страны всполошилось, Королев напрягся – в общем, все напряглись! Мы в космосе не одни – там разум правит! Ну, и все, что приходило, давали расшифровщикам. Те бились-бились – только лбы себе разбили. Не поддается расшифровке, и все тут. Вольфа Мессинга даже просили на расстоянии просканировать сигналы, но и у него не получилось расшифровать. Беда, да и только!.. Когда все уже вконец отчаялись, Королев плюнул на эту хрень, приказав считать эти сигналы несуществующими, мешающими процессу. В один из рабочих дней в Центр управления полетами пришел погостить старый теоретик космоплавания. У него был пожизненный верхний допуск, и старику показали сигналы, приходящие из космоса. Старик был евреем – и тут же определил:
– Это не шифровки… Это иврит!
– Что за иврит? – удивились все.
– Иврит – это иврит, – ответил старик. – Официальный язык Израиля.
– Как это?
– Очень просто. У нас русский – а у них иврит.
– И что, можно прочитать эти шифровки?
– Это не шифровки! – обозлился теоретик. – Это язык. Конечно можно прочитать!
Тотчас притащили ворох распечаток, и старик углубился в чтение… По прошествии трех суток он выдал короткую, на страницу, выжимку, из которой следовало, что космос населяют евреи. И не только ближний космос, но и планеты самых отдаленных галактик. Короче, евреи – во всей Вселенной… Звучало странно, но вызвали переводчиков с иврита, и те подтвердили подлинность написанного. Конечно, переводчиков выслали в Биробиджан с обещанием расстрелять, если что – хоть словечко.
– Если что? – уточнил инженер с ехидной улыбкой.
– Смейся, смейся! – продолжил Фельдман. – Корче, Политбюро СССР собралось на секретном заседании. Пригласили товарищей из ЦУПа. Начали разбираться, что да как и что с этим делать.
«–Нехорошо мы поступали, товарищи, с евреями! – высказался один из руководящих членов страны. – Если они нам помогли революцию сделать, то, значит, мировой космос – еврейско-пролетарский. И нам надо срочно принимать решение!
– Какое? – поинтересовался член Политбюро товарищ Ворошилов.
– Логически рассуждайте, товарищ, как вас там… А, это вы, Климент Ефремович?.. – Хрущев сделал вид, что сразу не узнал старика. – А логика в том, что мы теперь не можем запускать в космос русского парня. Или грузина, или украинца…
– От чего же, товарищ Хрущев? – удивился Ворошилов.
– А то, что там… – Хрущев указал пальцем в потолок. – А то, что там все евреи!
– А интернационализм?! – вскричал товарищ Куусинен.
– Похоже, его там нету! – высказался будущий Генсек СССР товарищ Брежнев. – Вот моя Галя похожа на еврейку!
– Пошлем Галю в космос! – согласился Хрущев, но тотчас осекся. – А что… А что, если нам послать в космос еврея? – Политбюро в полном составе засмеялось, и поскольку в нем были немолодые люди, то смех перешел в продолжительный кашель. – Иванова обучим этому, как его…
– …ивриту, – подсказал товарищ Суслов.
– Выучит, так сказать, голос Вселенной! – поддержал Генсек. – Приставим к нему священника ихнего…
– Раввина? – уточнил Куусинен.
– Вы, часом, не еврей, товарищ Куусинен?
– Я финн.
– Но много знаете для финна, согласимся. – Хрущев налил себе из графина в стакан воды из графина и, выдавив туда несколько капель из лежащего на блюдечке лимона, попил. – В общем, так: за полгода мальчика надо сделать евреем! И точка! Ботинком надо? – и сам засмеялся. – Ответственный, – товарищ Куусинен!
– Там, Никита Сергеевич, – замялся Отто Вильгельмович, – не по носу встречать будут! И не по лицу!
– По чему же тогда, по какому признаку?
– Там крайнюю плоть обрезают!
– Какую-такую крайнюю плоть?
Кто-то из Политбюро, из молодых, сказал, что у его внука был фимоз: головка члена не открывалась – кожа приросла, вот ее и удалили. Это и есть крайняя плоть.
Все руководители страны как один поморщились, представив такую экзекуцию на себе.
– Если надо – так надо, – горько вздохнул Никита Сергеевич. – Правда в трусы полезут?
– На слово не поверят всяко, – подал голос товарищ Пельше.
– Иванов офицер. Родина приказала – исполняй!
– На этом, – продолжил Никита Сергеевич, – заседание Политбюро заканчиваем. Считаю, что «за» проголосовали все. Ишь вы, заединщики!
Королев закручинился, но поехал исполнять. Состоялся тяжелый разговор с лейтенантом Ивановым, который вышел после беседы белый как сметана. Но, как и говорили: офицер – выполняй приказ! Следующим утром привезли из Московской Хоральной синагоги раввина, который тоже давал присягу – но не космосу, а КГБ, – коротко познакомили его с первым космонавтом и поставили задачу. Первые две недели, Иванов слушал лекции по Торе десять часов ежедневно. Парень отлично все запоминал, даже преисполнился некоего повышенного интереса к событиям Ветхого Завета. По три часа в сутки учил иврит, к которому оказался восприимчив. Через три месяца он уже прилично говорил на языке евреев, а на четвертый прошел гиюр, где ему сделали обрезание, осуществив тем самым союз со Всевышним. Потом отпустили на побывку домой… Нюрка в два часа ночи избила обрезанного мужа щеткой для волос до крови и вопила так, будто у нее из сберкассы все деньги украли… Они дошла до парткома и орала благим матом, что нигде не записано превращать русского пролетария в еврея, а тем более, – она взрыднула, – отрезать от него по живому. Фашисты!
Ей пожелали быть сдержанней и советовали подать на развод добровольно, обещая выдать в Москве трехкомнатную квартиры и подыскать русского мужа-офицера, который усыновит ее сыночка… На кой жид сдался!
– А Иван-то кто? – ахнула Нюрка. – Уж чисто русский: нос картошкой, вон веснушки!.. – голосила. Да разве с партией поспоришь?.. Ей велели не совать носа к Илье до полета. А она спросила, кто такой этот Илья. А они ответили, что Иван теперь Илья, ветхозаветное имя.
Всю следующую неделю Нюрка пила самогон. Ей присылали родичи из деревни, от старухи Нелюдимовой, мастерицы русского самогоноварения. Все лечил «Горыныч» – от раночки сердечной, до похмелья водочного. И настолько Нюрка пропиталась волшебной жидкостью, что, прикуривая папиросу от спички, сама прикурилась, да так, что вспыхнула олимпийским факелом… Хоронили в закрытом гробу. Ивану, то бишь Илье, конечно, не сказали о самогонной драме – продолжали натаскивать по теме. Раввин на шестой месяц учуял в Илье нечто большее, чем еврея: человека просветленного, задающего вопросы, зрящие в самый корень иудаизма, на которые и сам раввин отвечал, прежде покопавшись в книгах мудрецов.
– Готов! – отрапортовал еврейский священник. – Полностью!
Ученые тем временем разработали специальный скафандр, чтобы в него можно было влезть со всеми еврейскими причиндалами. Даже вопрос с тфилином
