меня какое-то время подождать.
Я буду ждать. Выше нос, я тебя люблю.
Она сказала Хильде, которая приходила убирать по понедельникам с утра пораньше, что собирается уехать до конца зимы. Когда вернется, даст ей знать.
(Уайти настаивал, что в доме надо наводить чистоту еженедельно, «от и до». И еще: «дорогая жена» не должна за ним ничего подбирать.)
(Джессалин смеялась. Как может жена не подбирать за мужем, если тот ведет себя в доме как расточитель, каждый день оставляя за собой скошенную траву.)
Она вложила Хильде в руку благодарственную открытку, в которую был вложен чек на сумму, двукратно превышающую обычную оплату. Пояснительная надпись в открытке гласила: «Мистер Маккларен вас тоже благодарит».
Зачем она это сделала? Ей никогда не нравилось отдавать приказы кому бы то ни было.
Отныне у нее с домом установятся более близкие отношения. Только он и она.
Вдова редко бывает одна. Даже за пределами безопасного дома. Она это остро ощущает, испытывая крайнюю неловкость.
Постоянно ищет (потерянные) (не туда положенные) ключи. От машины, от дома.
Поиск ключей. Это стало своего рода навязчивой идеей.
Еще бумажник. Телефон.
А вне дома страх потерять сумочку с ключами, бумажником и телефоном. Каждый в отдельности и все вместе.
Страх потерять машину. (То есть забыть, где припарковалась.)
За ней с улыбкой наблюдают в магазине. Бессмысленно ходит с тележкой туда-сюда. Как робот.
Наблюдают за тем, как она выкатывает тележку на парковку. Как идет под косо летящим ледяным дождем.
Непонятно только, кто за ней наблюдает. Оценивает. Чей голос ее преследует.
Что вас заставляет поступать так глупо? Вы что, не задумываетесь?
Вы сами себе противны? Но почему?
Ненавидя себя и причиняя себе боль, вы его не вернете.
Она с трудом вытаскивает из тележки бумажные пакеты с продуктами и перекладывает в багажник. Последний намокший пакет разрывается, и весь товар раскатывается по асфальту. О господи, Уайти, позволь мне умереть, если ты меня так любишь. Она нагибается под ледяным дождем и, испытывая чувство стыда, начинает все собирать: мандарины, бананы, йогурт, творог, небольшая буханка зернового хлеба, банки с супом. Каждый продукт – предмет жалости к себе. Должна выстоять, выжить. А чтобы выжить, надо что-то есть. Достойно жалости! Так продолжается нелепое вдовье существование – лента Мёбиуса, без начала и конца.
Лицо мокрое. Казалось бы, ничего нового. Но тут не разберешь, это слезы или дождь.
На кладбище она потерялась.
Начало зимы, ранние сумерки. Импульсивное желание непременно посетить могилу Уайти.
Скорей бы оказаться там. В тот день, когда опускали урну в землю, Джессалин плохо понимала происходящее.
Уайти не завещал развеять его прах в каком-нибудь романтическом месте вроде реки, озера или каньона. Так далеко не заглядывал, к тому же не относился к себе со всей серьезностью.
Чванство его всегда отвращало. Худшее, что он мог о ком-то сказать: Господи, до чего же самодовольный!
Он был за кремацию. Вместо традиционного погребения. Но в подробности не вдавался. Не будем больше об этом.
Проблема: указатель в крематории (временный) такой маленький и так похож на другие, что вдова совсем заплутала в сгущающихся сумерках. Семья заказала красивую гранитную надгробную плиту подобающих размеров с благородно высеченными словами:
Любимый муж и отец
Джон Эрл Маккларен
Но сейчас эта плита находится в гранитной мастерской. А пока вдова высматривает указатель, казавшийся ей раза в три больше, чем на самом деле. Неудивительно, что она никак не может его найти. Ее ноги в непрактичных туфельках проваливаются в рыхлую почву. Ее ноздри сжимаются от запахов прелой, гниющей листвы. Какая безнадега. Участь вдов: искать то, что исчезло, чего тут уже нет.
