новые версии:
— А почему ты захотела их помирить? И что меж ними произошло, интересно? Гришка намекнул, что якобы отец матери изменил… Но это ведь их семейное дело, ты тут при чем?
Наверное, она сейчас выглядела очень испуганно, как воришка, загнанный в угол. Наверное, надо было сурово прекратить этот допрос, прикрикнуть даже. Но сил на все это не оставалось, сидела как истукан, уставившись в одну точку. А потом вообще стало все равно — пусть будет что будет… Пусть Ксюша узнает, какая у нее мать. И посечет розгами. Пусть…
И даже не удивилась, когда услышала тихий Ксюшин голос, исполненный ужасом:
— Мам, честно скажи… Это ведь из-за тебя, да? Это ведь с тобой Гришкин отец Гришкиной маме изменил? Из-за тебя они разбежались?
Подняла на дочь глаза, ничего не ответила. Хотя ответить надо было, изобразить хоть какое-то возмущение. Почему, почему она промолчала? Зачем… Почему не получилось соврать, опровергнуть догадку?
Не получилось… Как не получалось у нее теперь жить по-прежнему. И оставалось только глядеть, как Ксюша медленно встает из-за стола, как выходит из кухни, унося с собой новое знание. Такое нехорошее знание о матери, такое подлое.
Впрочем, Ксюша скоро вернулась, неся в руках большую спортивную сумку. Не глядя на нее, проговорила твердо:
— Я у отца поживу, мам… Не теряй меня. Я там нужна, надо Марине с ребенком помочь…
— Ты уходишь от меня, доченька? Совсем уходишь, да?
Спросила так жалобно, будто котенок мяукнул. И сама удивилась, как это у нее получилось. И Ксюша тоже глянула удивленно, проговорила задумчиво, будто тщательно подыскивала нужные слова:
— Нет, мам, что ты… Как я могу… Ты же все равно моя мама, я тебя очень люблю. Просто мне так надо сейчас, пойми…
— Да, я понимаю, конечно же понимаю! Ты осуждаешь меня, да…
— Нет. Я не осуждаю. Разве я имею право тебя осуждать? Ты ж моя мама, что ты… Обещаю тебе, что никогда в жизни не возьмусь тебя осуждать. Ни тебя, ни папу… Я вас обоих люблю и всегда буду любить. А сейчас мне лучше уйти, мам, прости…
Она привстала было из-за стола, протягивая к дочери руки, но та остановила ее решительно:
— Не надо, мам, пожалуйста! Не сейчас… Дай мне лучше сейчас уйти. Пожалуйста…
Она еще долго сидела на кухне, когда за Ксюшей захлопнулась дверь. Потом встала, прошла в спальню, легла на кровать. И заплакала так, как никогда в жизни не плакала. Так, будто жизнь кончилась и утро уже не наступит. Кончилась жизнь, кончилась…
Но утро наступило, и довольно солнечное, и птицы за окном пели по-прежнему. И надо было вставать, идти на работу. Там ждет множество дел… За ними не спрячешься, конечно, саму себя не обманешь, но все-таки. Если не умерла этой ночью, значит, надо жить как-то. С трудом, с презрением к самой себе, с тоской, с депрессией, с душевным унынием. Вопреки…
Лера вошла в кабинет и увидела слегка растерянные лица сотрудниц, сразу догадалась, что наверняка только что говорили о ней. Наверное, о том, что она будто не в себе нынче, что ходит как в воду опущенная. А еще наверняка строили догадки, что с ней могло приключиться, и ни до чего не додумались, конечно же.
Но ей было все равно. Хоть бы и додумались. Хоть бы и узнали что-нибудь, ради бога. Все-таки женская натура весьма любопытна по природе, так и жаждет какой-нибудь провокационной информации! Ужасно хочется знать, почему начальница в такое уныние впала, черт побери!
Села за стол, уставилась в экран компьютера — якобы с интересом. Хотя ничего интересного там не было, всего лишь начатое исковое заявление по очередному арбитражному делу, да и то с ним можно не спешить… Или вообще Наташе задание дать, пусть старается.
Она даже глаз от экрана не оторвала, когда в дверь кабинета кто-то постучал осторожно. Краешком сознания удивилась — кто там такой вежливый? Вроде у них в фирме такие реверансы не приняты…
— Да-да, войдите! — звонко откликнулась Люся и замолчала, когда открылась дверь. И тут же спросила озадаченно: — Вы к кому? И по какому делу, простите?
— Мне нужна Валерия Николаевна Светлова… — тихо и почти вкрадчиво проговорил вошедший. — Могу я ее увидеть?
— Так вот же… — указала Люся в ее сторону, с любопытством рассматривая вошедшего.
А Лера никак не могла оторвать глаз от компьютера и посмотреть на него. Ступор случился вдруг, дыхание остановилось. Потому что поняла, кто это… Сразу поняла, как ни странно. Два года прошло, могла и забыть напрочь…
Но быстро пришла в себя, и даже удалось придать удивленную веселую тональность вопросу:
— Иван? Здравствуйте… Какими судьбами? Что вы здесь делаете, Иван?
Он улыбнулся так, будто они расстались только вчера. Подошел, сел на стул около ее стола, проговорил тихо:
— Не сердись, пожалуйста, ладно? Мне очень надо было тебя найти, Лера…
— Но как? Как ты меня нашел?
— Да очень просто. В сочинском арбитраже остались все данные представителей, участвовавших в деле.
— Ну да, я понимаю… И правда очень просто. Но ведь два года прошло…
Она видела, как напряженно слушают их разговор Наташа и Люся, как навострили ушки и сообразили старательно равнодушные лица. И замолчала выразительно, глядя в их сторону. До тех пор молчала, пока Наташа не произнесла довольно громко в сторону Люси:
— Пойдем к девочкам в бухгалтерию. Кофе попьем! Пойдем, пойдем…
Люся нехотя поднялась, еще раз глянула на Ивана с любопытством. Наташа ухватила ее под руку, почти силой утащила из кабинета. Иван проводил их взглядом, произнес чуть насмешливо:
— Какие тактичные у тебя сотрудницы… Я им шоколадку принесу, когда в следующий раз приду…
— А ты еще хочешь сюда прийти?
— Конечно. Я тебе больше скажу — теперь ты от меня вряд ли сбежишь. Знаешь, мне сейчас очень хочется произнести ту самую сакраментальную фразу из популярного фильма — как долго я тебя искал… Правда, там ее героиня произносит, но это ведь не имеет значения? Как же долго я тебя искал, как долго…
— Но ты сам только что сказал, что найти меня было просто. К тому же я знаю, что ты сразу приехал тогда…
— Стало быть, твоя мама тебе все рассказала? Да, я был у нее. Она меня попросила уехать, не тревожить тебя. Якобы у вас с мужем сложный период, и мое появление будет весьма некстати. А еще она сказала, что ты не узнаешь о том,
