та, ни другая версия не была признана окончательной.
Больше всех озаботился опытный лектор Виталик Петухов, он внутренним чутьем уловил, что настало время использовать свой шанс и занять наконец достойную позицию во Дворце. Петухов жил ближе всех к месту работы и больше всех хотел занять высокий пост в Толераниуме. Текущая ситуация попахивала должностью. Виталик успел сбегать домой и наспех облачиться в скорбный наряд. С обвисшим от грусти и напряжения лицом опытный лектор расхаживал по коридору. Черный сюртук с бархатными отворотами и наглухо застегнутая рубашка с воротничком-стойкой демонстрировали готовность к раздаче траурных комментариев телевизионщикам. Сейчас Виталик в полной растерянности присел на подоконник и ожесточенно кусал губу – он ждал возвращения официальной комиссии, которую отрядили для выяснения, жив больной или умер. Комиссии поручили найти тело Растамана и безоговорочно подтвердить наличие или отсутствие пульса у покойника. Делегация обнаружила усопшего в одноместной палате повышенной комфортности.
Растаман сидел на кровати по-турецки и с удовольствием хлебал щи со сметаной. Он кивком головы поприветствовал посетителей и, продемонстрировав недоверие, предусмотрительно придвинул поближе пожарскую котлету и компот. Удостовериться в наличии пульса без насильственных действий не было никакой возможности, о чем и было доложено Еремею Василькову в телефонной беседе. Тот, естественно, наорал и потребовал к телефону лечащего врача.
– Душа поэта прибита к телу очень крепкими гвоздями, – заметил доктор и пообещал выписать воскресшего в ближайшее время.
Блогописец Нетленный едва не лишился рассудка. Заплатить бешеные деньги – и лишиться покойника было невыносимо. Карьера – псу под хвост, но это полбеды. Этические потери казались ничем по сравнению с материальными. Нетленный решительно потребовал от мерзавца Воскресенского вернуть выплаченный за некролог гонорар.
– Покойника нет? Нет, – с багровой физиономией взывал Нетленный. – Кому нужна твоя «душа поэта?» За такие деньжищи? Никому. Деньги верни. Гони, говорю, деньги назад.
Воплотить замысел оказалось непросто. Эдуард Воскресенский ловко складывал фиги обеими руками и вертел ими перед носом Нетленного, то есть не соглашался.
– Некролог написан? Написан! Опубликован? Опубликован! – ехидничал некрологер, пританцовывая. – Деньги отработаны! В гробу я видел твои претензии вместе с воскресшим покойником!
– Это непорядочно! – аргументировал Нетленный.
– У порядочных покойники не блюют! – парировал Эдуард.
Нетленный чувствовал на физическом уровне, как деньги и слава покидают его, струясь сквозь пальцы и сердечную чакру. Предъявить чек на оплату виновнику событий можно было даже не мечтать. Георгий, конечно, мужик не злой, но пошлет в такое место, куда Нетленный дорогу пока не изучил. Блогописца душило отчаяние, он едва не плакал. Утешало, что в горе Нетленный был не одинок. Красиво начавшаяся великая скорбь была безнадежно испорчена и опошлена к всеобщему огорчению толеранов.
На чужих ногах Лаура поднималась по знакомой лестнице, понимая, что теперь все в ее жизни переменилось. У нее не осталось ни одного родного человека на свете. Лаура с каменным лицом вошла в Софочкину квартиру. Она бы не появилась там ни за что на свете, но Бергауз умолял ее помочь выбрать одежду для Софочки. Он блеял в трубку, что мог бы и несколько лет назад сделать предложение, тогда не потерял бы эти годы так бездарно и бесполезно. Если бы он только знал, чем закончится его самая большая и последняя любовь… Теперь он совершенно уничтожен и растоптан. Он настолько не верит в произошедшее, что выбор погребального наряда для него кажется нелепым ритуальным действом, которое несовместимо с его собственной жизнью. Если Лаура Леонидовна не возьмет на себя эту функцию, возможно, хоронить придется сразу двоих. Аркадий Моисеевич был жалок и велик в своем неизмеримом горе.
