собак, а я не дышу, ожидая, когда под тобой начнет шуршать клеенка, раскрашивая шаги. Почему думаю о смерти, когда двигаешься, не поднимая глаз. Почему? Почему кажется, будто во мне назревает тот самый цинизм смерти. Чувство, которое отстегивает разум от надежды, бросает в комнату с цирковыми тиграми. И хочется хохотать, злостно дурачиться, прыгать на железные прутья клетки и клацать зубами, ловя взгляды зрителей.
Агрессивная обидчивая смерть – самая безболезненная. Но холоднее и бездоннее нее только вечная жизнь. Ты на меня не смотришь. Ты проходишь мимо. Горбишься и молчишь. Убирайся – значит забирай даже свои следы.
Мысль о том, что мне ничего не останется, калечит роговицу и сводит зубы в сильном столкновении. Руки чешутся, прыгает температура. Я начинаю злиться. Он начинает. Мы начинаем.
Я почти знаю, что это второй этап – мост между. Почти могу признать, что неосознанно готов вызвать Ури, чтобы не смотреть тебе в спину и не слышать, как закроется за тобой дверь. Полностью осознаю, что внутри меня есть яркое шумное стремление ударить тебя в спину, а после прижаться к ней всем собой и так застыть. Очередной скульптурой, чтобы какой-нибудь купец подарил ее Бостону и лет через сто кто-то рассказал нашу историю.
Не о любви, Чоннэ. Оставим это Ацису с Галатеей.
Наша будет про невезение. Иными словами, про несчастливое стечение обстоятельств. А ты ведь знаешь, что несчастье – первая персона нон грата в длинном списке людской жизни?
Я думаю о невезении очень часто.
О тех, кому не повезло упасть друг от друга слишком далеко. А потом им пришлось идти, дойти, искать, найти. Обнаружить: пока полз, пара умерла. Или заболела. Или с ума сошла. Да что угодно. Кто от такого застрахован?
Ты не один. Это радует, правда? А потом не радует. Потому что такая ли это радость – найти свое, если это свое здесь стало диким, истерзанным, искалеченным, слепым, инвалидным, умалишенным или слабоумным?
Любовь – это не уходить из чувства морали? Оставаться, потому что так правильно? Это что – нравственность, мораль, долг? А если любить значит отпускать, тогда что это все значит?!
Если души вечные, если они бывают парные, как они потом извиняются, когда сливаются вместе выше стратосферы после смерти? Как прощают друг другу земные издержки? А ведь, выходит, прощают…
Я вот тебя гоню, чтобы не обрекать, не дирижировать оркестром нравственности и псевдолюбви; ты вот уйдешь, конечно, в конце-то концов, найдешь себе кого-то другого, влюбишься, вцепишься, сердце отдашь и вверишь. Будешь о ком-то заботиться, на ком-то оставлять отпечатки, заставлять кричать от удовольствия; а потом мы умрем, конечно, каждый в своей точке координат, затем встретимся уже там, в одной и той же, воссоединимся и сплетемся.
И, получается, я тебя прощу за всех, кого ты мне предпочел здесь. Отнесусь с пониманием. Потому что, едва мы становимся людьми, в приоритете каким-то образом оказываются возможность жить лучше и облик так называемого человеческого счастья. Считается, что от него, этого облика счастья, люди с раздвоением личности или раком несколько дальше, чем остальные. Потому если я твой, а ты мой, это действительно правильно – пожертвовать нашими нерушимыми узами в пользу качества твоей жизни и шкалы твоего счастья?
Да, наверное. Да, наверное, я и впрямь прощу тебя, когда умру. Просто приклеюсь к тебе, как обычно, прижмусь близко-близко, и, если нас забросить в разные точки, по закону квантовой запутанности мы постоянно будем отражать друг друга и упрямо доказывать всем, что неразрывно связаны. Как всегда. Как ни в чем не бывало. Как в вечном зеркале, где я вижу тебя, а ты – меня.
Но пока я все еще тут, как быть с жалким чувством ревности? С желанием забрать тебя с собой в мир восковых фигур. Чтобы никому не доставался. Как быть с тем, что это чертовски тяжело – взывать к морали и привязывать к себе такое чудо, каким оказался ты, Чон Чоннэ!
Я же умолял небо, просил никогда не сводить меня с тем, с кем я сюда свалился! Я же заверял себя! Трещал в собственной голове: мне, такому особенному, никто никогда не подойдет! Удобно и правильно.
Это было правильно!
Разве важно, что, прикрываясь сверхъестественной природой, так я попросту подавлял всего одну истину:
это я сам не подойду никому!
Как быть с тем, что я все-таки встретил того единственного человека, кому до жжения в груди хочется подходить! Хочется так, что сводит живот! Сжимаются кулаки, клетки, узлы и чертовы сосуды головного мозга, потому что от желания страшно болит голова. Бьет по вискам краткими импульсами, как если бы внутри черепа были встроены струны и кто-то посередине пытался натянуть на них пулю подобно рогатке и пустить мне в лоб изнутри.
Знаешь, о чем я думал эти месяцы, наблюдая за тобой со стороны?
Я мечтал! Быть другим. Потому что будь я другим… будь я крепче здоровьем и нутром, при других плодах моего детства, грызся бы за тебя со всеми! Вырывал из лап тигров и кусал каждое запястье, желающее тебя погладить! Окажись я волевым и выносливым физически, хохотал бы бесстрашно перед любыми соперниками! Достанься мне больше мужества и трезвости мысли, подошел бы к тебе еще тогда на кухне, развернул бы к себе и сказал:
Привет. Ты останешься со мной навечно?
Я бы в каждой жизни подходил. Разворачивал к себе и задавал этот единственный вопрос.
مرحبًا. هل ستبقى معي إلى الأبد؟
Hola. ¿Te quedarás conmigo para siempre?
Hej. Stannar du hos mig för alltid?
Ciao. Rimarrai con me per sempre?
Привет. Ты останешься со мной навечно?
こんにちは。 ずっと私と一緒にいてくれませんか？
Hi. Will you stay with me forever?
안녕하세요. 영원히 나와 함께 있어줄래?
Только я слабый. Здоровьем, нутром, телом. Во мне совсем немного мужества, и мало кто сочтет мой ум достаточно трезвым. Поэтому я сливаю игру в твою пользу.
Иди, влюбись в кого-нибудь другого и будь счастлив с наименьшим количеством заморочек. Я же все равно прощу тебя, когда все это закончится? Да? После смерти…
Но, покуда я жив, мне это претит. Я себя всегда спрашиваю: если мы – души, насколько важны тела? Если тела важнее, зачем нам души? И, знаешь… если ради достойной жизни в теле одна душа свою вторую душу готова отдать третьей, а та спокойно принять замену, я не хочу быть душой вообще. Для меня твои шаги по клеенке имеют куда больше значения, и дело даже
