если никого не подберете, это не страшно. И вообще, одного администратора, по-моему, вполне достаточно.
– Я не хочу выглядеть эксплуататором, – возразила начальница. – Пока ищем сменщицу, ваша сверхурочная работа будет оплачена по двойному тарифу.
Трижды в салон заходили девушки, искавшие место. Фиби распознавала их по напряженному голодному взгляду, в котором сквозило отчаяние. Достаточно подготовленные, они бы легко справились с работой администратора, но Фиби, извинившись, всякий раз говорила, что сотрудники не требуются.
– Оставьте ваше резюме, я с вами свяжусь, если откроется вакансия. А сейчас попрошу вас уйти. Не обижайтесь, но наши изысканные клиенты не любят, когда в салоне посторонние.
По двенадцать часов семь дней в неделю Фиби отвечала на звонки, приветствовала клиентов, устанавливала их очередность, подавала ожидающим гостям чай с лемонграссом и удостоверялась, что массажные и косметические кабинеты в надлежащем порядке. Она ежедневно напоминала массажисткам о важности профессиональной этики, особенно в отношении клиентов-мужчин и уж тем более японцев и европейцев, которые могут неверно истолковать предлагаемые услуги. Однажды Фиби заметила, как американец, расплачиваясь, украдкой сунул массажистке свою визитную карточку. Следующим утром на летучке она с большим удовольствием объявила: за нарушение главной заповеди девушка уволена, пусть это послужит уроком другим. «Фиби настоящий профессионал, вылитый управляющий, – говорили все вокруг. – Наверняка ее скоро повысят».
Должность администратора позволяла пользоваться услугами салона, дабы выглядеть впечатляюще и безукоризненно. В изящной форменной блузке из черного шелка, скроенной в восточноазиатском стиле – приталенная, с напуском на бедра, – Фиби смотрелась классно. По совету управляющей салона она изменила прическу и теперь собирала волосы в крупный узел на манер сингапурских стюардесс. Порой, уловив отражение элегантной особы в зеркале во всю стену холла, она изумленно понимала, что видит себя, Фиби Чэнь Айпин. В мягком свете направленных ламп и свечей она была плоть от плоти окружающего ее мира красоты.
Когда управляющая позвала фотографа для съемки салона и персонала, Фиби попросила сделать несколько своих снимков в униформе. Она просто обомлела от изумления и радости, увидев, на что способна профессиональная камера в руках того, кто знает толк в композиции. Новые фото Фиби разместила на своих страницах сайтов знакомств, убрав сделанные Яньянь снимки, для которых недавно позировала на берегу Сучжоу Крик. Прежние фотографии теперь казались любительскими – вымученная улыбка, слишком откровенный наряд, а вот новые представляли ее стильной и романтической женщиной, которая в самом скором времени найдет себе правильного мужчину.
Однако из-за непрерывной работы она гораздо реже заглядывала в интернет. И потом, в реальной жизни, как сказала начальница, все выглядит лучше. Но проблема была в том, что жизнь эта не оставляла возможности встречи с мужчиной живьем. Каждый день в салон приходили мужчины, зачастую богатые и красивые. Однако Фиби, требуя профессионализма от персонала, понимала, что личный пример – лучший способ достичь результата (в автобусе по пути на работу она постоянно читала книжки, из которых черпала много полезных советов – скажем, ради быстрого продвижения по карьерной лестнице следует исполнять задания сверх своих должностных обязанностей. Веди себя как босс и скоро им станешь). Фиби запрещала себе любое сближение с клиентами, хотя не прошло и двух месяцев, как в салоне появились завсегдатаи, привлеченные ее обаянием и прекрасным обслуживанием. Например, один мужчина, забиравший жену после еженедельного массажа, всегда приезжал немного раньше и, сидя в кресле, наблюдал за Фиби. Он делал вид, будто читает журнал, но Фиби знала, что мужчина любуется ее элегантной хрупкостью, подчеркнутой изящным черным нарядом. Подавая ему чашку чая, Фиби одаривала его лишь вежливой улыбкой, не поощрявшей к дальнейшим шагам.
Дважды в неделю приходил тайванец – на балийский массаж с обертыванием водорослями и шанхайский педикюр [45]. Заполняя его формуляр, Фиби узнала, что ему всего двадцать шесть лет, но он всегда был одет в дизайнерские костюмы с иголочки и всякий раз заводил оживленную беседу, порой отпуская дерзкие шутки. Глядя на прекрасный цвет его гладкого лица, Фиби призналась себе, что с первой минуты подумала: из этого мужчины вышел бы чудесный супруг. Однажды он явился с приятелем, очень похожим на него местным парнем, беспрестанно смеявшимся и шутившим на шанхайском диалекте, пока мастер ногтевого сервиса трудилась над его другом. Время от времени он поглаживал руку тайванца, матово сияющую после маникюра. Подавая терминал для оплаты кредитной картой, Фиби отвернулась, чтобы не видеть, как эти двое трогают друг друга. «Фиби втюрилась в педика, но его дружок гораздо женственнее, чем она!» – дразнили массажистки.
Все девушки были единодушны в том, что в городе с двадцатимиллионным населением совершенно невозможно найти себе мужчину. Приехав с разных концов Китая за богатством и спутником жизни, они уже почти уверились, что дело это безнадежное. Только и оставалось, что, сосредоточившись на работе, отправлять деньги в деревню родителям, чтобы те построили хороший дом, который привлечет хорошего парня, и тогда они вернутся домой и каждая выйдет за крестьянского сына-увальня, никогда не выезжавшего за пределы провинции и даже не бывавшего в ее главном городе. Видно, придется похерить мечту о браке с успешным врачом или банкиром. Приключение продлится несколько лет, а потом они постареют и поедут домой. Выход в тираж – жупел, с отрочества до юности сопровождавший их увлекательную жизненную гонку, и они не хотели превратиться в тридцатипятилетних незамужних, одиноких, бездетных женщин, насмотревшись на образованных, хорошо одетых шанхаек на хлебных должностях и все-таки нежеланных вековух. Кому это нужно? Они подзаработали, родители смогли купить холодильник и цветной телевизор, денег хватит даже на пристройку к дому и наем помощников для уборки урожая. Скоро они разъедутся по домам – в Анхой, Хунань, Сычуань и на промерзший северо-восток.
Слушая эти разговоры, Фиби думала: я-то домой не поеду. По крайней мере, в ближайшее время, а может, и никогда. И потом, куда возвращаться? Она представила свою мать, в одиночестве прозябавшую в городке на севере Малайзии, который год от года съеживался и все больше приходил в упадок. Там все было совсем иначе, нежели в китайских деревнях из рассказов девушек, – деревнях, что разрастались на деньги, заработанные в больших городах побережья, тогда как рисовые и пшеничные поля уменьшались, уступая место промзонам и высокотехнологичным фабрикам; деревни превращались в поселки, а поселки – в города, куда однажды девушки вернутся и выйдут замуж, что было несомненно, как смена времен года. Городок же, в котором выросла Фиби, будет все больше чахнуть и скоро вообще умрет. И мама ее, никогда из него не выезжавшая, тоже сгинет. Фиби сумела сбежать и назад не вернется.
До поздней ночи
