НЕПУТЕВЫЙ
Я и мой приятель Славка сидим у костра на берегу небольшой речонки в ожидании утра. Неподалеку в кустах лежат сломанные удочки и котелок для ухи. Тишина. Желанный покой. Как хорошо порой отдохнуть от цивилизации!
Тепла июньская ночь. Только уж слишком коротка она. Не успела загустеть темнота, как приближается рассвет. В такую ночь и говорить не хочется, не только делать что-то.
Славка лениво ломает через колено еловые сучки и бросает в костер. При их падении встревоженным роем взлетают и сразу гаснут искры. Подкрался ветер, сбил с костра дым, прижал к земле. Дым вырвался, закружился и горькой волной ударил в лицо, вышибая слезы. Исказилась и расплылась фигура Славки. Мне стало смешно, я расхохотался, и эхо моего смеха далеко пронеслось над спящими лугами. В ответ на том берегу закричала выпь.
— Ты чего? — недоуменно спросил Славка, косясь на меня и чуть-чуть отодвигаясь, принимая меня за ненормального. Сучок, готовый лететь в костер, застывает в его руке.
— Так, — не стал объяснять я, пусть подумает.
Рассвет постепенно вытесняет ночь. Костер наш гаснет. Славка поднимается, достает из кустов удочки и спускается к реке, зевая и прикрывая ладонью рот. Я потянулся за ним.
Мы усаживаемся поудобнее у неровной кромки воды, на некотором расстоянии друг от друга, разматываем нетерпеливо удочки и забрасываем их в реку. В таком положении сидим почти час. Рыба клюет часто, то и дело подрагивает поплавок. Наконец из-за горизонта выкатывается солнце. На реке заиграли его лучи. Проснулась, ожила земля.
Славка сияющими глазами показывает на котелок. Это означает: на уху уже есть.
Мы так увлеклись рыбалкой, что, услышав за собой хрипловатый бас: «Здорово, мужики», вздрогнули. Я обернулся. Сзади стоял пожилой мужчина с удочками и маленьким ведерком в руке. Правый глаз у него немного косил, и создавалось впечатление, что он смотрит сразу на нас двоих.
— Ну как, клюет? — спросил он, с интересом разглядывая нас и нисколько не смущаясь.
— Где там, не берет! — в один голос недовольно ответили мы.
Кругом нас уже вовсю пели птицы, звенели над ухом комары, мошкары было как перед дождем.
Мужчина постоял, почесал за ухом. Я ждал, когда он уйдет. Но он и не думал уходить. Перевернув ведерко вверх днищем, поставил его рядом и сел. Это был среднего роста человек с курчавыми рыжими волосами и доброй улыбкой.
— Махорочки не найдется?
Славка протянул ему сигарету с фильтром. Он поморщился, но взял. Раскуривая, спросил:
— Давненько здесь?
— С ночи, — ответил Славка, давая понять, что он нам мешает.
— Из города? — не обращая внимания на наш тон, задавал вопросы незнакомец и вытянул с удовольствием уставшие ноги.
Я присмотрелся к нему, и мне показалось, что где-то я его уже видел. Он тоже внимательно всмотрелся в меня, кося глазом, и радостно заулыбался.
— Не узнал, поди?
И сразу вспомнилось, как несколько лет назад возвращался я на станцию с утиной охоты.
Стояла сырая осень. По дороге догнала меня черная туча и облила холодным дождем. И дождь вроде бы недолгий был, но я промок, озяб и поэтому, проходя какую-то деревню, постучал в первую от дороги избу. Дверь отворила уже немолодая женщина.
— Пообсохнуть не пустите? — попросил я, счищая палкою грязь с сапог, а сам подумал: «Побоится, как бы не наследил».
— Входи-входи, — приветливо раскланялась она. — Вымок-то, ровно в реке побывал.
На столе появились самовар, сахар и домашней выпечки хлеб. Я пил горячий чай из блюдечка и смотрел на женщину, еще не совсем старую, но уже седую. Она сидела напротив, о чем-то думая. Минут пять мы молчали. В комнате было тихо, только на кухне фыркал маленький поросенок, звучно ел из лохани.
— И носит же вас в непогодь этакую! Где-то и мой сейчас, непутевый. Тоже, поди, измок весь, — задумчиво сказала она.
— Почему ж непутевый? — спросил я, озадаченный.
— А как его назовешь еще? Непутевый — непутевый и есть. Наградил же меня Господь. Хоть бы день дал пожить спокойно. Где там! — Она провела рукой по столу, поджала губы.
— А что, пьет часто? — не удержался я от вопроса.
— Он-то?! — она замахала на меня руками. — И капельки в рот не берет. Да об этом ли я пекусь? Непоседлив он. Работ сто, поди, сменил.
— Не держат? — хмыкнул я и пожалел.
— Где там «не держат»! — Женщина с укоризною взглянула на меня и тоном, в котором чувствовалась обида, продолжала: — Не пущают даже. Руки-то у него золотые. А так себе, непутевый он. И плотничал, и на тракторе ездил, и в городе побывал. Года три назад взяли его дорогу мостить. Ну, думаю, поработает наконец, потому что с большой охотой пошел. Так нет, и оттуда сбежал. Теперь бакенщиком устроился. За пять верст отсюда будет. Тьфу! И носит леший его.
Она долго еще ругала мужа — и когда убирала со стола, и когда разжигала печь.
Дождя уже не было. Осеннее солнце неприкаянно блуждало по небу, поминутно прячась за разрозненные тучи. Я стал было прощаться, как распахнулась дверь и на пороге появился мужчина в болотных сапогах и брезентовой куртке. Один глаз у него косил. Ввалился в комнату он с шумом и непонятной радостью.
— Ага, прибыл, непутевый! — Хозяйка сердито громыхнула ухватом. — Где тебя, Михалыч, леший носит?
Мужчина беззлобно расхохотался, тщательно вытер о тряпку ноги, снял куртку и только после этого поздоровался со мной за руку.
— Садись, чаевничать будем, — обратился он ко мне. — А не то водочкой угощу.
