Сейчас позвоним папе, и он вызовет милиционера, тот отгонит рабочего.
«Вот как с нашим братом, — невесело подумал Полуяный. — Будто не рабочий плывет, а крокодил».
Иван Андреевич одолжил Анне Селедкиной сахар, и та пошла домой, а самого Ивана Андреевича где-то около часа гоняли из одной комнаты в другую расходившиеся нервы. Минувшая война опять дала знать! Потом его мысли перебросились на другое. Полуяный понять не может, как нынешнее поколение предает забвению такую тяжелую войну! Почему-то не ценит усилия многих миллионов солдат, отдавших молодость, здоровье, а зачастую и жизнь за нашу Родину. А может, цена Родины уже другая?
После того случая, когда Анна Селедкина поведала Полуяному о своей жизни, она стала при каждой встрече жаловаться на своего мужа. Видно, женщине хотелось облегчить душу, и Анна в лице Ивана Андреевича нашла внимательно-сочувствующего слушателя.
Полуяный решил откровенно побеседовать с Селедкиным, конечно, с глазу на глаз, ждал подходящего случая, и такой случай неожиданно подвернулся.
Как-то заболел у него в бригаде один парень, Стас Цветков. Молодой, но толковый. День нет на работе, два… Полуяный не утерпел и пошел после работы навестить Стаса. Засиделся у больного допоздна. Когда, попрощавшись, Полуяный вышел на лестничную площадку, то неожиданно столкнулся с Селедкиным, который выходил из дверей напротив. Полуяный знал, что в той квартире живет их инструментальщица. Муж инструментальщицы бросил ее за разгульный образ жизни, уехал в Сибирь от греха подальше да там и остался. С тех пор повелось, как только у какого-нибудь мужика накопится дурная сила, так сразу он торопится к инструментальщице.
Она была приветливой хозяйкой, никого не обижала, и все посещавшие ее довольные уходили от ласковой женщины. Ко всему прочему она была смазливой бабенкой. Черные глаза инструментальщицы загадочно улыбались из-под черных и тонких бровей и, словно змея лягушку, притягивали холостых и женатых.
Надо же судьбе свести вместе на лестничной площадке парторга цеха и простого коммуниста. Полуяному пришлось прямо ни с того ни с сего заговорить на тему, неприятную Селедкину. Гнев и злоба придали Полуяному мужества, и он высказал побледневшему от злости прилизанному парторгу все, что он о нем думал. Полуяный не знал, как опасно говорить правду таким людям, как Селедкин. Если бы он хотя бы догадывался о том, чем может все это закончиться, то никогда в жизни не стал высказывать Селедкину свои взгляды на его поступки в таком тоне. Но это еще впереди, а сейчас предстояло ему пройти большую часть дороги вместе с парторгом. Они шли по ночному городу, а мимо пробегали машины. Уже зажглись вдоль дорог фонари. Если в это время подняться на пожарную каланчу и посмотреть сверху на город, то увидишь сплошную ленту бегущих огоньков. Они были как маленькие загадочные светлячки. Очень красиво смотрятся дорога, черные крыши домов и зарево, исходящее от завода.
Полуяный, отличавшийся исключительной честностью и прямолинейностью, словно на официальном приеме, стал обращаться к парторгу по фамилии.
— Товарищ Селедкин, я, как коммунист, хочу поговорить с вами насчет вашего поведения.
Селедкин не ожидал услышать такое, резко остановился, удерживая Полуяного за рукав.
— В чем дело? Что за тон?
— Не будем сейчас деликатничать и напускать важность, — не обращая на Селедкина внимания, продолжал Полуяный, — не в этом суть! Я по отношению вашего поведения.
— Тебе какое дело? — вспылил Селедкин и отвел Полуяного на обочину, дабы не мешать редким прохожим. От него несло водкой и, кажется, луком. — И попробуй только болтни на работе или у меня дома!.. — он выругался мерзко и грязно.
Полуяный услышал и не поверил самому себе: неужели Селедкин так дремуче груб?
— Угрожаешь? — Иван Андреевич тоже перешел на «ты». — Знай, не боюсь! Я думал, что ты хороший человек, а ты с гнильцой.
— Не тебе судить! — Селедкин дико завращал глазами и ближе притянул к себе Полуяного, со стороны можно было подумать, что они мирно беседуют, так как говорили тихим нормальным голосом. Куда девался учтивый и вежливый парторг. Перед бригадиром стоял обыкновенный хам.
— Я по сравнению с тобой лет на двадцать, считай, больше прожил, — спокойно сказал Полуяный. — Всего на свете повидал. А вот таких двуличных впервые встречаю. Пойми ты, чудик, не боюсь я тебя, хоть убей! На войне не с такими сталкивался. Понял?!
Селедкин угрожающе засмеялся. Он отпустил рукав Полуяного и засунул руки в карманы брюк, при этом стал перекатываться с носков на пятки и обратно.
— Ха-ха!.. Да! Я парторг, но станешь на дороге — оборву уши!.. Как мальчику!.. Пойми, пенек, я слов на ветер не бросаю… Теперь ты видишь, какой я есть на самом деле?! Пойди доложи обо мне — тебе не поверят… Засмеют…
— Ну это потом посмотрим!.. А сейчас предупреждаю: если еще раз замечу тебя у этой или другой бабы, так сразу пойду в горком партии!..
— Беги… беги! Но помни!.. Я не собираюсь долгую жизнь прожить…
Полуяному показалось, что Селедкин заносит руку для удара, но парторг пригладил волосы на голове, потом развернулся и ушел, не оборачиваясь. Пошел домой и Полуяный; на душе у него было нехорошо, словно кошки нагадили.
Иван Андреевич ворвался домой с шумом. Раньше он никогда не входил без стука, а тут ногой открыл дверь. Жена Полуяного уже была дома. Увидев мужа, она удивленно подумала: он пьян: рубашка выбилась из-под пиджака, плащ расстегнут, а сам Иван Андреевич был очень сильно возбужден. Жена приблизилась к нему, принюхалась и убедилась, что он совершенно трезв. Да и вообще Полуяный очень редко выпивал. Он всегда осуждал времена застоя — времена разгульной пьянки в стране. Полуяный грубо отмахнулся от вопросов жены и, не поужинав, ушел спать, опрокинув при этом стул.
У Ивана Андреевича разболелась душа. Он смутно догадывался: оттого что не сумел достойно ответить подлецу в лице парторга. Полуяный уже лежал в постели, уже почти забылся, уже первый сон увидел, но тут очередная волна злобы с такой силой покатилась на него, что он вскочил с постели и как волк, обложенный красными флажками, забегал по комнате.
Через неделю после стычки между Селедкиным и Иваном Андреевичем состоялось открытое партийное собрание. Рабочие, прослышав о споре между парторгом и Полуяным, с нетерпением ждали этого дня.
Красный уголок заполнился
