на союзный уровень. Это то, к чему он давно стремился, но не знал, как подступиться. Больно рискованно было, Москва не Сухуми, здесь менты не ссученные, денег у вора не возьмут, вмиг ласты склеят. И вот само в руки идёт, точнее, пацан подогнал. Ай, молодца, и сам не прогадал: из верного покойника – а позор вор обязан был смыть кровью – превратился в партнёра, которого теперь хочешь не хочешь придётся беречь и защищать. Он ведь, хитрован, добровольно, по понятиям на общак платить вызвался, и в ситуации, где силу имел, а значит, никакой он не данник, а натурально правильный пацан, хоть зону и не нюхал.
– Сколько вы готовы отстёгивать? – это были его первые слова за вечер. И прозвучали они так, будто это он сам создал ситуацию и теперь подводит итог.
– Штуку в месяц.
«Молодец, не пожадничал», – снова с удовольствием подумал вор. Цифра была хоть и небольшая, учитывая предполагаемый оборот, но заметная для недалёких подручных и для тех, кто её услышит, не зная подробностей.
– Хорошо. Лавэ будешь отдавать начальнику поезда до двадцать пятого числа каждого месяца.
Фактически это означало, что тот будет просто недоплачивать тысячу рублей за каждую четвёртую партию товара, что для Ромки являлось несущественной скидкой от цены, за которую он получал гарантии безопасности и покровительство авторитетного вора, – чрезвычайно выгодные условия, учитывая, что вор и канал сам подогнал. Со стороны же это выглядело, будто вор диктует свои условия деловым.
– Замётано! – Ромка протянул руку, вор её пожал, и они обнялись, что подчёркивало идейное сотрудничество, а не обложение данью. Впрочем, при желании каждая сторона могла интерпретировать взаимоотношения так, как ей выгодно, – вряд ли они будут существовать в пересекающихся мирах. Но понимали это только двое из присутствующих, остальные уже намеревались праздновать мировую, с воодушевлением обмениваясь рукопожатиями. Однако вор принял решение разойтись, чтобы не привлекать внимание ментов. На самом деле он просто не хотел, чтобы его бойцы при свете увидели, с какими молокососами они имели дело. Ромку это более чем устраивало. Во-первых, иначе за банкет пришлось бы платить ему, во-вторых, и это главное, светиться в компании вора в законе совсем не входило в его планы.
* * *
Пацаны этим же вечером уехали домой. Из Москвы через Пензу шло множество поездов в Казахстан и далее во всю Среднюю Азию. Тем не менее билетов в кассах не было, но он пробился к окошку администратора, поведал душещипательную историю про отставших от поезда спортсменов, положил сверху три рубля, и билеты в плацкартный вагон нашлись.
Пацанам он заплатил двести пятьдесят рублей на всех, и они были крайне довольны. Джин так и порывался остаться в Москве, но Ромка, зная его неугомонный характер и то, что он в розыске, поспешил отделаться от приятеля под предлогом отсутствия у того паспорта и за неимением ночлега. Дома Джин прятался в подвале девятиэтажки, где они ещё со школы собирались для игры в карты и выпивок. Ромка, впрочем, был там редким гостем, а Джин с Барабаном и раньше частенько использовали это место для ночлега. Отцов у них не было. Мать Барабана жила с каким-то хахалем, отношения с которым у подростка не сложились – сначала тот его поколачивал, а когда малец подрос, они поменялись местами. У Джина мать вообще была алкоголичкой и жила со всеми, кто нальёт стакан, поэтому домой ребят, мягко говоря, не тянуло.
Проводив гоп-компанию, Ромка, как обычно в последнее время при общении с друзьями детства, испытал облегчение. Пока он доставал им билеты, они нашли рядом с вокзалом шинок, где нелегально торговали спиртным по ночам с наценкой, и были уже веселы и готовы к приключениям. Ночной плацкартный вагон поезда «Москва – Андижан» подходил как нельзя лучше для этих целей. Он только переживал за Джина, для которого любая проверка документов была бы фатальной. Но, с другой стороны, тот не мог бегать вечно, рано или поздно его всё равно поймают – он и сам это понимал. Так, может, оно и к лучшему, если раньше – пока не натворил чего-нибудь серьёзного.
Он привычно ехал домой на метро, которое ещё ходило, и прокручивал в голове события прошедшего дня. День выдался непростым, но закончился благополучно. О том, что события могут развиваться подобным образом, ему стало понятно ещё во время первой встречи с Борей, как тот тогда представился. Теперь называть его этим именем или смешным человечком язык уже не поворачивался. О том, кто это такой, ему поведал старик Ми-Ми, а для него дядя Миша, бывший его соседом по деревянному бараку, где Ромка родился и прожил до пятнадцати лет, пока им с мамой не дали отдельную квартиру. Ми-Ми же продолжал там жить и сейчас, периодически возвращаясь в свой настоящий дом, которым он считал тюрьму и где провёл в общей сложности двадцать три года.
Дядя Миша, как он называл его с рождения, никогда не имел ни детей, ни семьи и очень хорошо относился к шустрому пацанёнку, выросшему на его глазах, с понятными перерывами, конечно. Для встречи с ним и с пацанами Ромка и сорвался тогда из Москвы. Когда он описал дяде Мише своего нового знакомого, а главное, подробно перечислил наколотые на пальцах перстни и восходящее солнце на левой кисти, тот пошамкал беззубым ртом, зачем-то оглянулся по сторонам, хотя они были одни в его конуре, и, глядя мимо Ромки, громко зашептал:
– Это Бидзина Сухумский. Пиковый вор. Страшный человек. Ты вот что – не вяжись с ним, – глаза старика словно остекленели.
– Дядя Миша, я уже подписался, – Ромка, чего греха таить, испугался, услышав такую характеристику от дяди Миши, который обычно не склонен был драматизировать ситуацию.
Ми-Ми долго молчал, потом заговорил:
– Сам я с ним не пересекался, но знаю одного кента, они вместе чалились. Ты ссуди нам на пузырь, я завтра к нему съезжу, глядишь, и расскажет чего путного.
На следующий день Ромка приехал к нему со сломанным в очередной раз носом, разбитой бровью и с сильного бодуна. Старик был не лучше, разве что лицо целое. Не сговариваясь, они прогулялись до кафе «Иваново», как в народе окрестили голимую пивнушку в Ивановских банях. Только прошлым летом Ромка там впервые попробовал алкоголь, а именно нагло разбодяженное пиво с добавлением стирального порошка для пены. Сейчас же шёл уверенно. Для Ми-Ми «Иваново» было постоянным местом притяжения. Там, стоя с кружками возле не очень чистого высокого столика с прикрученной к нему посередине саморезом
