позвонила медсестра.
И тогда я улыбаюсь.
– Ты сдержал обещание.
– Не хочу подводить тебя, Ленни.
Я и не знала, что она здесь. Я открыла глаза. Поморгала, чтобы навести резкость. И сначала увидела двух Марго, сидящих на стуле и склоняющихся ко мне.
– Подводить меня?
– Ты ведь закончила свою половину из ста.
– Мои семнадцать процентов.
– Нет, половину. А я свою – нет, – тихо проговорила она.
И покачала головой, как будто собираясь что-то добавить, но передумала.
– Все помогают, – сказала Марго наконец. – Элси, Уолтер, Пиппа и остальные из Розовой комнаты – разбились на команды, каждая взяла по рисунку. Я делаю наброски, подсказываю, какие нужны цвета, и руковожу.
– Ух ты!
– Одна беда – мы, конечно, вместе работаем, я команды раздаю, а вот истории рассказывать некому.
– И вы пришли сюда?
– И я пришла сюда. Рассказать тебе следующую историю, если захочешь.
– Всегда хочу.
Уэст-Мидлендс, весна 1999 года
Марго Джеймс 68 лет
После его смерти у меня началась морская болезнь. Мир приобрел какой-то странный наклон, и все теперь было не так. Ровное накренилось, я стала держаться за перила и спотыкаться на ступенях, чего раньше со мной не случалось. Боль утраты не утихала, хотя все говорили, что утихнет.
Сестра Хамфри предложила пожертвовать кое-какие его книги университету, где они оба учились и где Хамфри когда-то начал исследовать небо. Она составила список, и я стала укладывать их в коробки, взятые в овощном магазине. Книжные полки занимали в гостиной две стены. Большинство из этих книг Хамфри и в руки не брал с тех пор, как мы познакомились, однако настаивал, что все они необходимы. Они стояли здесь давным-давно и, казалось, утратили собственное предназначение и стали частью стен, поддерживали крошащийся каменный остов маленького коттеджа как дополнительные балки. Снимая книгу с полки, я словно вынимала кирпич из стены дома. Без него и его книг все это, конечно, долго не простоит.
Казалось, я отдаю то, что непременно должна сохранить, но я изо всех сил старалась не обращать внимания на это чувство. Ну когда я буду их читать? И что толку, если они заплесневеют в углу домика старой вдовы?
“Пятая ежегодная астрономическая конференция. Калгари, 1972” – большая белая книга, как раз поместившаяся в коробку, где некогда лежали бразильские бананы, – была последней в списке. Свой секрет она выронила на пол – так тихо, что я и не заметила.
Только после того, как отнесла коробки в машину, я увидела ее. Обнимая херувимчика Джереми и словно собираясь что-то сказать, она улыбалась мне с холодного каменного пола.
Я подняла ее, подержала в руке. И почувствовала, что ближе, чем сейчас, к ней уже не буду – до того она далеко. Известий от Мины я не получала с прошлого Рождества. Джереми к тому времени уже исполнилось девятнадцать. Интересно, стал он похожим на отца, думала я, – отутюженного профессора, не полюбившегося мне много лет назад. После их отъезда в глубине души я не переставала надеяться, что Мина не сможет выполнить задуманного и вернется, но они с Джереми и правда переехали на юг и поселились в городе, названном в честь небезызвестного президента Хо Ши Мина. Человека, который однажды, давным-давно, дал мне замечательный совет.
Я окинула взглядом притихшую гостиную.
Порой я принимала любовь Хамфри как должное, а такое бывает, только если ты по-настоящему уверен в чувствах другого. Но он был счастлив, я это знаю, как знаю, что и сама была.
“Вы найдете его… или ее”, – сказал Хамфри по случаю нашей последней встречи.
Поэтому я села, написала ей письмо и отправила, не оставив себе шанса передумать.
лес между нами вырос
сначала в молчании росли листочки с побегами,
совсем небольшие,
и мы легко сокрушили бы их при желании, но молчали
и дальше,
ни разу не преодолев пространство меж нами,
не раздавив ногой
ни травинки, ни почки
месяц за месяцем шел, и наша нехоженая
отдаленность
заросла деревцами, мне преградившими путь,
и я не осмеливалась пройти это пространство
меж нами, думала,
что обдеру все коленки в чаще и понимала: нет сил
годы сменяли друг друга, сменяли, сменяли, а с ними
густела
живая колючая изгородь, и только вооружась пилой
можно было продраться к тебе через то, что
сделало время
с пространством меж нами
и вот наконец пространство меж нами так прочно
заполнилось жизнью, густыми стволами, дремучей
зеленой
листвой, что стало стеною, и мне уже
не разглядеть тебя
на другой стороне
теперь лишь рискуя жизнью можно преодолеть
пространство
меж нами, но если, расчистив дорогу, пробившись
сквозь лес,
я увижу, что там, на другой стороне,
тебя уже нет?
– Марго?
– Что?
– Если я скажу, что люблю вас, это прозвучит странно?
– Вовсе нет.
– Просто хочу, чтобы вы знали: я вас люблю.
– И я тебя люблю, Ленни.
– Какой он был, Вьетнам?
– Удивительный. Жаркий, людный и полный жизни. С трудом верилось, что вся эта жизнь кипела, в то время как я жила совсем одна в старом сельском домике Хамфри. И конечно, там была Мина.
– Вы нашли ее?
– Нашла.
– И?
– Мы сожгли лес.
Где-то в 1999-м я села в самолет вместе с Марго. И после долгого перелета с двумя остановками мы приземлились в аэропорту Таншоннят. Ошарашенные не столько жарой, сколько влажностью воздуха, мы неуверенно шли от самолета к притихшему зданию аэропорта. Был поздний вечер, следующий за нами рейс ожидался только утром. Я путешествовала без багажа, поэтому шагала налегке следом за Марго, а та жонглировала паспортом, бумагами и разговорниками. Марго нервничала. Она заказала билет и собралась слишком быстро, не оставив себе времени на подготовку. И теперь благодарила и проклинала себя за это. Время позволило бы ей успокоиться, но могло и остановить.
Впрочем, беспокоилась она зря. Живший на другом краю света почти незнакомец, на которого Марго возлагала надежды, ждал ее. Он был похож на Мину – тот же овал лица, ее глаза. Но высокого роста, хоть и не совсем еще выросший в самого себя. Он держал в руках табличку с именем Марго, написанным от руки, и та, увидев его, испытала такое облегчение, что бросилась к нему и обняла, крепко-крепко.
Я
