не въ службу, а въ дружбу: сначала сдѣлайся совсѣмъ значительнымъ человѣкомъ, а тамъ и женись. Женишься ты на мнѣ сейчасъ — и пойдутъ подлые толки, что ты на мой счетъ поживился, что ты на мои деньги въ люди выходишь, и не знаю, чего не приберутъ. Вѣрно я говорю или нѣтъ?
— Къ чорту всѣ сплетни!
— Ты вотъ теперь такъ хорохоришься; а потомъ, мнѣ-же придется няньчиться, когда ты разхандришься. Полно, милый, вникни поспокойнѣе въ то, о чемъ я прошу тебя… И вѣдь что-жe измѣнится, скажи на милость?
Прядильниковъ молчалъ и чуть замѣтно хмурился.
— Можетъ быть, оно и такъ, — наконецъ, вымолвилъ онъ — я не знаю.
— Только нервничать желаешь, оттого и говоришь: не знаю. Чего тутъ не знать?
Авдотья Степановна больше не говорила о свадьбѣ. Прядильниковъ не смѣлъ поднимать еще разъ вопроса: зачѣмъ ждать? — боясь разсердить ее. Но когда онъ отправился домой, то доводы Авдотьи Степановны начали представляться ему довольно убѣдительными. Онъ долженъ былъ сознаться, оставшись одинъ на одинъ съ собою, что его щекотливость никогда не смолкнетъ. Отчего-же и не оградить ее, какъ предлагаетъ Авдотья Степановна? Теперь онъ отложитъ попеченіе о всякомъ донъ-кихотствѣ и займется исключительно своими собственными дѣлами. «Гешефтъ» онъ можетъ затѣять въ самомъ скоромъ времени. У него уже была идея, осуществить которую можно было, по его соображеніямъ, не нынче — завтра.
VIII.
Полный всякихъ подмывающихъ надеждъ, проснулся на другой день Прядильниковъ. Ему еще никогда такъ легко не дышалось. Онъ чувствовалъ себя распорядителемъ своихъ судебъ, смѣло смотрѣлъ будущему въ глаза и сбирался жить долгій вѣкъ съ обожаемой женщиной. Размолвку съ Карповымъ онъ надѣялся скоро уладить… если не до свадьбы, то во всякомъ случаѣ послѣ нея. Ему казалось, что теперь онъ не будетъ больше волноваться. Всѣ его прежнія тревоги, щепетильность, нравственныя страданія казались ему ни больше, ни меньше, какъ простымъ нервничаньемъ.
Подойдя въ новомъ, благообразномъ халатѣ къ зеркалу, онъ чуть-чуть не сдѣлалъ самъ себѣ гримасу. Онъ готовъ былъ даже сдѣлать по кабинету нѣсколько игривыхъ движеній; но лакей подалъ ему въ эту минуту карточку, на которой стояло: Иванъ Ивановичъ Еро-фѣевъ.
— Желаетъ меня видѣть? — спросилъ Прядильниковъ.
— Да-съ, вотъ карточку дали.
— Проси.
Прядильниковъ потеръ себѣ по лбу, припоминая: кто это такой господинъ Ерофѣевъ, но сразу никакъ не могъ вспомнить, хотя фамилія ему была знакома.
Только-что онъ запахнулся, какъ въ кабинетъ вошелъ уже знакомый намъ земецъ, котораго Борщовъ привозилъ когда-то къ Прядильникову. Петръ Николаевичъ сейчасъ-же вспомнилъ его и почему-то очень ра-довтно улыбнулся.
— Небось запамятовали? — спросилъ земецъ, подавая ему руку и ухмыляясь сквозь серьезное выраженіе глазъ.
— Помилуйте! — развязно вскричалъ Прядильниковъ — очень хорошо помню и чрезвычайно радъ видѣть васъ. Садитесь вотъ сюда, на диванъ; не угодно-ли чаю? Давно-ли въ Питерѣ?
Еще никогда онъ не былъ такъ любезенъ въ гостями и такъ не сыпалъ вопросами, какъ сегодня.
— Только-что ввалился, началъ земецъ, кладя свою шапку на диванъ и какъ-то не то позѣвывая, не то потягиваясь: — и вотъ видите, первымъ дѣломъ къ вамъ; былъ на вашей старой квартирѣ, тамъ не могъ — добиться толку, долженъ былъ двинуться въ адресный столъ…
Не дослушавъ гостя, Прядильниковъ крикнулъ лакею, чтобы онъ подалъ поскорѣе чаю, и сѣлъ противъ земца, протянувъ къ нему обѣ руки.
