- Ну, мила моя, отчудила. Табажору самолучшую посуду выставила. Которым местом думаешь? Чтоб на три раза всё выварила и вычистила!
- Ты про замужество-то обмолвился или всурьёз? – не слушая его воркотню, спросила Шура.
- Будь надёжна, осенью выдам.
- Надёжна, а сам жаловался Сазонову, что Ефим из подчинения вышел.
- Сазонов для того и поставлен, чтобы жалобны выслушивать. Без их какая работа! Пивни-ка! – налив до краёв чайный стакан, подал Шуре. Она трясла головой, кашляла, но пила.
- Зелье девка! – похвалил Дугин, снова наполняя стакан. – Вся в нашу породу. Ну-ка, ишо разок!
- Больше не буду! – отказалась Шура, приметив змеиный, завораживающий взгляд Дугина.
«Экая дура!» – подумал Дугин, целуя племянницу в щёку. Поцелуй был не родственный, алчный, пахнущий брагой и ладаном.
- В твои ли годы? – усмехнулась Шура и, оттолкнув его, выбежала.
«Право, дура!» – снова повторил про себя Дугин.
Войдя в горенку, сердито грохнул дверью и сел на лежанку.
Глухо звенькнула висячая лампадка, стукнув в чело скорбящую богоматерь.
Глава 23
«Очень уж прав он, – шагая в конюховку, думал Варлам про Дугина. – Слишком прав...»
Сам не зная почему, он не верил этому во всём правому человеку. А в чём-либо обвинить его не имел основания.
«Людей-то я, выходит, не знаю», – подытожил свои сомнения Варлам.
В конюховке, как и обычно, резались в карты и лото, хотя главный картёжник Митя Прошихин был на отсидке и пока ещё не подавал о себе вестей.
- Тускло тут у вас.
- Закури – приглядишься... – засмеялся кто-то.
- Подсаживайтесь ближе. Совещаться будем.
- Всех касается аль одних активистов? – переставая греметь фишками, спросил Панкратов, широкий большеротый мужик.
- Всех, кому картёжничать надоело... Отдохните! Готовы всё Заярье проиграть...
- Его даром никто не возьмёт.
Поджидая, пока стихнет гул, Сазонов курил, выпуская синеватые кольца дыма, и ворошил колоду потрёпанных карт, кому-то оставшихся в наследство от Прошихина.
Тишина установилась скоро.
Совещание в конюховке – событие чрезвычайное.
Все ждали с молчаливым любопытством...
- Не томи! Терпежу нету, – торопил пегобородый рябой мужик. – Речь давай!
- Речи не будет, Исай Григорьевич. Я советоваться пришёл. Ну, а кому не терпится, играйте.
- И так уж доигрались... Хоть караул кричи, – невесело усмехнулся Евтропий.
- Не надоело в конюховке? – спросил Сазонов.
- Давай денег на клуб, туда перейдём, – подхватил Ефим. Сазонову это и было нужно.
- Были бы – дал. Да ведь я не купец.
- Тогда не толки воду в ступе.
- Давайте вместе помозгуем... Я прикидывал, клуб есть из чего строить... Если вы поддержите...
- А нам всё едино! – безразлично мотнул пегой бородой Исай. – Повесь на конюховку табличку – вот те и клуб будет... Что там, что здесь – одно паскудство и сквернословие... Ни креста, ни молитвы не знают...
- Ну, за молитвой ты к Дугину ходи, – нахмурился Евтропий. – А здесь твоему богу не место. Дак из чего строить надумал, Варлам? Или, может, и правда табличку на конюховку прибить?
- Это уж как вы решите. Но можно и без таблички обойтись... В сельсовете пристрой пустует – раз, фатеевская баня – два, свой амбар отдам – три... Вот и наберётся. Кирпич и стекло купим. Дадите денег, правление?
- Мне не жалко. Как и другие.
- Я и с другими говорил.
- Втихомолку решил за всех, а теперь советоваться пришёл, – рассмеялся Евтропий, но, заметив, что председатель нахмурился, посерьёзнел. – Мысли твои верные. Давно пора. Да токо не в клубе дело.
- Не сразу Москва строилась...
- Ну ладно, строить есть из чего. А кто плотничать будет? Со стороны помалу не берут...
- А мы разве не мужики?
- Управимся.
Молодёжь, на которую рассчитывал Сазонов, помалкивала. Видно, не проняло.
- Что приуныли? Если затея не по нутру – говорите.
- Затея-то по нутру, да ведь ко клубу надо и читальню, и игры всякие... – задумчиво проговорил Ефим.
- В читальню пока свои книги отдам,
