что-то вопреки моему желанию, реализуют то, что мой бодрствующий ум сделать не в состоянии.
Он вернется, говорят мои сны, но чаще они говорят, что
он ушел.
В первый раз ты приснился мне через неделю после того, как бросил меня. Мы были в чужом городе, в другой стране, все это время ты собирался жениться. Я должна была помочь твоей девушке выбрать платье. Зачем поручать мне такое задание? Не знаю. Вполне возможно, я поручила его себе сама.
И почему я всегда сдаю тебе все лучшие карты?
В основном мне снятся образы. Я вижу цвета, но не помню звуков. Бывают и слова, но они лишь изредка написаны и никогда не слышны, как в порнороликах. Мои сны — постфрейдистские вглядывания в прошлое — демонстрируют порнофильмы из несбывшегося будущего. Только замечтавшись наяву, я слышу твой голос — эти ромкомовские фантазии, эти трогательные встречи, целые беседы, придуманные мной на досуге. Мой мозг неуправляемо проигрывает вновь и вновь многочисленные развязки, но это происходит, только когда я бодрствую. Кажется, наяву я беспомощнее, чем во сне.
Сон может быть повторением желания или повторением отсутствия, как, например, повторением отсутствия является удачная диета. Мои сны — это некий режим, вот только я не просила налаживать мою жизнь. Наяву я не хочу ни прощать, ни осуждать тебя, не желаю искать оправдания твоему поведению или его причины. И я не хочу, чтобы любовь обмякла до симпатии, дружбы, жалости или пренебрежения. Что за игру затеял мой мозг?
19 мая
Я ночую в Париже: у друга на полу. Остается только ждать… четыре часа… даже меньше.
Напротив меня в поезде «Евростар» сидят две женщины, я слышу, как они обсуждают деньги, семью. Я начала замечать остов социального, только перестав в него вписываться, и теперь кости заметно выпирают: дети, отпуск, бойфренды, планы…
Одна из них говорит: «Я люблю Париж, но я бы не поехала туда сама по себе».
Вторая отвечает: «Ну, теперь-то твоя жизнь вся при тебе, ведь так?»
Что это значит?
Что бы это ни значило, я прихожу в ярость.
Не было такого, чтобы я не хотела путешествовать одна. Мне нравится быть самой по себе, но мое «сама по себе» не находится при мне: оно такое же увертливое, как и моя жизнь. То в моей жизни, что я считаю своим, часто связано с другими людьми, но им вовсе необязательно всегда путешествовать со мной. Да, другие люди владеют некоторыми частями моей жизни, и если они вырывают из нее свою часть — что ж, неудача, — но это не больше, чем прореха. Сколько лет этим женщинам? Одной около пятидесяти, вторая выглядит моложе меня. У той и другой жизнь при себе: и ипотека уже погашена, и за аренду платить больше не нужно. До чего же омерзительно удерживать в руках это увертливое создание, которое вот-вот погибнет в неволе, как вытащенная на берег рыба. «Да забудь ты о нем, займись своей жизнью», — советовали мне некоторые, как будто любовь к жизни отношения не имеет. Или они хотели сказать, что оплакивать любовь, скучать по кому-то — это нечто противоположное жизни, что полноценная жизнь должна быть забита под завязку, в ней не должно оставаться неизбежных периодов, когда ничего не происходит?
Время нашего свидания спешит мне навстречу. Я чувствую подъем, сладостное предчувствие падения. Как когда знаешь, что еще немного — и расплескаешь воду в стакане, но всё равно продолжаешь двигаться, будто нарочно. Как когда едешь на машине вниз с крутого пригорка и перехватывает дыхание. Я могла бы что-то предпринять, но только отрицательное. Я не могу приехать скорее, зато могу отложить приезд или отменить его вовсе. Ни одного сообщения за последние сутки. Тридцать шесть часов назад ты «скорее всего» (собирался в Лондон) «сегодня или завтра утром». Меня пугает твоя немногословность, у меня не получается отвечать так же кратко. Единственный выход — хранить молчание. Раньше мы писали друг другу по электронной почте раз двадцать в день, а то и больше. Ты не из тех, кто лжет (по крайней мере, мне так кажется), но возможно ли, что ты экономишь правду? По крайней мере, на этот раз ты едешь ко мне. Ты никогда не делал этого раньше. Ты сообщил мне, во сколько прибывает твой поезд. В транспорте ты во власти расписания, и у тебя нет возможности опоздать.
Я засыпаю. Я перестану существовать до тех пор, пока ты меня не разбудишь.
Я не пишу тебе.
Ты не пишешь мне.
Я не вижу тебя во сне.
14. Лондон / Заканчивать
(19 мая)
Итак, в будущем совершенном, которое теперь уже в прошлом, мой поезд подошел бы к вокзалу. Мы бы встретились. Мы бы выпили для храбрости парочку крепких алкогольных коктейлей в баре неподалеку, после чего я бы протянула тебе руку, а ты бы наклонился и поцеловал меня, а потом ты (мы) бы остановился и сказал: Добро пожаловать в Англию.
И этот момент был бы прекрасен.
Но его не было, разумеется, тебя не было, когда я добралась до, была, когда ты, что ты будешь, встретишь на пути сюда, нет, еще не то, что не было, которое, когда бы то ни, где бы мы? Были ли мы, могли бы не, нет, только стекло, предметы за стеклом, дневной свет был, разозлил людей нет, не нет, нет всех их не, нет. Не, стекло бьется, свет прервался, нет, не был, и до сих пор нет его, будет, будет светло, свет, освещенный, светил.
Светил: прошедшее время, да, в настоящем на этом всё. Что-то отделилось, оранжево-синее, будто сквозь стекло, оставляя меня на той стороне, где я еще не бывала, с этим звоном в ушах — прилив адреналина, головокружение? — значит, я отдала себя на милость. Чему? Чему-то, кому-то: тебе? себе? Тебя там не было. Разумеется. Я знала, что всё так будет.
Я всегда это знала.
На что я рассчитывала? Ты часто опаздывал, но отсутствие носит другой характер. Дело не в том, что тебя там не было: твое не-бытие-там тоже куда-то делось. Какой-то своей частью оно осталось в прошлом. Мгновение осталось позади, как деревья, которые проносятся за окном скорого поезда. Казалось, что двигались они, но это делала я, да и поезд нельзя остановить, как машину. Пассивная пассажирка — я не могла ничего сделать, чтобы вернуться назад. Мгновение стало объектом. Я успела свернуть и убрать его
