и тому подобное.
Никита же просто молчал и смотрел на Егора. Тот дал ему свою визитку с контактами. «Спортивный врач, кинезиолог, реабилитолог и (совсем странное) иглорефлексотерапевт» было указано на ней. Егор практически ни о чем не спрашивал, ткнул пару раз в руки-ноги и всё! Тело само всё рассказало, выложило всё, ничего не тая. Никита только успевал вытирать слезы, навернувшиеся от боли. Он стискивал зубы, а слезы знай бежали. Черт! А ведь даже не вспомнить, когда плакал в последний раз. Наверно, когда мать Тимки увезли на «скорой», а сам Тимка не мог плакать. Сколько им было? Лет девять-десять…
Врач, заметив слезы своего пациента, пожалел мальчишку. Поводил руками, куда-то понажимал — и проклятущий спазм отпустил из цепких лап свою жертву. Егор говорил мягко и очень тихо, и боль успокоилась, а тело, получив с добрый десяток игл, и вообще перешло в режим энергосбережения — Никита даже не заметил, как вырубился. Выключился, как из розетки кто-то выдернул. Проснулся от того, что Егор накладывал бинт.
— Там указан мой номер, если что — звони, — сказал врач, складывая в чемоданчик инструменты и пузырьки. — Ногу беречь. Я еще Нике скажу.
Никита приподнялся на локте.
— А Ника-то тут при чем? — попробовал сопротивляться подросток.
Врач защелкнул замочек на чемоданчике и хмыкнул:
— Думаю, именно она и при чем.
Никита почувствовал, как загорелись уши. Он и так себя ощущал не в своей тарелке. В его комнате находился посторонний человек, который видел его слезы, видел его слабость, а сам Ник даже встать не может, потому что велено лежать. Да если бы даже велели бежать, он бы не смог: нога казалась чужой. К тому же этот самый человек был братом Вероники, этой рыжей классной девчонки. За всю игру они перебросились десятком фраз, не более. И не понятно, как Ника к нему относится, но хотелось верить. И Никита, глядя на Егора, уже приготовился к тому, что тот станет угрожать («увижу рядом — прибью»), а тот бросил взгляд в окно, усмехнулся, повернулся к Никите, зачем-то помахал руками — сначала левой, потом правой — опять усмехнулся, и вновь посмотрел на своего пациента.
— Из твоего окна площадь Красная, конечно, не видна, но зато хорошо видно окно Вероникиной комнаты, — сказал он.
Никита даже подпрыгнул на кровати.
— Где?
Егор ткнул его в плечо (несильно, но болезненно, видать, знал, куда ткнуть нужно, эскулап, блин!) — парень повалился на подушку. В глазах врача-деспота мелькнула чертовщинка, губы растянулись в ехидной усмешке:
— Есть сестра?
— Ну… — только и выдавил Никита.
— Указал бы незнакомцу с бурлящими гормонами на окно сестренки? — и сказал тихо, но как-то так, что парень решил, что лучше промолчать. — То-то же!
Егор подхватил свой чемоданчик и окинул взглядом комнату подростка. Комната как комната. Кровать, угловой шкаф, кресло, заваленное одеждой, у окна огромный стол полукругом. На нем слева стоит компьютер, справа на полках учебники, и миниатюрные модели самолетов. Много разных моделей.
— В десятом учишься? — вдруг спросил врач.
— Угу.
— А на каком профиле?
— Физмат.
— Ну, я так и подумал. А дальше?
Никита вздохнул. Эти взрослые разговоры о том, что пора решать, его раздражали.
— Не решил еще? — словно подслушав его, проговорил Егор и вздохнул. В карих глазах мелькнуло что-то. — Это правильно. Не думай, что уже должен. Я спросил просто, чтобы понять, как ты будешь жить, если ситуация с ногой усугубится… Спорт — это здорово! Но спорт ломает. Бывает и такое. И я часто вижу мальчишек, вроде тебя, вот только у многих кроме спорта ничего нет. Совершенно! Ни увлечений, ни стремлений, ни мечты. А ты молодец! Классные модели! Мне одну такую, только кораблик, подарили, так терпения не хватило дособирать. Ну тогда… тогда, наверно, злости было много, и мечты не было. От слова «совсем».
Мальчишка не спускал глаз с доктора, а тот вдруг заволновался, перекинул чемоданчик из руки в руку, потрогал крыло модельки, висящей на леске, вздохнул.
— Я вчера на тебя так вызверился, потому что знаю, что такое травмы, и не только, как врач, но и как спортсмен. Давно это было... Вольная борьба, юниорский чемпионат Мира, и мне шестнадцать…
Егор замолчал, глядя в окно. Никита видел только его профиль.
— Поэтому стали врачом? — решился спросить подросток.
— Да, и именно спортивным. Знаешь, что самое забавное во взрослой жизни? В юности меня до ужаса бесила одна фраза: «Вам эта травма не помешает в обычной жизни»… Стал врачом, чтоб не говорить ее другим мальчишкам и девчонкам, которые не видят себя вне спорта, и жизни вне спорта не представляют. И знаешь что? Именно ее чаще всего и приходится говорить. Почти каждый день. Иной раз думаю: «А тот врач, что собирал мое колено по кусочкам, тоже себя так паршиво чувствовал?» В одном он был прав: в жизни мне колено не мешает. Нисколько. Но вот как вчера подпрыгнешь раз дцать и всё: боль бьет от поясницы до пальцев. Вот так.
Врач взял с Ника клятву, что тот побережет ногу. Три дня свободы. Абсолютной! Вот только как сказать об этом тренеру? Никита вытащил справку, развернул, вздохнул. До соревнований какие-то две недели…
«Тренер убьет! Как пить дать! Сначала орать будет, как потерпевший, а потом…», — но додумать, что именно сделает с ним тренер, не успел — из-за поворота появилась девчонка в знакомой бейсболке, и Ник поднялся. Он шел по серебристой плитке и не спускал глаз с девочки. А та не глядела по сторонам и что-то мурлыкала себе под нос, подпевая треку из телефона.
— Ника! — позвал Никита, но та не оглянулась.
Парень уже решил догнать, как вдруг мимо него пронеслась какая-то полноватая девчонка и с воплем прыгнула на идущую впереди Веронику. Та от страха шарахнулась в сторону, едва не упав, выдергивая на ходу наушники, потом глянула на девчонку и треснула ее несколько раз по спине.
— Блин! Меня чуть инфаркт не хватил! Спятила, что ли?
— Ой, да ладно! Я ж орала! — отвечала подруга, поправляя лямки рюкзака.
— Тихо орала, значит!
Девчонка покашляла и как завопила на весь квартал:
— НИИИКАААА!
Вероника остановилась и вытаращила на нее глаза, потом как-то сочувственно проговорила:
