на все выходные за плохую оценку. А за провал на экзамене – лишить подарков на день рождения.
– Господи…
– Наша мать – чудовище, – подытожила Кэрис. – Но и в хитрости ей не откажешь. Она не делает ничего противозаконного, то есть даже в насилии ее не обвинить. Так что ей удается все время выходить сухой из воды.
– И ты думаешь, что теперь она проделывает это с Аледом?
– Если вспомнить все, что ты мне рассказала… Похоже на то. Хотя мне сложно в это поверить. Он ведь ее золотой ребенок. Я бы никогда… Если бы я только знала… Если бы он ответил на мое письмо… – Кэрис покачала головой, оборвав предложение на полуслове. – Я даже за себя никогда не могла постоять, не то что за него. А после того как я ушла, ей, видимо, потребовалась новая жертва.
Я не знала, что сказать.
– Неужели она правда усыпила пса? В голове не укладывается, – продолжала Кэрис. – Это ужасно.
– Алед был раздавлен.
– Да, он очень любил Брайана.
Я сделала большой глоток дайкири и едва не закашлялась – коктейль оказался очень крепким.
– Если честно, я всегда его ненавидела, – вдруг призналась Кэрис.
– Что? – изумленно спросила я. – Но почему?
– Потому что мать спускала на меня всех собак. Потому что он был золотым ребенком, а я – бездарной тупицей. Потому что он даже не пытался меня защитить, хотя видел, как она со мной обращается. Я во всем винила его. – Видимо, на моем лице отразилось возмущение, и Кэрис поспешила добавить: – Не волнуйся, я больше так не думаю. Аледа я ни в чем не виню. Ответственность целиком лежит на этой женщине. Если бы он хоть раз встал на мою сторону, она бы отравила жизнь нам обоим.
Все это было до того грустно, что я подумала: я сведу Аледа и Кэрис вместе, даже если это последнее, что я сделаю в своей жизни.
– В общем, однажды я поняла, что нужно оттуда выбираться. – Кэрис допила коктейль и поставила бокал на стол. – Если бы я осталась, то была бы несчастной до конца своих дней. Мама заставляла бы меня учиться, я бы непременно провалила экзамены, отсидела бы пару лишних лет в школе, а потом еще несколько потратила бы на поиски работы, которая соответствовала бы ожиданиям моей матери. – Она пожала плечами. – Поэтому я просто ушла. Выяснила, где живут родители отца, и какое-то время зависала у них. Отец-то давно исчез с горизонта, но бабушка с дедушкой всегда старались поддерживать с нами связь. Потом я записалась на курс актерского мастерства в Национальном молодежном театре и даже получила стипендию. А затем стала работать здесь. – Кэрис откинула волосы, как звезда в кино, отчего у меня вырвался смешок. – Так что теперь у меня все замечательно! Я живу с друзьями, у меня интересная работа. Оказывается, жизнь не ограничивается учебниками и оценками.
У меня потеплело в груди. Я была рада узнать, что Кэрис счастлива. Откровенно говоря, это я меньше всего ожидала услышать.
– Но… – Она откинулась на спинку стула. – Мне жаль, что Аледу приходится нелегко.
– С тех пор как он перестал выпускать «Город Юниверс», я сильно за него волнуюсь.
Кэрис наклонила голову набок. Светлые волосы поблескивали в свете электрических ламп.
– Выпускать… город? – недоуменно переспросила она.
Только тогда я поняла, что Кэрис понятия не имеет, о чем я говорю.
– Ты ничего не знаешь о «Городе Юниверс». – Я хлопнула ладонью по лбу. – Господи.
Кэрис озадаченно на меня уставилась. А я поспешила рассказать ей обо всем, что связано с подкастом. Включая Февральскую Пятницу. Мало-помалу выражение ее лица смягчалось, а глаза становились все больше и больше. Несколько раз она изумленно качала головой.
– Я думала, ты в курсе. Ну, вы же… близнецы.
– Это не значит, что мы читаем мысли друг друга, – фыркнула Кэрис.
– Нет, я думала, он сам тебе рассказал.
– Да Алед никогда ничего не рассказывает! – Кэрис хмурилась, сосредоточенно о чем-то размышляя.
– А я решила, ты поэтому выбрала имя Февраль…
– Февраль – мое второе имя.
Над нашим столиком повисла пронзительная тишина.
– Так это все было ради меня? – наконец спросила Кэрис.
– Ну… наверное, в основном он делал это ради себя. Но хотел, чтобы ты его услышала. Он очень хотел с тобой поговорить.
Она тяжело вздохнула.
– Я всегда считала, что вы похожи.
Я поболтала соломинкой в бокале.
– Почему?
– Никогда не говорите то, что думаете.
Мы посидели в баре еще немного – пытались наверстать почти два года молчания. Кэрис была старше меня всего на три месяца, но казалась взрослее на целую жизнь. У нее за плечами были собеседования о приеме на работу, она сама оплачивала счета и налоги, пила красное вино. А я даже к врачу не могла сама записаться.
В половине десятого я сказала, что мне пора домой. Кэрис, несмотря на мои возражения, оплатила наши коктейли, и мы направились к станции «Ватерлоо». Я до сих пор так и не попросила Кэрис помочь Аледу, и времени у меня оставалось все меньше.
Наконец, обняв ее на прощание, я решилась.
– Ты не могла бы связаться с Аледом? – тихо спросила я.
Она ничуть не удивилась – ни один мускул не дрогнул на ее лице.
– Ты ведь ради этого приехала?
– Ну… да.
– Хм. Похоже, он тебе действительно нравится.
– Он лучший друг, что у меня когда-либо был, – сказала я, представляя, как жалко это прозвучало.
– Все это очень мило, но, боюсь, я ничем не могу тебе помочь, – вздохнула Кэрис.
Сердце у меня упало.
– Но почему?
– Просто… – Кэрис поежилась. – Эту часть моей жизни я оставила в прошлом. Я решила двигаться вперед. Все это больше меня не касается.
– Но он твой брат. Твоя семья.
– Семья ничего не значит, – сказала Кэрис таким тоном, что я сразу поняла: она искренне в это верит. – Никто не обязан любить свою семью. Мы не просили нас рожать.
– Но Алед хороший, он… Ему нужна помощь, а со мной он разговаривать не будет.
– Это не моя проблема! – ответила Кэрис, слегка повысив голос. Никто ничего не заметил – вокруг нас толпились люди, по станции металось эхо объявлений. – Я не могу вернуться, Фрэнсис. Я решила уйти и не оглядываться. В университете с Аледом ничего не случится, у него на роду было написано туда поступить. Поверь мне, я с ним выросла. Если кто и должен был заниматься сложной ученой мутью, то Алед. Да он там счастлив, как никогда в жизни.
И тут я поняла, что не верю ни единому ее слову. Алед говорил мне, что не хочет в университет. Тогда, летом. Он говорил, но никто его не слушал. И вот что из этого вышло. Когда я звонила ему в декабре, голос у него был такой, будто он хочет умереть.
– Все Письма к Февралю были адресованы тебе, – сказала я. – С самого начала. Еще когда ты жила дома, Алед записывал «Город Юниверс» в надежде, что ты узнаешь об этом и поговоришь с ним.
Кэрис ничего не ответила.
– Неужели тебе все равно?
– Конечно, нет, но…
– Пожалуйста, – взмолилась я. – Пожалуйста, мне страшно.
Кэрис покачала головой.
– Чего ты боишься?
– Что он исчезнет. Как исчезла ты.
Она застыла, потом опустила глаза. В глубине души мне хотелось, чтобы она почувствовала себя виноватой – и поняла, как плохо мне было эти два года. У Кэрис