Игорь продемонстрировал совершенно другую реакцию. Он взял берет, примерил его перед зеркалом, долго выискивая положение, при каком бы берет смотрелся достойно, вытер ноги об коврик перед дверью, будто бы полы в кубрике были грязнее, чем в коридоре, и на прощание приложил руку к голове.
— До скорого.
Когда кубрик опустел, Миша спустил ноги на пол и посмотрел на меня. «Со мной все нормально», — с невыразимой иронией говорил его вид. На самом деле он был бесконечно рад этому мгновению. Ничего не сказав, он лег на подушку, потирая больные места.
«Вчера они завернули тебя в матрац, и это было больше похоже на шутку. Сегодня они перебрали»
Я вышел на балкон.
Под вторым корпусом выстроились две роты. Перед строем роты механиков стоял мой дедушка и зачитывал списки личного состава. Того, кто отсутствовал, он ставил в наряд, и таким образом новые дневальные были известны даже тем, до кого наряд не доводили. У дедушки была характерная привычка никогда не зачитывать фамилии повторно, поэтому тот, кто опаздывал, ничем не отличался от тех, кто не являлся на построение вообще. Когда Олег и Игорь выбежали из кубрика, командир роты уже проверил их группу, и я понял, что сегодня наш кубрик опять не будет спать. Их имена уже были в списках. Оставалось только узнать, в какой наряд их определят. Одна мысль доставляла мне удовольствие. Была пятница, и, если Олег и Игорь отстоят наряд с пятницы на субботу, то выходные они проведут дома, а мы в спокойствии и тишине останемся в казарме.
После построения курсантов никто не отпускал домой. До пяти часов вечера все должны были работать на территории академии.
Весь сентябрь стояла аномальная жара, и сейчас, в черных беретах и плотных курсантских рубашках, ребята парились под солнцем, ожидая распределение на работы.
— Дэн, — окликнул меня Миша.
Я выглянул из-за двери.
— Слушай, а ты… он запнулся и подался в свои мысли. — Ты…
— Мне тоже не нравится с ними жить, — ответил я.
В действительности мне не нравились существующие в кубрике порядки. Своим поведением Олег и Игорь рушили между нами равенство, отказывали в малейшей помощи и всячески подчеркивали дружбу со старшинами роты. Для них она значила гораздо больше, чем что бы то ни было. Для нас, ровным счетом, ничего. Может быть, поэтому они быстро водрузили над нами контроль, и уже на второй день оргпериода полы в кубрике мы мыли с Мишей вдвоем.
— Мне тоже не нравится с ними жить, — теперь я признался самому себе, но на душе легче не стало. Наоборот, вернулось ощущение, что я здесь лишний, если не могу вести себя как Олег, Игорь и еще многие из их приближенных.
— Мы… — Миша заметался в поисках решения. — Мы могли бы п-переселиться от них!
— Нет, — я вспомнил, как Игорь заявил Мише, что если вдруг по его вине кубрик окажется не прибранным, и их поставят в наряд, ему будет очень плохо. Что сделает, Игорь не уточнял, но Миша его словам верил. — Это не возможно.
— Почему? Ведь к-командир роты твой дедушка! Он…
— Именно поэтому и не возможно, — вздохнул я.
Хотя идея была хорошей. Я бы мог попросить у дедушки, чтобы он переселил наших головорезов к таким же головорезам, как они, а двух спокойных курсантов отправил по обратному адресу. Тогда всем станет хорошо. Олег и Игорь окажутся в веселой компании, а мы в тишине, а не под прицелом.
— Я открою тебе один секрет. Только ты его никому!
Миша перекрестился, что будет нем, как рыба.
— У нас с дедушкой отношения не из лучших, — произнес я и вдруг почувствовал, что Миша этому нисколько не удивлен. — Этого не видит никто со стороны, но это так.
— Из-за родителей?
— Из-за мамы.
Я вкратце рассказал ему историю своего детства. Выслушав меня, Миша спросил:
— Ты больше любишь папу или маму? На чьей ты стороне?
— Я отношусь к ним абсолютно одинаково, — и я нисколько в этом не соврал. — Но у меня есть одна точка зрения, которую мама не поддерживает. Я считаю, что без отца сын воспитываться не должен. Девочка, да. Девочка большую часть черпает из матери и учится у матери. А парень — нет. Иногда у меня возникают вопросы, которые я могу спросить только у отца. А его нет рядом. Я уверен, что мамины советы никогда не помогут стать на ноги в обществе таких дебилов, как Олег и Игорь. Мне кажется, что дедушка специально подселил их ко мне, чтобы проучить за старое. Сам представь, если бы ты жил среди них с семи лет, кем бы ты вырос?
— Не знаю, — Миша пожал плечами. — Но точно не так-кими, как они. У нас же своя душа.
— Душа своя, — согласился я. — Ладно, речь не об этом. В общем, пусть то, что мне кажется, мне только кажется, и Олега и Игоря поселили к нам случайно. Но пока дедушка меня учит, у нас ничего не выйдет. Он только обрадуется, если я подойду к нему с такой просьбой. Может быть, он этого и ждет.
— Но ты бы мог хотя бы поп-п-робовать?
Однако, дедушка совершенно этого не ждал. Я зашел в канцелярию после сданного наряда и передал все в точности, как планировал. Чтобы не сбиться, короткую речь пришлось заучить наизусть.
Дедушка сидел за столом, повиснув над очередной газетой, и пускал под потолок клубы сигаретного дыма. Здесь было темно для чтения, но он не торопился включать верхний свет. Интерьер внутри канцелярии поражал своей безвкусицей. Вонь от сигарет перебивала еще более резкий запах старой мебели и книг. Стол давно бы покрылся пылью, если бы не дневальный, ежедневно наводящий уборку. Сам дедушка никогда здесь не подметал, не мыл полы и даже не вытряхивал пепельницу, которая стояла во главе стола, невзирая на то, что во всех помещениях казармы курить было строго запрещено.
Сбоку от главного стола находился компьютер. Он всегда был включен, но кроме фонового окна на его экране редко что-либо менялось. По обе стороны от стола располагались стеллажи с папками. Я не знал, что в них, но судя по тому, как хранились, особой важности они не представляли. Документы, торчавшие из папок, выглядели, как перезимовавшая листва. Смятые, пожелтевшие, порванные. Некоторые из них свешивались с полок, как тряпки, и каждый, кто
