сел на свое место и откинулся на спинку стула. Товарищ, сидящий сзади, помял ему плечи и сказал, что он просто герой. А девочка, сидящая через проход, назвала его идиотом за то, что он завалил пункт, который она могла бы рассказать на пятерку. Рамилка с улыбкой показал ей средний палец. Несколько человек захихикали. С последних парт, где сидели двоечники, понеслись слова поддержки, а с первых — слова обратного значения. Рамилка был спасен, в отличие от остального класса. Его сегодня уже не спросят, а вот девочек, желавших ответить до этого, охватило странное беспокойство. Историю они знали не лучше тех ребят, что сидели на последних партах, но им помогала тактика зарабатывать оценки посредством «первого пункта»: в дневниках стояли только пятерки.
Учительница задала второй вопрос, и класс притих. Ни одной поднятой руки, и только Рамилка сидел, как вельможа. Учебник лежал возле него, и, когда товарищ с задней парты попросил у него помощь, он без проблем отдал книгу ему. Учительница заглянула в журнал. Класс опустил головы в учебники, пытаясь вычитать хоть малую часть информации, чтобы не заиметь неприятности. Учительница долго водила пальцем по странице. Тут она остановилась, и кто-то тяжело вздохнул в наступившей тишине. То ли она ошиблась, то ли ей было мало двух троек и четверки для выставления итоговой оценки, но учительница спросила меня, и класс в изумлении уставился на третью парту третьего ряда, где уже сидел один герой дня. Второго ожидало место у доски.
Я вышел и уточнил вопрос. Учительница совладала с нервами и повторила. Я развел руками. Знания о Русско-турецкой войне были не самыми прочными, но все же я помнил несколько дат. Например, когда война началась и когда закончилась. Дальше, вместо того, чтобы рассказать ход военных действий (причины к тому времени уже назвал Рамилка), я выразил свое мнение по поводу великих качеств русского солдата, о технически-обученной армии и некоторых других факторах, благодаря чему войну удалось выиграть. Я лепил первое, что шло в голову, а учительница думала, что я готовился к уроку дома.
Она поставила мне четверку, и Рамилка долго смотрел на меня пустыми глазами.
— Ты готовился? Ты же сказал, что ничего не учил! — Теперь он видел во мне предателя.
— Я ничего и не учил, — прошептал я. В это время учительница задала третий вопрос, последний на сегодня. — Я рассказал то, что было в тетрадке. Я же все переписывал с доски на прошлом уроке, а там даже чушь выглядит гораздо понятнее.
— И когда ты успел прочитать?
— Пока ты отвечал.
— Ну, ты даешь! — Он был шокирован. — Молодец!
— Спасибо.
Я почувствовал, как пальцы, которые до этого массировали плечи Рамилки, перешли ко мне.
— Дашь мне сегодня свою тетрадку? Мне нужна еще одна оценка.
— Без проблем.
Глава 11
Нож
В субботу небо затянуло тучами, но дождь так и не пошел. Около четырех часов дня я сказал маме, что уроки выучены и за исправленную историю полагается снять часть наказания. Мама согласилась и поинтересовалась, куда я намерен пойти. Я пообещал, что буду с ребятами на пустыре.
В этот вечер родители гулять не отпустили, и мы с Рамилкой отправились на пустырь вдвоем. Когда начало смеркаться, мы попытались развести костер. Пламя постоянно задувал ветер. Рамилка упорно подкидывал газетные листы, которые разгорались так же быстро, как и гасли. Через несколько минут совместных усилий огонь все же затрепетал, и мы, окутанные дымом, стали подбрасывать в костер ветки.
— Я хотел тебе кое в чем признаться, Дэн, — сказал Рамилка в один из затяжных периодов молчания. — Дерет меня это изнутри. И я хочу раз и навсегда очистить душу перед собой и тобой.
— Заряжай, Рам, — отпустил я и принялся греть руки над костром.
— Я соврал тебе, что, когда пришел к Волдырю, не нашел его дома.
— Правда?
— Я застал его. Одного, без друзей. У него есть старшая сестра. Она сидела на лавке со своим хахалем. Я подошел, спросил, как мне найти Вову. Она сказала, что он на огороде, только к нему лучше сегодня не подходить, потому что отец его за что-то наказал. Но я настоял, и она позвала. Рыло у него было побито. Нос красный. Скорее всего, отец дал ему прямо в пятак. А вот за что — не знаю. Короче, я протянул деньги, он забрал все, до рубля, и вернул нож.
Я кивнул, но болтать лишнего не стал. Мне хотелось, чтобы он все выложил сам.
— Я принес нож домой, и с того дня у меня началась бессонница. Я не мог заснуть ни днем, ни ночью. Ходил из угла в угол, как сумасшедший. И все это время меня не покидало страшное желание зарезать Волдыря.
Я не удивился. Наверное, Рамилку задела моя реакция. Он замолк и молчал до тех пор, пока я не попросил его продолжить.
— Было около одиннадцати. Луна сияла так тускло, что я сам себя еле видел. Я вышел со двора и пошел к нему.
— К Волдырю?!
— Да. — Рамилка говорил, глядя в огонь. — Я простоял у его калитки несколько минут. На лавке никто не сидел. На улице было пусто. Поэтому я не боялся, что меня кто-нибудь заметит. Перелез через забор и начал подглядывать в дом. Два ближних окна выходили из зала. Там я никого не обнаружил, хотя горел яркий свет, и работал телек. Я заглянул в третье, и увидел мерзкое квадратное лицо хахаля его сестры. Никогда бы ни подумал, что девушкам нравятся такие парни. А сестра у Волдыря очень даже ничего. Длинноногая, симпатичная. Ты ее видел. Она иногда приходит на наш стадион, занимается легкой атлетикой.
— Она тоже была в комнате?
— Черт! — Рамилка обрушил толстую палку на костер. Огонь вспыхнул, выбросив в небо клубок дыма. — В том-то и дело, что нет! Если бы она была там, ничего бы не случилось!
Дым пошел в его сторону.
— Не знаю, что еще я хотел там увидеть. Хахаль лежал