— Курить желаете? — спросилъ онъ утвердительно — папироску или трубку?
— Я еще при трубкѣ у себя состою, но здѣсь не рѣшаюсь никого безпокоить: пришлось-бы ходить съ собственнымъ куревомъ. Соблаговолите сигарочку.
— По тому-же дѣлу сюда? — спросилъ Прядильниковъ, теперь уже вспомнившій подробности ходатайства, по которому гость его являлся тогда въ Петербургъ.
— Какое, батюшка! То дѣло давно похоронено. Вѣдь вы знаете вашу здѣшнюю братію съ генераломъ Саламатовымъ во главѣ. Вы вѣдь съ нимъ теперь не находитесь въ сношеніяхъ?
— Разорвалъ! — отрѣзалъ Прядильниковъ.
— Знаю, знаю, отъ добрыхъ людей наслышанъ, что вы теперь особь статья; достаточно этихъ лодырей раскусили!
— Такъ ваше дѣло улыбнулось?
— Мы тогда ужь больно глупы были, понадѣялись на правоту свою и хапанцевъ, кому слѣдуетъ, не предоставили. Да и не припасено было денегъ. Ну, разумѣется, и остались на бобахъ. Была такая минута, когда можно было провести и наше дѣло, когда, знаете, еще носились съ земствомъ, какъ съ писаной торбой; мы ее пропустили, а теперь и думать нечего безъ огромныхъ хапанцевъ.
— Совершенно справедливо! — подтвердилъ Прядильниковъ.
— Ужь если дорога наша когда-нибудь состоится, то это божьимъ произволеньемъ или когда всѣ жидовскіе карманы будутъ до верховъ набиты карбованцами. А мы хотимъ сварганить другое, уже совсѣмъ наше дѣло, гдѣ у насъ конкурентовъ не будетъ.
— Не банкъ-ли? — спросилъ Прядильниковъ и весело встрепенулся.
— Попали какъ-разъ: именно банкъ, такой, гдѣ-бы все земство, отъ мужика до нашего брата, было какъ слѣдуетъ завязано, и почтенное купечество мы къ себѣ привлекли. У нихъ кубышки, у насъ съ мужиками — земля.
— Прекрасно, прекрасно! — поддакивалъ Прядильниковъ.
— Всѣ у насъ ревомъ ревутъ — подавай имъ банкъ, да и, сами знаете, сторона у насъ въ промысловомъ и торговомъ дѣлѣ — бойкая. Капиталы такъ, зря, хоронятся; а у мелкаго люда въ деньгахъ нужда великая. И скоро все это мы смастерили, я даже, признаюсь, и не ожидалъ…
— Хорошая идея, оттого и скоро. Вы привезли уставъ?
— Какъ-же, я пріѣхалъ сюда съ депутатомъ отъ купечества; если позволите, я вамъ его представлю. Съ виду — не пущій, а большаго ума мужикъ и на трехъ китахъ сидитъ по части денежныхъ изворотовъ — кулакъ; безъ этого нельзя, сами знаете, въ ихъ званіи; но человѣкъ честный!
— Совсѣмъ у васъ выработанъ уставъ? — нетерпѣливо спросилъ Прядильниковъ.
— Да не знаю, какъ вы его одобрите, а мы совсѣмъ его сварганили. Ходы у насъ есть, задержки въ утвержденіи не предвидится. Но вотъ что мы затѣяли. По нашимъ соображеніямъ, намъ выгодно имѣть здѣсь, въ Питерѣ, контору.
— Что-жь! штука не трудная!
— Съ тѣмъ, чтобы ею управляли члены-учредители, а въ оные члены вотъ мы и надумали покорнѣйше просить васъ и Павла Михайловича Борщова, только боимся, что онъ теперь сильно занятъ. Не откажите въ вашемъ просвѣщенномъ содѣйствіи.
— Помилуйте! — сконфузился Прядильниковъ — что-же я такой за менторъ? Вы тамъ, на мѣстѣ, гораздо опытнѣе меня.
— Нѣтъ, ужь мы знаемъ! По Петербургу вы, да вотъ Борщовъ, Павелъ Михаиловичъ, только и слывете настоящими дѣловыми людьми!
— Полноте, — ежился Прядильниковъ.
— Чтс-жь вы имѣете противъ этого предложенія? Риску тутъ нѣтъ; дѣло намъ знакомое; положеніе независимое; оклады у насъ будутъ не нищенскіе; да и паи мы, какъ водится, готовы вамъ предложить.
— Это зачѣмъ-же-съ?
— Помилуйте, безъ этого нельзя-же…
— Я противъ такого обычая. Если мои средства позволятъ,
