янтарную струю. Как только его поднесли к вымени матери, младенец тотчас присосался и в ту же секунду заснул.
Сегодня Протасов удивился: он увидел, как коза рожает человеческого ребенка, и познакомился с маленьким злобным ангелом с конским членом… Это совсем другая линейка, не с пятнашкой на конце, а скорее со знаком вопроса.
– Ну вот что с ним делать? – вопрошал Абаз. – Ну ведь мерзкая же тварь!
– Не о нем думай! – предупредил Протасов. – Мои люди видели, что произошло. Вряд ли они и люди Умея войдут в твое положение. Разорвут на куски. Здесь не объяснишь: мол, это не твоих рук дело, это ангел бракованный постарался. Порвут… Надо валить. Возьмем ребенка и улетим отсюда к черту.
– И все равно, ты сильно заступаешь правой ногой! – нудил Абаз. – Это надо срочно отрегулировать.
Протасов давно устал от философии: то линейки Вольперта, то Абаз со своими странными высказываниями. Солдату столько в голове не нужно.
– Не важно, куда я зашагиваю! – злился Протасов. – Отсюда надо срочно валить! Я же говорю, что сейчас тебя в оптический прицел наблюдают, как мои люди, так и Умея.
– Надо собрать вещи, – сказал Абаз.
– Вот ведь правду говорили про тебя, что идиот!
– Ладно, – согласился Абаз.
Протасов свистнул – и через некоторое время его Конек прискакал. Бока его раздувались, он оглядывался на степь, по которой бежали вооруженные люди, бородатые старикипасечники, с трудом переставляющие ноги, дядя Арык с ножом и обезумевшими глазами.
– Смотри! – Протасов посмотрел в степь.
– Почему мы не летим?
– Ждем последнего луча солнца.
Они сели на Конька, и когда казалось, что через мгновение их тела растерзают на куски, когда от бегущих их отделяла какая-то сотня метров, солнце окончательно завалилось за горизонт, и они смогли взлететь. Первую минуту полета их сопровождали автоматные очереди, даже стингер чуть не угодил в их честную компанию, а дяде Арыку удалось схватить племянника за ногу, получив на память старый кед. Но и в лоб он взамен получил пяткой.
Они летели в ночи – двое взрослых, один младенец и блеющая от ужаса коза Айгуль. Хотя это не все, кто летел в сторону Кара-Болта. Их сопровождали двое юных ангелочков, весело воркующих между собой, и злобный ангел, изо всех сил машущий крыльями, изливающийся струями пота, так как нес на ноге тяжелую рабскую цепь с амбарным замком. Да и его преступное орудие не облегчало страданий падшего летуна.
– Пиздец, как тяжело лететь! – возмущался узник плоти.
Врач после осмотра сказала им, что это обычная здоровая беременность:
– Пять недель.
– А пол? – Протасов сиял, как будто проглотил бенгальский огонь.
– Не спешите, мой дорогой! – покачала головой врач. – Рано пока…
– Шунечка, – прошептала мужу Ольга.
– Видите, ваша жена и так все знает…
Он подарил врачихе самородок золота, на который она впоследствии откроет свою небольшую частную клинику и будет работать на себя.
На следующий день Протасов вновь встретился с гинекологом, в кафе, и еще раз поблагодарил её, что смогла войти в их положение.
– Не люблю врать, – призналась она.
– Но любите золото.
– Кстати, у нее не может быть детей. Генетическая аномалия. Отсутствуют оба яичника… Что там Вольперт рассказывал про ветхозаветную Сару, у которой отсутствовали половые органы?
Желающей всеми своим клеточками забеременеть женщине только скажи, что она беременна – и она тотчас таковой станет. У Ольги потихоньку рос животик, пока Протасов вместе с якудзой строил железную дорогу. Вечерами они представляли, кем вырастет их мальчик, а Протасов обещал ей лучший в мире дом, где для их ребенка будут созданы все условия.
Еще какое-то время, когда они ложились спать и она приоткрывала рот, он ощущал ее молекулы, предназначенные только ему, а концу первого триместра все закончилось. Она все чаще смотрела внутрь себя, а он видел только ее. В его душе все переворачивалось тайфуном, но он понимал, что с каждым днем ее отстранения любит ее истовее, чем когда-либо в их совместной жизни.
Он старался изматывать себя физически. Сам рыл траншеи для дороги, таскал шпалы и клал рельсы – и все взывал к старику Вольперту, иногда со злостью повторяя, что он вошел в хаос, что не нашел другой линейки, что Иван Иванов, старый еврей – мистификатор и лгун! И пусть шакалы мочатся на его могилу!
А потом его позвали на встречу в Кшиштоф, на переговоры по медовому делу, а Умей ему ничего не сказал, но так или иначе информация дошла до Протасова в виде официального приглашения.
В Кшиштофе, за день официоза, он был на тайной встрече, где присутствовали Президент Польши, самый богатый инженер мира и Эли Вольперт – самый богатый человек Израиля… На эту встречу Протасов пришел с большой коробкой, немного посидел, прислушиваясь к версии, как могут развиваться события завтра, выпил виски, а потом поднялся, подошел к окну, открыл его и выпустил из большой коробки тысячи пчелиных семей, которые в одно мгновение унеслись в пустынные поля и полумертвые сады…
– Я думаю, – подытожил он, – проблема решена.
Тем не менее все собрались назавтра у аристократа пана Каминского в клубе, чтобы понаблюдать за представлением, которое, как и ожидали, оказалось насыщенным, с красочными видео, впечатляющими инсталляциями и живой пчелиной маткой, а Якуб Новак еле сдерживался, чтобы не расхохотаться… Всеобщая секретность, Моссад, ультиматум… Поляк всегда относился к театру с интересом, любил искусство и веселые хепенинги.
Через неделю Протасов убил Умея. Сам. Когда бандит лежал в клубе мертвого Каминского, связанный Протасовым нос к жопе, Олег, показывая на свой изувеченный череп, ткнул пальцем в одну из вмятин.
– Это ты стрелял в меня из рогатки много лет назад, – прошептал он в ухо Умею. – Это ты убил первого мужа Ольги железным шариком. Я обещал ей убить тебя из мести! Что скажешь, Умейка? Я тебя сейчас убью – и все твои активы будут моими. Я стану самым опасным человеком Востока и Азии… Вот такой финал твоей истории.
В глазах Умея не было чувства страха, но они уже и не пылали огнем ненависти. Он был похож на Берию перед расстрелом. Говорят, нарком свой приговор воспринял довольно буднично… Умею было все понятно, и он терпеливо ждал конца… Протасов достал из-за спины «стечкина» и разрядил всю обойму в голову своего партнёра.
А потом он случайно ворвался в их с Сашей дом.
Они летели по ночному небу, когда голова Конька неожиданно свернулась набок, а поджатые ноги вдруг безвольно обвисли. Он пустил из-под небес струю мочи, и вся честная компания с ускорением рухнула
