покоился на своем месте.
– Ладно, леший с ним, с Бондом, понятно, почему ты молчала. Я тоже, наверное, молчал бы. А почему ты никогда про маму свою не рассказываешь? Вы не ладите?
– Так я ее и не знала даже. – Она бросила в угол дивана окутывавшее ее полотенце (Гест сглотнул), нырнула в длинную футболку. – Она родами умерла, – сообщила Аля, выныривая из узковатой зеленой горловины. – Меня тетка вырастила. Потом она тоже умерла. А отец… Ну, Бонд то есть… Он ей, тетке Калерии, деньги посылал. Когда она умерла, я как раз школу заканчивала. Мне вроде и не нужен был отец, но я все равно собиралась в Питер, в универ поступать, подумала – почему не познакомиться? Не захочет знаться и не надо, но… Я же совсем одна после теткиной смерти осталась. А тут… отец все-таки. Он меня сразу признал, говорит, можешь ничего не рассказывать, бумажки не предъявлять, вон, в зеркало глянь, копия материна. Я думала… я потом уже поняла, кто он. Тебе правда это важно? Ну… что Бонд – мой отец?
Валентин понял, сказанное сейчас станет неким поворотом. Важно ему? Не важно? Главное – что Аля хочет услышать!
– Конечно, важно! Ты его боишься, как… ну не знаю, как самого страшного из всех возможных монстров, разве могу я равнодушно на это смотреть?
– Я боюсь, – повторила Аля, сморщившись, точно опять собиралась заплакать. – Мы так долго в Зальцбурге сидим. И фургон этот приметный… Как лягушки на тарелке – стреляй кто хочешь. Сколько можно! Я вполне уже способна без костылей передвигаться! И уж тем более – без коляски.
– Ладно-ладно, завтра куплю какую-нибудь машину и поедем.
– Купишь? Зачем? Может, проще арендовать? Мало ли куда нас дальше понесет.
– Можно и арендовать, – согласился Гест. – А куда ты хочешь, чтобы нас понесло?
– Куда угодно, лишь бы не Зальцбург этот! Да отсюда никуда толком и не улетишь, надо сперва в Вену или во Франкфурт, а уж оттуда. Да господи, куда угодно, пусть даже недалеко, только двигаться. Ну… – Она раскрыла валявшийся на тумбочке проспект с рекламой туристических маршрутов, ткнула тонким пальчиком в карту. – Ой! Я везучая!
Алин ноготок ткнулся в краешек довольно крупного синего пятна. Озеро? Водохранилище? И ничего похожего на сколько-нибудь крупный населенный пункт.
– Тут деревня какая-то. И ты говоришь, что везучая?
– Этой, как ты выражаешься, деревне почти тысяча лет. Там… на, сам читай. – Аля сунула ему глянцевую брошюру.
– Чего мне читать, я тебе верю. Раз ты так хочешь, поедем в Шпитталь.
Название показалось Валентину смутно знакомым – кажется, именно там располагался головной офис компании, с которой он когда-то пересекался по строительным делам. Ну и пусть! Если уж он от Гали отболтался, то австрийские строительные спецы ему и вовсе на один зуб. Ничего не знаю, какой-такой Гест. Я Леонид Седов, вот и весь сказ!
* * *
– Да я этого в жизни не произнесу! Миль… Мит… Миттельшпиль? Как в шахматах?
Аля засмеялась:
– Мильштеттер-Зе. Очень просто.
– Ладно, пусть Зе. Хотя бы красивое.
Озеро между Шпитталем и соседним, всего в трех километрах, Зебоденом было и вправду красивым. И довольно большим. Сам же Шпитталь на Геста впечатления не произвел. Ну история, уходящая в глубь веков, ну древняя, чуть не тысячелетняя, церковь, ну развалины раннехристианского храма (до которых пять километров топать, а на что любоваться-то? камни и камни), ну знаменитый дворец со смешным названием Порция. Тоже старинный, разумеется. И чего он такой знаменитый? Нет, Гест понимал в архитектуре, осознавал, что Ренессанс – это круто, но смотреть все равно было скучно. Его вообще не впечатляла древность сама по себе. Вон тот камень, что на уровне воды, тут тоже, может, тыщу лет лежит или даже десять тысяч – и что? Ахать и умиляться? Бывает древность действительно красивая или внушительная. Или жуткая. Или загадочная – как в Италии, которую он с таким удовольствием когда-то показывал Леле. Но чаще она, древность, – скучная. Никакая.
Зато природа тут и впрямь была хороша. И озеро с непроизносимым названием, и смешная речка Лизер – меньше Фонтанки, ей-богу. Основным достоинством Шпитталя, по мнению Геста, было то, что город не мешал природе, вписался в нее. Больше восхищения ничто не вызывало.
Вдобавок одна из центральных улиц называлась улицей Десятого октября. Десятого октября был Лелин день рождения, и видеть это напоминание оказалось неприятно. Впрочем, они тут ненадолго. Осталось лишь решить, куда двинуться дальше. А пока можно и погулять по окрестностям.
Он беспокоился, спрашивал постоянно: «как твоя нога?», но Аля смеялась и уверяла, что все в порядке, что она уже не помнит, какая именно нога была сломана.
Сегодня они ужинали в номере, купив по дороге жареную курицу и пару каких-то салатов. Перекусив, сидели, прижавшись друг к другу, листали в ноутбуке описания городов и стран – придумывали точки предстоящего маршрута. Сперва во Франкфурт? А оттуда – куда? В Вену? Нет, хватит Австрии. Или через Северную Италию, юг Франции и наискосок через всю Испанию в Барселону? И в Гибралтар, где вроде Европа, а обезьяны прямо на тебя со всех сторон напрыгивают? А оттуда – например, в Бразилию, где совсем уж «много-много диких обезьян»? Или наоборот – в Японию!
Боль укусила внезапно. В боку вдруг образовался ядовитый узел – тянул, выкручивал, выбивал слезы из глаз. Гест скорчился на коротковатом гостиничном диванчике, чувствуя, как по лбу и спине катится пот, ледяной и тоже как будто ядовитый.
– Что? Что такое? – вскинулась Аля, глядя на него то ли требовательно, то ли с надеждой: ты ведь вожак, ты всегда контролируешь ситуацию!
Ничего он сейчас не контролировал. Даже собственные мысли. Что это, в самом деле, такое? Отравился? Он, с его-то обонянием? И ели они с Алей одно и то же! Аппендицит? Ну, аппендицит – еще не так страшно, лишь бы не что похуже. Он попытался спросить: «С какой стороны аппендикс?» – но получился только какой-то невнятный хрип.
Аля, бросив еще один взгляд на то, как он, скрюченный, зажимает правый бок, уже схватила телефон.
– Сто… сорок… четыре… – смог прошептать Гест.
Она кивнула. Алино лицо, когда она втолковывала что-то тому, кто был на том конце провода, показалось Гесту непривычно маленьким. И – жестким. Мертвым, как лицо мумии.
– Здесь не совсем та «скорая помощь», к которой мы привыкли, – с отчаянием в голосе сообщила она. – Или, может, я чего-то не поняла. Погоди, сейчас погуглю еще частников…
Как бы плохо ни было, но он привык
