Чем больше замедлялся творческий процесс, чем труднее и напряженней становилось обдумывание, тем более необходимыми делались записные книжки. Пора Антоши Чехонте и время зрелого Чехова отличаются не только творческой атмосферой, тональностью, но и самим стилем работы.
«Не помню я ни одного своего рассказа, над которым я работал бы более суток», — признавался молодой писатель в письме Д. В. Григоровичу от 28 марта 1886 г.
«Больше думал, чем писал», — говорит он в письме к О. Л. Книппер от 5 сентября 1900 г. (речь шла о пьесе «Три сестры»).
За двумя этими высказываниями — два периода, глубоко разных по самому отношению писателя к работе.
Записные книжки Чехова относятся к его зрелым годам, когда писание стало почти синонимом медленного, напряженного и сосредоточенного обдумывания. Сопоставление черновых записей с окончательным текстом показывает: путь реализации замысла у Чехова не прямой, часто он проходит в форме преодоления, а иногда даже отрицания первоначальных наметок. Записные книжки открывают перед исследователем и читателем редкую возможность — проследить движение и развитие образов, их сложную, подчас глубоко противоречивую предысторию.
Известны творческие заветы Чехова, его требования художественной сдержанности и объективности: «… старайтесь быть холоднее — это дает чужому горю как бы фон, на котором оно вырисуется рельефнее. А то у Вас и герои плачут, и Вы вздыхаете. Да, будьте холодны» (Л. А. Авиловой, 9 марта 1892 г.); «Чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление» (ей же, 29 апреля 1892 г.). Записные книжки много дают для понимания не только истории отдельных произведений, но и самой творческой атмосферы литературного труда — ясной, строгой, суровой. Общий тон записей ровен, лишен непосредственно личной окрашенности, каких бы то ни было обращений автора к самому себе.
Записи предельно кратки, лаконичны. Чехов редко заносит в книжку куски готового текста — он пользуется скупыми заметками, мгновенными очерками, деталями, за которыми предощущается образ, характер. Творческая заметка несет гораздо больше, чем она непосредственно означает, — это своеобразный сгусток, которому предстоит развернуться, развиться, соединившись с целостной структурой произведения.
Творческая лаборатория Чехова поражает своей точностью, она хорошо налажена. Автор внимательно следит за осуществлением замыслов, на учете каждая заметка, ни одна не может затеряться. Вычеркивая использованные заметки и перенося неосуществленные в IV записную книжку, он ясно знает, каким творческим запасом располагает.
Развитие Чехова-художника состояло еще и в том, что менялось соотношение между замыслами и литературной продукцией. Все больше накапливалось сюжетов, идей, творческих наметок, планов, и все меньше выходило готового текста из-под пера.
Особенно настойчиво говорит Чехов о «скоплении сюжетов» в письмах последних лет: «Ах, какая масса сюжетов в моей голове» (к О. Л. Книппер, 23 января 1903 г.); «Сюжетов накопилось тьма-тьмущая» (В. А. Гольцеву, 26 января 1903 г.).
Публикация IV записной книжки дает возможность наглядно представить последние замыслы писателя, уходившего из жизни в полном расцвете творческих сил и возможностей. Многие секреты своей работы он унес с собой. Именно потому, что цикл рождения рассказа, повести, пьесы — от первых записей до окончательного текста — с годами у Чехова все больше увеличивался, процесс работы замедлялся, — особенно трудно судить, в каком отношении находятся нереализованные заметки к будущим произведениям.
И вообще прикрепление черновой заметки к тому или иному произведению требует большой осторожности. Некоторые записи идут как бы в одном потоке набросков, к определенному рассказу или повести, но так и остаются за пределами окончательного текста. Прикреплять их к данному произведению только на основании тематической общности или логических связей — опасно.
Следует учитывать также, что материалы, связанные с одним произведением, порою переходили в другие. Так, например, спирит — вначале действующее лицо повести «Три года» (I, 28, 2; I, 29, 4; I, 33, 2) затем переходит в рассказ «Ариадна» (брат героини). Заметка — «Локидин кутил и много ухаживал, но это не мешало ему быть прекрасным акушером» (I, 37, 7) — как будто предназначена для пьесы «Чайка»: в Локидине угадываются черты доктора Дорна. Однако судя по месту этой заметки, она могла быть связана с работой над повестью «Три года» (подробнее см. в примечаниях*).
