— микроинсульт. Полное исчезновением симптоматики случится в течение 3–4 недель. Но стоит учитывать возраст больного и факт перенесенного им хирургического вмешательства.
Когда врач произнес слово «пожилой», Игорь посмотрел на Тамару, но, похоже, она не расслышала.
Вероника поправила одеяло на кровати отца и с тоской посмотрела на него. Слова не находились, крутились на языке и застревали в горле.
Тамара осталась у Игоря. Через маленькое окно Вероника смотрела, как та наклоняется к отцу, целует его в лоб, приглаживает волосы. Мимо прошла пожилая женщина в цветастом халате, улыбнулась, обнимая себя за живот.
Больничный запах и шум проезжающих тележек с тарелками отрезвляли. Из соседней палаты раздался стон. Нужно позвонить маме, которая наверняка ничего не знает.
Вероника спустилась на улицу и присела на скамейку. Как же сложно справиться с чертовой зажигалкой, когда трясутся руки. Отец ничего не объяснил, приходилось додумывать самой, но сюжет распадался, история не складывалась. Как будто она стояла у доски в школе и пересказывала учителю фабулу книги, которую не читала.
Вспомнился последний ужин с родителями: равнодушие отца и мамины причитания. Она почувствовала себя виноватой, не нужно было тогда убегать.
Через пару минут Тамара молча присела рядом и помогла прикурить.
— Я так за него испугалась, — сказала она тихо.
— От твоего голоса меня тошнит, — ответила Вероника и встала. — Ты притворялась моей подружкой, чтобы заполучить поддержку. Чтобы я помогла тебе увести папу из семьи. Поэтому ты кивала, когда я жаловалась на маму. Ты показала мне лучшую версию себя, а я купилась. Дура, вот я дура. Постоянно наступаю на одни и те же грабли, в одних людях вижу только хорошее, в других — только плохое.
Подул ветер, и сигарета потухла. Вероника никак не могла осознать, что перед ней сидит любовница отца. В белом пальто и медицинской маске, спущенной на подбородок. Она отвернулась и стала смотреть, как из машины «Скорой помощи» выносят молодую девушку с капельницей в руке.
— Жаль, что все так вышло, — произнесла Тамара. — Жаль, что тебе приходится страдать, но давай хотя бы здесь не будем выяснять отношения. Главное, чтобы Игорь поправился, тогда мы вместе все обсудим. Я уверена, что три взрослых человека смогут понять друг друга. Но хочу, чтобы ты знала — я ничего от тебя не скрывала и сама сейчас сгораю от стыда.
Вероника посмотрела на Тамару и увидела ту же женщину, с которой ужинала и смеялась, пила вино и ходила в театр. Тогда она восхищалась романом подруги с женатым мужчиной и наслаждалась обрывками историй, которые ей доводилось слышать. В голову полезли мерзкие картинки отцовских измен.
Она бросила сигарету в урну и вызвала такси.
В машине Вероника позвонила Кириллу. Не было ни одного человека, способного поддержать ее. Только он; и он ответил.
Вероника рассказала про инсульт отца и про его любовницу, про переживания за маму и стресс на работе. Кирилл выслушивал молча, только изредка произнося «Бедная Вероничка».
Когда она спросила, почему он говорит так тихо, Кирилл ответил, что находится в реабилитационном центре, где пользоваться телефоном запрещено. А за этот разговор он будет расплачиваться мытьем полов всю ближайшую неделю.
Утром на работе Вероника поняла, как устала каждый день выслушивать претензии нового директора и оправдываться за получасовые опоздания. Список задач стал напоминать список пыток. Бродить по винтажным магазинам и выбирать декор для съемок — да, но собирать чеки и копии чеков, чтобы потом сверять их с бухгалтером и отчитываться за каждые двести рублей — нет.
На прошлой неделе ей звонил знакомый сценарист с престижного канала и предлагал прийти на собеседование. Крутой режиссер ищет художника по костюмам. Перспектива идти на собеседования, где ее могут не выбрать, пугала. Но еще сильнее пугал предстоящий разговор с мамой.
Весь ужас случившегося представился ей, когда она столкнулась с мамой на парковке. Наталья только вернулась с дачи и несла в руках охапку ромашек. Желтые кроксы на ногах, под ними синие носки. Спортивный костюм и кепка.
Пока Наталья мылась в душе, Вероника поставила чайник и достала из серванта две чайные пары. Открыла шкаф, где лежали сладости, — пустой. Исчезли все бутылки из бара и книги из стеллажа.
С чашкой чая в руках Вероника ходила по комнатам и не могла понять, почему они стали такими одинокими. Пол в кабинете отца был заставлен коробками, заклеенными скотчем. На диване лежала кучка бумаг и очки.
— Как я рада, что ты приехала, — сказала Наталья, отжимая полотенцем волосы. — Я ведь прихватила с дачи цветов и для тебя. Ты бы съездила туда со мной на выходные, какая же там красота!
— Мам, а где у тебя все конфеты?
— Нет больше конфет, — засмеялась Наталья, — худеть надо. Утром встала на весы, это ведь ужас! Шестьдесят семь килограмм! Я столько не весила, даже когда была беременна.
— Ну брось, ты к себе придираешься. Мам, у меня завтра ранняя съемка. Я хотела с тобой поговорить: у папы случился микроинсульт, он сейчас в больнице, — сказала Вероника и замолчала, чувствуя, как подкашиваются колени и темнеет в глазах.
Наталья отвернулась. Реальность искажалась, руки предательски тряслись. Она не была готова встретиться с дочерью, не понимала, что именно ей известно, и не знала, как себя вести. Вполне вероятно, Игорь притворился больным.
— А вот это уже не моя проблема, — сказала Наталья, стараясь придать голосу равнодушный тон. — Пусть его новая пассия с этим разбирается. Хотя жаль, придется переносить встречу с адвокатом. Он тебе не сказал? Я подала на развод.
Вероника потерла глаза. Зашумело в ушах. Слишком громко. Слишком близко.
Наталья потянулась рукой к лицу дочери и стерла кончиком ногтя помаду, растекшуюся по контуру.
Вероника оттолкнула ее руку и вскочила. До окна всего два метра — спрыгнуть и не слышать про развод.
— Ты знаешь? — прошептала Вероника.
— Ты у меня такая красавица, — сказала Наталья. — Такая молодая, умная, красивая! Когда-то и я была такой. А сейчас я старая и твоему папе больше не интересна. Вчера я узнала, что у него есть любовница. Галя видела их вместе в ресторане. Говорит, они целовались у всех на глазах и держались за руки. Господи, как же стыдно! Я хочу, чтобы ты знала: как только я это услышала, я сразу позвонила ему и сказала, что требую развода.
— Но ведь ты говорила, что главное в жизни женщины — это семья? Может, тебе стоило дать ему шанс все исправить, мама? Разве одна измена может разрушить семью? — спросила Вероника, растирая по лицу слезы.
— Я никогда
