Там было в некотором смысле гораздо удобнее: обилие достопримечательностей, толпы людей, большинство из которых – туристы. Самая лучшая в мире публика: вроде и есть они, а вроде и нет, смотрят на тебя, но не видят. А вот когда с тобой начинают здороваться патрульные полицейские – как же иначе, они тебя встречают каждый божий день, сперва в коляске, потом на костылях, конечно, запомнили – это уже совсем другой коленкор. Пришлось менять план – такой хороший план – и уезжать несолоно хлебавши.
Чтобы все сложилось хорошо, надо быть незаметной. Симпатичной прохожей, каких миллион.
Аля присела на лавочку возле сувенирного магазинчика, полистала на планшете новостную ленту – так, на всякий случай.
Основной версией следствия по делу о крушении в Краснодарском крае вертолета, принадлежащего известному санкт-петербургскому бизнесмену Евгению Бондаренко, является человеческий фактор…
Господи, когда журналистов начнут тестировать на умение говорить и писать по-русски! Это была первая ее мысль. Но палец уже автоматически ткнул в «подробнее». Плевать на корявость и безобразное обращение с языковыми нормами, она должна срочно узнать, что там – подробнее.
Да!
Папочка, папуленька, хозяин половины ее ДНК, которого она не видела до семнадцати лет, ненавистный Бонд – сдох! Вот, черным по белому!
Ставя свечку за упокой и думая о нем, живом, здравствующем, нахрапистом и смертельно опасном, она ни на мгновение не верила, что глупая эта манипуляция может как-то сработать. Разве что на самую крошечную секундочку, когда из дрожащего пламени выступило лицо. Надеяться – ну да, надеялась, конечно, но вполне скептически. И плевать ей было на вроде как недопустимость подобных деяний – якобы черная магия, ужас-ужас-ужас, нельзя-нельзя-нельзя! Да она хоть черту лысому готова была поклониться, чтобы избавиться от этого монстра. Поймает, запрет, заставит работать на себя, если придумает, невзирая на общую свою тупость, как использовать цифровые технологии для собственной выгоды, да еще и выдаст замуж за кого-нибудь такого же, как он сам…
Есть, есть справедливость на небесах!
Теперь можно было ничего не бояться. Ничего и никого. Она и раньше не очень-то боялась, но теперь… теперь все стало совсем по-другому.
Сунув планшет в рюкзак, Аля поднялась со скамеечки резко, рывком – но нога даже и не подумала напомнить о себе. Отлично.
На мгновение захотелось свернуть – вон туда, вправо, где через два квартала будет выглядывать из зелени кряжистое серое здание больницы. Забежать, улыбнуться, поцеловать. Назвать Львенком, поглядеть, как он улыбается. Он очень хорошо улыбался – по-мальчишески неотразимо. Она ведь не хотела ему зла, правда не хотела. Он не сделал ей ничего плохого, он был к ней добр и даже, кажется, искренне влюблен в нее.
Она даже постояла с минуту на углу, раздумывая: может, и вправду свернуть?
У нее были другие планы, однако планы ведь можно и переиграть. Сейчас – еще можно.
Но ощущение внезапной свободы – полной свободы! – было таким острым, таким обжигающим, таким огромным, а серое здание в двух кварталах справа – таким крошечным!
Зачем ей это? Зачем ей это – теперь?
Зачем ей теперь, строго говоря, кто бы то ни был?
Я на солнышке лежу и на Львенка не гляжу…
* * *
«Ладно-ладно, ничего смертельного пока не произошло», – успокаивал себя Гест, мечась по пустому гостиничному номеру. Все живы, все здоровы. Аля куда-то пропала, но вряд ли с ней что-то случилось – среди бела-то дня! Максимум, поскользнулась на прогулке, ударилась больной ногой. И быть может, вокруг – никого, чтобы позвать на помощь. А телефон сел. Или деньги на нем закончились. Неприятно. Даже очень, но, в сущности, пустяки. Он жив и почти здоров, Аля наверняка тоже. Все прочее – поправимо.
Даже если со счетами какая-то фигня (ничего, со временем все образуется!), он же умный и предусмотрительный! У него есть «подушка безопасности». Правда, довольно странно будет выглядеть ситуация, когда он придет куда-то, чтобы продать один из бриллиантов. Куда, кстати? Надо подумать. В принципе, тут недалеко Голландия, где наверняка найдется не слишком любопытный ювелир. Сколько там до Амстердама? Выйти из гостиницы, как ни в чем не бывало, помахивая легонькой сумкой, сесть в припаркованную рядом машину… Але он в итоге дозвонится, ничего, это подождет, это не первоочередная проблема, пока надо что-то предпринять самому. До Амстердама и обратно можно, наверное, обернуться за сутки – и тогда уже начинать выяснять, что там за чехарда с кипрскими счетами… Но по дороге придется заправляться, а наличных у него негусто.
В бумажнике, кроме нескольких купюр, покоилась стопочка банковских карт – бесполезных! Проклятье! И – батюшки, он и забыл про нее! – кредитка.
Для тестирования Гест не придумал ничего лучшего, кроме как попытаться пополнить счет телефона. По минимуму, на десять евро… Был почти уверен, что сейчас опять придет сообщение о невозможности выполнить операцию…
Но сообщение оказалось другим: «ваш баланс пополнен».
Получилось!
Значит, надо написать Але и – махом в Амстердам!
Сумка – на вид небольшая, но вместительная, удобная, из мягкой кожи, уже потертая, что только придавало ей шарма – чинно стояла на нижней полке шкафа. В ее внутреннем кармане покоился того же стиля кожаный несессер с набором всяких нужностей – в том числе и с запасным тюбиком бритвенного крема.
Вот только тюбика там не было.
Гест перетряхнул сумку, выворачивая карманы, чуть не выдирая с мясом подкладку! Неужели он куда-то переложил тюбик? Переложил – и забыл? Да бред какой-то.
Деликатный стук напугал его. Кого там несет? Но за резко распахнутой дверью стояла всего лишь горничная. Молодая и, похоже, совсем неопытная. Ее ломаный английский был не лучше примерно такого же русского.
– Клин рум? Убрать номер?
Ну хоть не по-немецки, подумал Гест, резко втаскивая девушку внутрь. Втолкнул в ванную, схватил с подзеркальника тюбик – такой же, как исчезнувший, только ополовиненный, – потряс перед ее носом:
– Ты взяла? Еще один такой – видела?
– Я не брать! Ничего не брать! – Она попятилась к выходу.
Но Гест держал ее крепко, даже встряхнул слегка, повторив свой вопрос по-английски, потом еще раз, максимально приблизив конструкцию фразы к ее познаниям – без времен и падежей.
В серо-зеленых глазах – довольно красивых, отметил он автоматически – испуг сменился чем-то вроде понимания.
– Это? – Девушка показывала куда-то вниз. – Вы сам забыть.
В изящной мусорной корзине действительно валялся тюбик. Его тощее тельце сгибалось спиралью – кто-то очень постарался выдавить все содержимое.
А потом бросил ненужную оболочку в корзинку. И толстую крышку тоже – Гест, помнится, выбрал этот