Заметка «Имение скоро пойдет с молотка, бедность, а лакеи все еще одеты шутами» (II, 46, 2, затем I, 73, 5) возникает в работе над рассказом «У знакомых»; но в ней уже предощущается идейно-образный мотив «Вишневого сада». Не случайно Чехов, закончив работу над рассказом «У знакомых», перенес эту заметку, как неосуществленную, в IV записную книжку.
Чеховские записные книжки — не застывший свод записей. Внимательное чтение позволяет уловить их скрытую динамику, движение, развитие и трансформацию записей. Все это имеет неоценимое значение для понимания процесса образного мышления писателя.
Первые наброски бывают у Чехова весьма различными: иногда записываются отдельные детали, очевидно, уже соотнесенные друг с другом в воображении автора. Иногда он делает набросок, в котором как бы конспективно намечается, схватывается все произведение, развитие сюжета, самые характерные, опорные фразы, финал (см. такого рода наброски к произведениям: «Анна на шее», «Душечка», «Крыжовник», «На подводе», «Случай из практики», «О любви», «Ионыч», «Человек в футляре, «Архиерей»). Однако почти всегда заметка — частность или «конспективный» набросок — остается образной. Чехов не пользуется планами, оглавлениями, логическим перечислением эпизодов. Сюжет произведения — если судить по записям — развивается в его сознании не как цепь событий, но как движение образов, характерных деталей, примет быта и т. д. Развитие интриги, последовательность событий специально в набросках не выделяется.
Постепенно записные книжки становятся неотъемлемой составной частью писательской работы Чехова. В воспоминаниях современников много говорится о том, как сам он показывал знакомым литераторам книжку (чаще всего не раскрывая), давал советы, как ее вести, какого рода записи вносить, напоминал, что художник должен трудиться постоянно.
Он любил повторять, что если человек не работает, не живет постоянно в художественной атмосфере, то, будь он хоть Соломон премудрый, все будет чувствовать себя пустым, бездарным, — вспоминал И. А. Бунин. — Иногда вынимал из стола свою записную книжку и, подняв лицо и блестя стеклами пенснэ, мотал ею в воздухе:
— Ровно сто сюжетов! Да-с, милсдарь! Не вам, молодым, чета! Работник! Хотите, парочку продам?» (И. А. Бунин. Чехов. — Чехов в воспоминаниях, стр. 526). Бунин приводит высказывания Чехова, которые перекликаются с его записями (ЛН, т. 68, стр. 670).
О том, какое место занимали записные книжки в работе Чехова, говорят в воспоминаниях А. И. Куприн (Чехов в воспоминаниях, стр. 557, 564), Т. Л. Щепкина-Куперник (тот же сборник, первое издание, М., 1947, стр. 215), А. Федоров («Памяти Чехова», М., 1906, стр. 170), Петр Нилус («Речь», 1914, № 177, 2 июля), М. Дроздова («Новый мир», 1954, № 7, стр. 212).
Особая стадия — после заметок в записных книжках — записи и наброски на отдельных листах. Такого рода наброски к повестям «Три года», «Мужики», к рассказу «Бабье царство», к пьесе «Три сестры» делаются, очевидно, в тот момент, когда произведение уже полностью овладело мыслью автора. Отсюда — бо́льшая сосредоточенность и целенаправленность заметок, связанных друг с другом тесней и непосредственней, чем в записных книжках, где они разделены временем, перемешаны с другими записями.
Можно предположить, что большая часть заметок на отдельных листах не сохранилась — Чехов их уничтожал вместе с черновой рукописью после того, как переписывал текст набело (см. в письме к О. Л. Книппер от 3 ноября 1903 г. о «Вишневом саде»: «… пьеса у тебя; ведь это единственный экземпляр, смотри не потеряй, а то выйдет очень смешно. Черновые листы я уже сжег»).
Таким образом, записные книжки — часть большого творческого цикла: записи в книжке — заметки на отдельных листах — черновая рукопись — беловая рукопись — верстка и печатный текст — его правка для последующих изданий. В редких случаях сохранялись все или почти все звенья этого цикла (в преимущественном положении оказался, например, рассказ «Невеста» — смерть писателя помешала уничтожить рукописи).
Первые публикации записных книжек Чехова и заметок на отдельных листах были сделаны лишь спустя 10 лет после его смерти.
В 1914 г. вышел юбилейный сборник под редакцией сестры писателя М. П. Чеховой (Слово, сб. 2). Второй раздел книги состоит из двух частей: «Темы, мысли, заметки, отрывки» — там были опубликованы записи Чехова на отдельных листах; и — «Из записной книжки»: творческие заметки из I записной книжки, представленные выборочно.
