быстрее, потом совсем быстро – и, когда он уже начал задыхаться от долгого бега в никуда, огонь вдруг вспыхнул прямо перед ним, засверкал ослепительно, охватил его тело, плеснул светом – и кончился.
Иван отделился от Няши и упал в свое кресло. Минут пять они сидели молча и неподвижно, вслушиваясь в симфонию веществ и нейротрансмиттеров, ласкающих мозг. Обсуждать это было невозможно, да и не хотелось.
– Что ты бормочешь? – спросила наконец Няша.
– Он пропускает нас сквозь себя, – ответил Иван. – Пропускает и исчезает. Обманывает. Как будто прыгаешь с обрыва через костер.
– Есть такое, – сказала Няша. – Ты прямо туда заделал?
Иван кивнул.
– Ничего, – вздохнула Няша, – я на таблетке. Зику дай пожалуйста… В смысле, сумку… А ты на зику проверялся?
– Проверялся, – соврал Иван, крутя головой, чтобы прийти в себя. – Вроде нет. Ты не грузись… Все офигенно. Просто офигенно.
Няша вынула из сумочки бумажную салфетку и кое-как привела себя в порядок.
– Ничего, – согласилась она. – Только быстро слишком.
– А под туманом всегда быстро, – ответил Иван. – Даже если на самом деле долго. Просто не помнишь потом.
– Есть такое.
– Еще салфетку найдешь? – спросил Иван.
– На.
Иван вытерся.
– Когда туман отпускает, тоже классно это делать, – сказал он, застегивая штаны. – Но там по-другому. Может, успеем еще. Тебя прет?
– Угу.
– Меня тоже. Самое плато. Крутейший стафф.
Десятиминутное плато было лучшим участком туманного трипа – память возвращалась, и мир ненадолго становился прекрасным и понятным. Это было как проснуться на десять минут в раю. В это время хорошо было писать стихи или давать любимому человеку клятвы, но следовало спешить, потому что за плато начиналась беспокойная глючная полоса еще на двадцать минут.
– Мы где? – спросил Иван.
– Как где. Здесь.
Иван засмеялся.
– Я догадываюсь. Я имею в виду, мы вверх едем, или уже вниз?
– Еще вверх. Но почти на вершине. Видишь, все голубое.
– Идеально, – сказал Иван. – Они на этом колесе специально часовой цикл сделали. Если сразу закинуться, как раз на один вейп.
Говорить было легко и приятно, но слова, казалось, забирали из груди слишком много воздуха, а вместе с ним из сердца уходила радость. Но это было не страшно – ее запасы тут же возобновлялись. В сердце стекалась вся радость и любовь мира.
Иван припал к окну и вдохнул полной грудью.
– Рай…
Кабинка действительно поднялась почти в зенит – выше теперь была только одна. В кабинке ниже, судя по стукам и стонам, занимались тем же самым, чем они минуту назад – но шум стих, когда Иван высунулся в окно… Все здесь едут по одному маршруту и работают по одному графику. Может, и туман берут у того же дилера.
За окном была высота и красота.
Москва тонула в закатной славе. Купола церквей – сколько их было! Сорок сороков глядели на солнце золотыми глазами и полыхали вместе с ним, обещая всем и каждому волшебную небесную банку – как и тысячу лет назад. Даже скелеты карбоновой эры, из черных ставшие сиреневыми и розовыми, были сейчас красивы.
– Под туманом можно увидеть его, – сказал Иван. – Особенно на закате. Когда смотришь с высоты. Тут идеальное место.
– Кого – его? – спросила Няша.
Иван ткнул пальцем в потолок кабинки, где было написано ГШ-слово.
– Вот сейчас можно будет. Я чувствую.
– Ты в это веришь? – усмехнулась Няша.
Вместо ответа Иван взял ее за руку, поднял на ноги и поставил перед собой у окна.
– Смотри, – сказал он, обняв ее за плечи.
– Куда?
– На солнце. Те, кто в банках, не видят солнца. Они вместо этого видят его. Нам сложно понять как – но если под туманом глядеть на закат, можно иногда поймать резонанс. Как бы ощутить наводку через имплант. И тогда понимаешь, как это будет, если нам повезет…
– Нам не повезет.
Иван повернул ее голову к закату.
– Сощурься и смотри на солнце. И облака вокруг. Вот сейчас. Видишь что-нибудь?
Няша неуверенно пожала плечами.
– Словно бы какие-то ангелы, – сказала она. – Ангелы, облака, светила…
Иван сощурился тоже.
– У него просто лиц много. Кажется, что они разные. А он на самом деле один.
– Нет, – сказала Няша, наклоняя голову. – Их много. Смотри, они как бы сражаются… Нет, не сражаются, а воспаряют. Пытаются… А другие их сбрасывают и низвергают. Как может быть, что он при этом один?
– В этом как раз вся крутизна, – сказал Иван. – Знаешь, бывают такие кукольники – надевают кукол на обе руки? И потом показывают зрителям, как эти куклы дерутся. Вот тут то же самое, только рук много-много. И все друг с другом как бы воюют, понимаешь? Но это понарошку. Прекрасный один. Он – и есть мы все. Он нас возьмет к себе. Пошлет тебе банку.
– Свидетели в это верят?
– Свидетели надеются. И некоторым он правда посылает. Ты же слышала, наверно, в новостях. Только там не говорят про Прекрасного, говорят про «TRANSHUMANISM INC.»
– Хорошая у вас религия, – сказала Няша. – Но если он – это мы все, как мы тогда на него смотрим? Мы тоже должны быть им.
– Правильно, – ответил Иван. – Ты умная, сразу просекаешь. Правильно, мы тоже он. Просто мы не в курсе. Мы галлюцинируем. Но перед самым закатом будет секунда, когда мы сможем увидеть. Он пройдет сквозь нас. Этот момент очень короткий… Два раза в сутки бывает – в полдень и на закате. Если не знать, даже под туманом не заметишь.
– Когда?
– Скоро. Прямо вот-вот… Лучше не смотри тогда, а закрой глаза. В первый раз легче почувствовать.
Няша зажмурилась.
– Прямо сейчас, – повторил Иван. – Внимание… Вот. Видела?
– Да, – прошептала Няша. – Как будто кто-то в меня заглянул. Заглянул и сразу выскочил.
– Некоторые смотрят через закопченное стекло в полдень. Тоже под туманом, понятно. Кажется, что открывается дверь, на миг становится светлее – а потом Прекрасный начинает падать. В смысле, заходить. Но в полдень опасно, можно ослепнуть.
– Солнце уже красное, – сказала Няша. – Ты что-то еще видишь?
– Да.
– А я потеряла.
– Сейчас вернем, – ответил Иван. – Я начну говорить, и ты понемногу будешь различать. Я так делал уже с фе… С друзьями. Смотри внимательно на солнце. Представь, что это такой падающий огненный шар… Видишь?
– Вижу, – сказала Няша.
– Он как бы космонавт, горящий в атмосфере. Летит вниз, почти параллельно горизонту. Выставил плечо вперед, и оно вместе с головой раскалилось. Печальный такой.
– Да, теперь вижу, – кивнула Няша и сильно сжала руку Ивана. – Он на демона похож.
– На какого демона? Почему?
– Да нет, не на демона, а на картину. Был такой древний художник Врубель, он рисовал печальных демонов. Они у него очень красивые,
