короткая, освещённая и людная, а потому выглядит безопасной. Какой фраер с десятью косарями на кармане тёмными дворами побежит? Удивительно, но сказали, что он был один – еле допёр сумки с товаром. И хвоста за ним не заметили. То ли такой дурак, то ли отчаянный – он не понял его тогда. Да какая сейчас разница, он таких бакланов сырыми на завтрак ел, главное, что щенку не хватило ума отказаться сразу. Впрочем, это всё равно его бы не спасло, он был приговорён с того самого момента, как ссыкун Дато проиграл в карты одному из подручных Бидзины информацию о молодом фраере, который носит любой дефицит на выбор – что захочешь и сколько захочешь.
Опытный вор никогда не полагался только на своих головорезов – они присутствовали в основном для понта, по рангу положено. Дела же он предпочитал делать сам, ещё с тех пор, когда никакой пристяжи у него и в помине не было. Его безобидная внешность была очень обманчива и всегда помогала, расслабляя даже грозных противников. На самом деле в любом конфликте быстрота и решительность гораздо важнее физической силы. Выбить человеку глаз пальцем или вырвать кадык физически несложно, для этого не нужны накачанные бицепсы. А нужно гораздо более простое и сложное одновременно – готовность это сделать. Почему-то большинство людей впадают в ступор, когда надо покалечить или убить такого же гомо сапиенс, как они сами. У него никогда не было проблем с этим.
Оп! Объявился красавчик! Нарисовался – не сотрёшь! Прогулочным шагом хиляет – видать, и вправду дурак. Бидзина поднялся, размял затёкшие ноги, махнул рукой торпедам, чтобы страховали, и отправился наперерез, заходя так, чтобы свет падал жертве в лицо. Сам же он вынырнет из темноты. Он был абсолютно спокоен, испытывая лишь приятное возбуждение, которое всегда сопровождало его в деле.
В какой момент что-то пошло не так, он не мог сообразить, даже вспоминая потом эту ситуацию. Наверное, первым, что его несколько выбило из колеи, стало то, что пацан совсем не удивился, увидев его. На его лице не отразилось ни удивления, ни тем более растерянности или страха, которые вор так привык видеть на лицах своих жертв. Во-вторых, тот заговорил первым, перехватив инициативу:
– Привет! Бабло я уже скинул, если ты за ним.
Эта информация не успела отпечататься в мозгу, но она повлияла на рефлексы – удар оказался смазанным, с неправильной дистанции, а главное, он не получился неожиданным. Мальчишка лишь чуть отвернул голову в сторону, при этом не отклоняя её назад, как обычно рефлекторно поступают чайники, и его кулак провалился в пустоту. А пацан оказался чуть сбоку и справа – очень хорошая позиция для встречного удара – хоть левым по печени, хоть правым боковым. Но удара не последовало, вместо этого прозвучало:
– Что же мы здесь, у всех на виду? Давай отойдём в сторонку.
Он окончательно понял, что дело провалилось, и, молча развернувшись, не оглядываясь, пошёл в темноту, туда, где оставались кореша. В мозгу билась неприятная мысль: как же он не просчитал пацана, а тот оказался совсем не прост. И всё его поведение было не от глупости, но от понимания ситуации. Этот малолетка не просто срисовал его тогда в пельменной, но и пробил – он явно понимал, с кем имеет дело, и не обосрался, а остался в деле. Какие ещё козыри у него в рукаве?
Справа и слева его бесшумно прикрыла охрана, но он и не испытывал беспокойства, уже поворачиваясь к мальцу спиной. Ещё там он понял, что драки не будет, – при желании тот мог жёстко его встретить на противоходе, а то, что противник уверенно себя чувствует в мордобое, стало понятно по его скупым выверенным движениям, а главное, по спокойствию в экстремальной ситуации. Он дошёл до гаражей, находящихся вдали от освещённой улицы, и наконец повернулся. Пристяжь так же бесшумно переместилась за спину, и он снова оказался лицом к лицу с пацаном, на сей раз с интересом вглядываясь в юное открытое лицо, ища в нём признаки страха или хотя бы неуверенности, – ничего. А что ему беспокоиться, вот и его козыри – пять человек за спиной. Молодые, крупные, с наглыми, уверенными харями, ещё не нюхавшие параши, – такие очень опасны: страха нет, а есть только вера в своё физическое превосходство.
Превосходство было налицо – из-под стёганых фуфаек молодняк буднично извлекал на свет божий кто цепь, кто гвоздодёр или короткий ломик. О физическом противостоянии не могло быть и речи – они покрошат его вместе с чахоточной пристяжью и даже не запыхаются. Его торпеды хороши вставить заточку, когда жертва полуживая от страха, а не против цепей. Причём – он жопой это чувствовал – бить будут не беспокоясь о последствиях, могут и замочить. Малолетки не думают в моменте, осознание приходит сильно позже, уже в зоне, когда становится понятно, что сила удара измеряется разными статьями и годами за колючкой. Пока же у них лишь азарт самоутверждения. Он не испытывал страха – только досаду, что всё так глупо заканчивается.
– Вы чё, пацаны? Уберите железо! Мы же потолковать собрались, – это скомандовал малец, коротко глянув через плечо. И снова быстро обернулся к нему – он не недооценивал противника и старался не выпускать его из вида. – Извини, братское сердце. Пацаны не в курсах, тут непонятка случилась.
Молодой разворачивал ситуацию как опытный тёрщик – и силу показал, и не допустил, чтобы вор потерял лицо, подчеркнув уважение тоном. И где наблатыкался?
Напряжение спало, и опытный бродяга с интересом ждал, куда тот дальше намерен выруливать толковище. Он уже не сомневался, что парень просчитал ходы, и с непонятной симпатией наблюдал за ним. Сам он за всё время не сказал ещё ни слова, и это тоже была правильная позиция. Тот, кто молчит, всегда имеет тактическое преимущество – ибо ни под чем ещё не подписался.
– Мы со всем пониманием, батоно Бидзина. Хотим остаться в деле. Знаем, что ты не для себя рискуешь, для братвы стараешься. И мы по понятиям готовы на общак отстёгивать.
Пацан вырулил на всю катушку. Он не просто сохранил ему лицо в гнилой ситуации, он поднял его авторитет на новый уровень. Завтра его бойцы начнут рассказывать, что даже в Москве деловые ложатся под Бидзину Сухумского и отстёгивают на воровское благо. И неважно, сколько они будут платить, главное – прецедент. Теперь не только сухумские цеховики, но и московские деляги ему платят, а значит, он выходит
