фанатов вокруг больше нет, а мы быстро шагаем через вокзал. Ангел приобнимает меня за плечи, но мне, как ни странно, даже не хочется стряхнуть ее руку. Эта тяжесть не давит, а успокаивает, будто Ангел – моя мама или старшая сестра.
– Ладно… Будем идти, пока не найдем местечко потише, – бормочет она, но я вижу, что Ангел и сама не знает, где найти такое «местечко». Люди продолжают таращиться, некоторые фотографируют. Я не могу их остановить. Вообще ничего не могу сделать.
Наконец Ангел поворачивает налево, мы ныряем в магазин, и она уверенно тянет меня в дальний закуток.
– Кажется, оторвались, – говорит она, бросая взгляд через плечо. А потом смеется: – Всегда мечтала это сказать. «Кажется, оторвались», – повторяет она с американским акцентом.
Так, а почему я держусь за ее толстовку? Быстро убираю руку.
– Спасибо, – неловко благодарю я. Собственный голос кажется мне чужим.
– Ты в порядке? – спрашивает Ангел. В ее глазах светится неподдельное участие. – Там было жестко.
– Да, все нормально, – отвечаю я, хотя чувствую себя ужасно: сердце бешено колотится, руки трясутся, ладони мокрые от пота. В общем, ничего нового. И почему со мной вечно так? – А ты как?
– Чувак, все супер! – Ангел потрясенно мотает головой и раскачивается на пятках взад-вперед. – Только я не очень поняла, почему ты не взял с собой телохранителя.
– Я…
Что же я натворил?
Контракт. Запись. Роуэн. Листер. А я просто вылез в окно и сбежал.
Ангел поднимает руки и торопливо произносит:
– Не волнуйся, тебе не нужно ничего объяснять. Вообще, чья бы корова мычала, я сама вечно влипаю в неприятности.
Ответить я не успеваю – Ангел снимает с плеча рюкзак и вытаскивает сложенный джемпер.
– Я подумала, что не стоит доставать его посреди вокзала, – говорит она и тут же над собой смеется. – Прозвучало как эвфемизм. В общем, держи. И свитер оставь себе, он старый, я не буду его носить.
Я осторожно забираю у нее джемпер и чувствую, что внутри спрятан нож. Эту рукоять я узнаю из тысячи.
Она не соврала, она в самом деле его принесла.
Он не потерялся.
Слава богу.
– Ну что ж… Тогда я, пожалуй, пойду. – Ангел снова улыбается, отступает на шаг и закидывает рюкзак на плечи. Потом делает глубокий вдох. – Знаю, для тебя все это только лишние проблемы, но я… была очень рада встретиться и поговорить. Пусть даже так.
Искренность в ее голосе не имеет ничего общего с интонациями других фанаток, которые с привизгиванием произносят наши имена и невыносимо пафосно рассказывают, как мы изменили их жизнь.
– Я правда рада, что сумела тебе помочь, – продолжает Ангел. – После того как ты столько раз помогал мне.
– Но я… Я ничего для тебя не сделал, – мямлю я в ответ.
– Сделал, – улыбается она. – И много.
Потом кивает и поворачивается, чтобы уйти, – но я неожиданно для самого себя снова хватаю ее за рукав.
– Подожди!
– Да? – Ангел бросает на меня озадаченный взгляд.
Мне хочется провалиться на месте, но я все же выдавливаю:
– А ты можешь побыть со мной еще немного?
– Да… Да, конечно. – Ангел стоит неподвижно, и я отпускаю ее руку.
– Просто не хочу оставаться один, – оправдываюсь я.
– Все нормально, я тоже не люблю оставаться одна.
Какое-то время мы молчим. Потом она осторожно спрашивает:
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
Я прижимаю джемпер с ножом к груди и признаюсь:
– Вообще-то нет.
– А… тебе есть кому позвонить?
– Нет.
– Понятно… А что ты тогда собираешься делать?
Что я собираюсь делать? Ответ приходит сразу: дедушка!
– Я хочу домой.
– Домой? – удивленно моргает Ангел.
– Да. Я хочу домой, – твердо повторяю я.
– В смысле, в вашу квартиру?
– Нет. – Я мотаю головой. – В мой настоящий дом. Туда, где я вырос.
– А! – удивленно восклицает она, но потом кивает, будто ничего лучше я и сказать не мог. – Да, конечно. Это правильно.
– Ты поедешь со мной? – Вопрос вырывается машинально, я даже задуматься не успеваю. Но я правда этого хочу – сам не знаю почему. Потому что один я с вокзала не выберусь? Может быть. Или потому что меня к ней тянет? Я уже сам себя не понимаю. Вероятно, настоящая причина в том, что Ангел – единственная фанатка в мире, которая знает, что я собой представляю на самом деле.
И я не хочу прощаться с ней посреди магазина, чтобы разойтись раз и навсегда.
– Да, конечно, – отвечает Ангел, глядя на меня большими немигающими глазами. Такое чувство, что она согласилась бы поехать куда угодно: в Австралию, на Плутон и даже прямиком на небеса.
– А ты не занята? – на всякий случай уточняю я.
– Занята? – переспрашивает Ангел с таким видом, будто я сморозил несусветную глупость. А потом вдруг становится очень серьезной: – Слушай, а кто-нибудь знает о том, где ты?
– Помимо сотни людей, которые нас чуть не затоптали? – У меня вырывается горький смешок.
– Нет, я про Роуэна и Листера. Или вашего менеджера.
– Нет, они не знают.
И сейчас мне меньше всего хочется о них думать. Да и вообще о чем-либо.
– Ну что, пойдем? – спрашиваю я.
Ангел одергивает толстовку, поправляет шарф и кивает.
– Пойдем.
Сама не знаю, как так получилось, но вот я еду на поезде в Кент вместе со своим сыном, Джимми Кага-Риччи. В интернете я в шутку называла его «сынком», но с каждой минутой, проведенной вместе, действительно все сильнее ощущаю себя его мамой.
Я отдала Джимми свои солнцезащитные очки, чтобы его внешность не так бросалась в глаза. Они оказались ему велики, и выглядит он в них довольно-таки нелепо. А еще я оплатила билеты его карточкой, потому что он слишком нервничал, чтобы с кем-нибудь разговаривать.
Честно говоря, мне кажется, у него что-то вроде срыва.
Не удивлюсь, если и у меня тоже.
Только через десять минут после того, как мы садимся в поезд, я спохватываюсь, что надо бы написать папе и предупредить, что я пока не приеду.
«Все в порядке?» – тут же пишет он в ответ.
Я отправляю ему смайлик с поднятыми большими пальцами.
•
Собеседник из Джимми так себе – он почти все время молчит. Такое чувство, что мягкий, улыбчивый Джимми Кага-Риччи, которого я знала по видео и фотографиям, – всего лишь плод чьих-то фантазий.
Но тем не менее это он.
Незадолго до отправления поезда он поворачивается ко мне и говорит:
– Слушай, тебе не обязательно со мной ехать.
Но я бы поехала с ним куда
