Нужно согреться, но в отель не хотелось.
В номере всегда повторялся один и тот же сценарий. Сигарета на балконе с видом на Мойку, виски из холодильника, колбаса из «Перекрестка» и концерты «Mad Season» на «YouTube». Кроме бармена и девушек на ресепшене отеля, Кирилл ни с кем не разговаривал. Но сейчас хотелось услышать собственный голос. Последний раз он слышал себя вчера, но тогда он был пьяным. А сейчас нет.
Кирилл посмотрел по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, сказал сначала тихо: «Привет». Потом, прокашлявшись и сморкнувшись прямо на асфальт, повторял это слово, пока не узнал собственный голос.
Тогда Кирилл свернул на совсем пустую улицу и уже полноценно заговорил сам с собой. Рассказал о том, как приятно гулять одному по влажному городу, правда, холодно. Вот бы горячего чаю. Рассказал, что ему нравится идти, просто идти прямо. Не читать названия улиц, не заглядывать в карты. Садиться в автобус и ехать до конечной. Переходить на соседнюю улицу через заблеванные дворы домов без окон.
Вдоволь наговорившись, Кирилл свернул в сторону отеля и побежал, снова по мосту и тихому проспекту.
Через пятнадцать минут он лежал под одеялом и не чувствовал ног. Большой палец, бледный, будто перебинтованный, увеличился в полтора раза. Зуд не давал уснуть. Наутро, когда палец покраснел и перестал беспокоить, Кирилл получил сообщение от Сережи — приедет завтра в одиннадцать.
Дружба прошла очередную проверку на прочность. Ночные разговоры по телефону: один в опустевшем баре, другой на кухне квартиры. Оба курили и делали длинные паузы.
Кирилл позвонил администратору и забронировал для Сережи номер. Ни головной боли, ни слабости, ни срочных позывов к дефекации.
На вокзал Кирилл приехал трезвым. Прихрамывая, встретил друга. Они два раза покурили в толпе и сели в такси.
— У отца еще не был? — спросил Сережа.
— Нет, — сказал Кирилл. — Заедем в отель, а потом к нему.
Сережа рассказывал о работе, показывал фотографии объектов, а Кирилл только кивал. Вдоль Невского проспекта бежали спортсмены в черных трико. В его отсутствие горничная навела в номере порядок и положила блистер с аспирином на тумбочку.
Кирилл взял в руки книгу, которую купил на вокзале, пока ждал поезд, и открыл на двадцатой странице.
Через час, когда Сережа принял душ и переоделся, они встретились в лобби. До кладбища решили пойти пешком. Заросшие травой надгробия с покосившимися крестами, заржавевшие заборы. Мысли о смерти выползали наружу, и Кирилл пожалел, что пришел сюда трезвым. Руки тряслись, он убрал их в карманы.
Два подростка у могилы Густава Фаберже шутили про яйца: «Вот здесь хранятся яйца Фаберже».
Высокие деревья закрывали солнце. Удивительно тихо.
Сережа остановился, взял Кирилла за локоть. Прямо перед ним оказалось мраморное надгробие с фотографией его отца. Утоптанный клочок земли, свежие гвоздики, надкусанная вафля. Кирилл поднял ее и посмотрел на фотографию.
Отца не стало три года назад. О факте смерти Кирилл узнал от мамы, тогда они разговаривали по телефону в последний раз, но долго не мог решиться приехать на кладбище.
У соседней могилы лежал еще свежий кусок хлеба и стояла полупустая бутылка водки. Пластиковые цветы как символ бессмысленности жизни. «Любим и помним. Господи, упокой душу. Из жизни ты ушел мгновенно, а боль осталась навсегда». На заднем фоне мраморных надгробий слишком жизнерадостно разросся папоротник.
Кирилл закурил и натянул на голову шапку. Уже стемнело, когда они вышли на дорогу и так же пешком пошли в сторону отеля.
— Как Вероника? — спросил Кирилл, проходя по мосту через речку.
— Была у нас недавно, — ответил Сережа. — Спрашивала про тебя.
— Я позвоню ей, как только закончу тут одно дело.
— Бросишь пить?
— Да, — серьезно ответил Кирилл и остановился, чувствуя слабость. — Не хочу как отец. И как мама тоже. Это все трусость, страх перед ответственностью. Я ведь всю жизнь решался на то, чтобы встретиться с ним. По-мужски поговорить. Но все ждал, тянул время. И хуево не от того, что он умер, а от того, что я так и не решился.
Сережа кивнул и достал сигареты. Ему недоставало умения выражать мысли словами, и он просто похлопал друга по плечу. Этого было достаточно.
— Давай купим пончиков? — спросил Кирилл и свернул налево. — А потом я расскажу тебе про клинику, куда ты отвезешь меня завтра утром.
Восемь пончиков и горячий чай со сгущенкой. Они долго сидели на лавочке с надписью «Осторожно, окрашено» и смеялись, вспоминая детство в Тюмени. Маленькие квартиры, журчащие унитазы, исписанные стены подъездов, ржавые турники, бабушек у подъезда, мятные ранетки, волчью ягоду и гаражи, с крыш которых они прыгали в сугробы.
В номере Кирилл позвонил Наталье. Вопрос о том, чтобы вернуть его права, она уладила. Не говоря уже о деньгах, которые Наталья заплатила за его пьяную дурость, она стала тем человеком, который не бросил Кирилла и не отказался от него.
Выслушав благодарности, она положила трубку и улыбнулась. Значит, план сработал. Она заплатит и за его лечение, а дети подарят ей внуков.
Наталья надела очки, открыла банковское приложение на телефоне и проверила счет. Нужно отправить Кириллу четыреста тысяч.
Щурясь в экран, она не могла понять, почему операцию отклоняют. Оказалось — недостаточно средств. Игорь вчера несколько раз сказал, что глупо тратить свои сбережения на Кирилла. Но она даже представить не могла, что муж способен заморозить ее банковский счет.
На экране высветилось сообщение от подруги, а из-за стены раздался грохот. Новые соседи, молодая бездетная пара, вторую неделю устраивали вакханалии. И без того невыносимая головная боль ударила в виски. Накинув сверху ночной рубашки халат, Наталья вышла в подъезд.
Выплеснуть злость на соседей было не такой уж плохой идеей. Не дожидаясь, пока откроют дверь, Наталья вошла в квартиру. Музыка заглушила «Простите, я ваша соседка». Приходилось идти на звук вдоль прокуренного коридора. Навстречу выбежала маленькая белая собачка с нелепым хвостиком на макушке. Она звонко затявкала и потерлась о Натальину ногу.
— Господи, какая прелесть! Надо завести собачку, — сказала Наталья, когда навстречу ей вышел высокий мужчина с банкой пива в руке.
— Простите, а вы к кому? — поинтересовался он.
Наталья улыбнулась, придерживая полы халата.
— Наталья Олеговна, из пятьдесят второй квартиры. Зашла попросить вас сделать музыку тише. Ведь никому не хочется скандалов в присутствии консьержа и охраны.
Мужчина кивнул и сказал:
— Понял вас, Наталья Олеговна, — он посмотрел на часы и присвистнул. — Как поздно! Я думал, восемь, ну девять! Может, хотите чего-нибудь выпить в знак перемирия?
Мужчина, который представился Антоном, налил ей бокал игристого и