Старается не паниковать. Как она могла сбиться с дороги!
На Джессалин Маккларен это не похоже. Она из тех, кто знает маршрут, записывает адрес, понимает, где и когда парковаться. Она точно знает, что указатель где-то рядом.
Холмик, покрытый скользкой травой и грязью, которая своим видом и запахом напоминает отбросы.
Она решила спуститься с него, дабы сократить путь к дорожке, посыпанной гравием. Вдруг подвернула лодыжку и рухнула в грязь.
Плачет, лежа в холодной грязи.
Уайти, забери меня к себе! Сил больше нет.
Какой-то посетитель, уже покидавший кладбище, ее заметил. Может, остановился, чтобы понять, кто упал – пьяная женщина или просто неловкая, и теперь, несчастная, валяется в грязи, в таком неприглядном виде. Так она будет думать позже.
Но он не ушел, а приблизился и галантно помог ей подняться на ноги. Неожиданный физический контакт с незнакомым человеком… для Джессалин все равно что солнечное затмение.
Такое облегчение. Он не знает ее, она его.
– Вот, возьмите…
Галантный незнакомец протягивает ей салфетки. Он тактично стоит поодаль, пока она стирает грязь.
Сквозь слезы ей удается рассмотреть: уже немолодой мужчина со смуглым морщинистым лицом, добрыми глазами и висячими усами, напоминающими мочалку. На нем твидовый пиджак с кожаными налокотниками, а на голове ковбойская шляпа. Высокий, угловатый, настороже: вдруг она снова упадет и ему придется тащить ее к выходу.
Он спрашивает, в порядке ли она. Манера обращения на удивление церемонная: мэм.
Думает, что дама заголосит? Он ее опасается?
Испытывая смущение, она заверяет усатого джентльмена, что с ней все в порядке, просто немного испачкалась.
– Вообще-то, я заблудилась.
– Заблудились?
– Ну то есть… не могу найти могилу.
Хмыкает от растерянности.
Он глядит на нее с жалостью. Как можно заблудиться на таком маленьком кладбище?
Вежливо спрашивает, какую могилу она ищет.
– Джона Эрла Маккларена.
Вот и произнесла полное имя вслух.
Кажется, усатый не понял, насколько важное признание она сделала. И что перед ним стоит вдова.
И сама фамилия Маккларен, похоже, ни о чем ему не говорит.
– Что ж, дорогая, попробуем вам помочь.
Дорогая. Обычное слово показалось ей лаской, неожиданной и (пожалуй) приятной.
Ощущение как у собаки, которая ждала пинка в бок, а вместо этого ее погладили.
Усатый мужчина достает из рюкзака фонарик. Толщиной с карандаш, а мощность – будь здоров.
– И как выглядит могильный памятник?
– Да какой там памятник, – извиняется Джессалин, – обычный временный указатель, каких здесь много. Их ставит представитель похоронного бюро… или крематория. – Она осеклась. Последнее слово прозвучало лишним в таком месте, да еще перед мужчиной в ковбойской шляпе.
Тронут ли он ее сбивчивым тоном, ее рассеянностью, кое-как маскирующими глубочайшее отчаяние? Или его забавляют изгвазданная модная одежда, черное кашемировое пальто, неуместные на кладбище в такую погоду кожаные туфельки?
Конечно, он догадался, что перед ним вдова. Это, можно сказать, ее сущность.
Освещая лазерным лучом фонарика кочки под ногами, незнакомец ведет Джессалин между рядов могил. Некоторые указатели такие старые, что заросли мхом, а даты на них возвращают к восьмидесятым годам девятнадцатого века. Джессалин старается не отставать от усатого. Он выше ее на несколько дюймов, выше Уайти. Из-под лихо заломленной ковбойской шляпы выбиваются серебристо-седые волосы, такие же длинные, как у Вирджила. Интересно, знаком ли он с ее сыном. (На фамилию Маккларен он никак не отреагировал.
