь двор, а затем повесился на сушилке для белья?
– Не приплетайте сюда этого доходягу, там была совсем другая ситуация, а здесь – так много происшествий, и все в одно время. Я буду с вами откровенна. – После этого Белла поправила свою прическу и встала со стула. – У меня есть подозрение, что эти случаи связаны, и что они каким-то образом относятся к недавно приехавшему в наш город Михаилу Рудчеву, который находится в вашей закусочной под домашним арестом. Если вы обладаете хоть какими-то сведениями относительно Михаила или произошедших событий, то поделитесь ими со мной.
Крючевский напрягся, и с его губ слетела вся знакомая и незнакомая информация, которой владелец забегаловки вообще владел. Он настолько хотел угодить своей возлюбленной, что приплетал совсем ненужные вещи к своему рассказу, и старался показать себя с наилучшей стороны. Бедняга.
Тем временем люди на улице, все как один, напоминали незрячих призраков затерянной страны, которую окутывал насыщенный туман. Это становилось стихийным бедствием, ведь передвижение было опасным, многие просто не разбирали дороги в этом белом мареве, которое уже протекало в дома. Создавалось ощущение, что в комнате накурили и не проветрили. Плюс ко всему выстиранная одежда не высыхала, и невозможная влажность печально отражалась на здоровье полынчан. В городское управление постоянно приходили жалобы, там даже пытались предпринять какие-то меры. Расставили яркие указатели и нарисовали цветные линии на дорогах, ведущие к главным зданиям. Прошло немало времени после странных происшествий, однако их расследование никак не продвинулось.
Михаила выпустили из-под домашнего ареста, хотя это было формальностью, потому как из забегаловки он выходил редко. Рудчев сдружился с Крючевским и числился у него постоянным разнорабочим. Его хорошо кормили, да и обязанностей было немного. Люди уже начали доверять этому человеку, и сам он кое-как освоился: завел новых знакомых и проводил вечера либо в компании горестного Саксайского, либо не менее горестного, но усердно скрывающего это Крючевского, слушая его "ненавязчивые" истории, "по великой случайности" связанные с Беллой.
Всё было в целом неплохо до определенного момента. Осенней ночью, когда Крючевскому снился не очень приятный сон, он попытался нащупать свой револьвер под подушкой и к своему ужасу – не нашел его.
Первое время он молчал, подозревая, что сам куда-нибудь его положил и теперь не в силах вспомнить куда. Однако когда все возможные для тайника места были по несколько раз осмотрены, Крючевский уверился в краже и главным его подозреваемым стал, конечно, Рудчев. Понятное дело, что во время их посиделок владелец забегаловки проникся к этому человеку доверием, но его смутные подозрения, растворившиеся в повседневном товариществе, всплыли в памяти с новой силой. Теперь он пытался догадаться о возможных мотивах, как это советовала делать ему Изабелла. Следующим в списке его подозреваемых был Виктор Диомедов – глава ордена служителей порядка, или же ГОСП, в городском управлении. Он также был одноклассником Крючевского и по совместительству его пожизненным соперником. Они оба были влюблены в Беллу, и оба знали о своем соперничестве. Диомедов редко обедал у хозяина закусочной, но если такое происходило, то, несомненно, становилось причиной очередной неприятной сцены. Это мог быть бессмысленный спор о длине зубочисток и цвета салфеток, а случалось, что и драка. Правда было это давно, и как оба любят выражаться: неправда.
Виктор не считал целесообразным допускать ношение оружия Крючевским, и на каждом совете упоминал это, отпуская в адрес хозяина забегаловки весьма колкие определения, характеризующие всё отношение Диомедова к оному лицу. Виктор называл его несерьезным, глуповатым типом, всё назначение которого – чистить кастрюли, а не заниматься серьезными вещами.
На улице стоял легкий морозец, словно сиамский близнец прирос он к туману. Старенький тротуар плелся вперед очень далеко, однако сейчас едва ли был виден под ногами. На нем стоял Рудчев и отчитывал Саксайского за очередную, по его словам, ненужную бутылку.
– Ты посмотри на себя, часы тебе давно вернули, а что ты с ними сделал? Разбил! Как часто я слышал от тебя, мол, эти часы