Бергауз распахнул дверь, и из квартиры пахнуло Софочкой. Лицо Лауры дрогнуло, но она сдержала слезы и решительно пересекла порог.
В гостиной все было как обычно, каждая безделушка осталась на своем месте, даже кружевные белоснежные салфеточки нетронутыми лежали на столе, будто в ожидании гостей. Только серый налет пыли тонким слоем улегся на полки и черный лакированный журнальный столик возле дивана. Лаура подошла к дивану и уставилась на корзинку с Софочкиными таблетками. Аркадий Моисеевич молча стоял в ожидании.
– Он отодвинул корзину, – тихо сказала Лаура.
– Что? – переспросил Бергауз.
– Пойдем, Аркашенька, я выберу платье, – ответила она.
Миша легко освоился в новом статусе. Теперь он, кажется, назывался круглым сиротой. Он с удивлением и осторожностью анализировал свои ощущения и не находил внутри ни одного опустевшего места. Его точило злобное любопытство – хотелось посмотреть на Лауру. Было бы приятно увидеть ее раздавленной горем, опухшей от слез и глубоко несчастной после того, как она поняла, что лишилась последней родственной связи с миром. Пускай вспомнит, как собственноручно каждым ударом ноги или кулака уничтожала и без того призрачные кровные узы. Она, тетка, и стала причиной разрушения семьи. Так пусть получит то, к чему стремилась.
Еще ему было любопытно предстать перед подчиненными. Как это, интересно, когда ты, являясь объектом всеобщего поклонения, еще и становишься объектом всеобщего сочувствия… Наверное, такое положение делает тебя еще более значимым. Хотя разве можно еще больше?
Толераниум встретил босса скорбным молчанием. Служащие первого этажа уважительно и грустно склоняли головы, отводили глаза и произносили:
– Соболезную. Сочувствую. Искренне сопереживаю…
Миша, кивая, медленно пролетал мимо на волнах духовной поддержки. Уважают! Любят! Боятся!
Из обитателей второго этажа Миша выделил блогописца Нетленного. Он выглядел особенно расстроенным. Проходя мимо него, Миша даже сказал:
– Держитесь!
Нетленный и впрямь держался из последних сил. Двойственная кончина Растамана грозила нанести непоправимый урон основным жизненным ценностям Эдуарда. Он просто не имел понятия, как совместить «смерть поэта» с воскресением наркомана, соединить этих двух людей в одно целое и вывернуться из ситуации с минимальными потерями. Можно, конечно, дать опровержение. Но это так стыдно. Как сохранить лицо, когда перед сотнями тысяч подписчиков великолепный поминальный панегирик уже воспел усопшего и его заслуги? На выручку пришел Полковник. Опираясь на богатый опыт армейской изворотливости и исходя из тенденций международных политических реалий, он дал дельный совет.
– Так ты будь посовременней, – успокоил Полковник. – Слово-то сейчас ничего не стоит. Каждому некрологу можно противопоставить антинекролог! В наши времена хоть на инопланетян ссылайся. Главное – найти виноватого.
Нетленный сторговался с Эдуардом Воскресенским. Перемирие сторон ознаменовалось выходом аналитической статьи под громким заголовком «Смерти вопреки». В антинекрологе преступные власти обвинялись в предумышленном злодейском отравлении непримиримого борца с кровавым режимом. Растаман был представлен лидером оппозиции, первоприцельной жертвой, которую подвергали гонениям и преследованиям. Когда властям стало понятно, что наследственный наркоман метит на престол, спецслужбы избавились от претендента с помощью новейшей разработки засекреченной лаборатории. И тогда Георгий воспользовался хорошо
