светлячками светились корабли, яхты, рыбацкие лодки…
Закуплены холсты, краски, кисти, бумага для эскизов. Холст для портрета из отлично сотканного льна, без узелков и дырочек. Юля загрунтовала холст, оставила его просыхать на мольберте. Села в кресло и стала вспоминать лицо Сарьяна, стараясь запечатлеть его характерные черты. «Что бросается в глаза? — рассуждала она, облокотясь на коленки. — Нос. Крупноватый для лица. Губы. Тоже немаленькие. Уши. Нормальные. Подбородок квадратный, выдвинут вперёд. Лоб. Высокий. Оттого ещё, что лысовата голова. Слегка скошенный. Осталось разместить глаза. Глаза на портрете — душа его! Если судить по глазам о душе, то уставшая она у него. Уставшая и онемевшая. Вот и приехали! Человек с такой душой обречён, он без будущего! Таков ли он на самом деле? Богатый и без будущего? Разве такое может быть? Посвяти себя будущему своей страны, её людям. То, что ты приобрёл — отдай им. Приобретал для того, чтобы тут же отдать? Есть ли такие в мире? Не знаю, не ведаю! Но должны быть. Вот он всё отдал, что-то пошло на пользу людям, а больше всего украли. Не годится такое будущее. Что ещё можно придумать олигарху, чтобы и у него было более-менее светлое будущее? Не всё же им страдать. Будущее, когда ты на смертном одре, и многочисленные родственники ждут не дождутся твоей смерти, чтобы тут же кинуться делить то, что ты приобрёл, в том числе и переступив через совесть, — самое печальное событие в жизни олигарха. Тем не менее такое будущее ждёт многих, если не всех. Невесёлая картина получается: архитектор, инженер, прораб, рабочий, построившие мост, здание, собор, засвидетельствовали себя на века, олигарх же развеял по ветру свои богатства, оставил после себя дурную славу и проклятия обездоленных им людей. Невесёлая судьба. И живости, радости в глазах она не оставит. Прям даже жалко его!» — посочувствовала «горю» своего заказчика Юля.
Ради «пробы пера», Юля сделала несколько набросков на бумаге, и они ей понравились. Колышется воздух, и ноздри раздуваются сами по себе при виде солёных волн. Белый корабль под парусами на дымчатом горизонте добавляет ощущения вечной сказки о прекрасном.
«У нас на Байкале тоже хорошо, — защищала свой край Юля. — Хрустальная вода… — перед глазами возникали кучи мусора на острове Ольхон, обломанные ветки сосен, содранная кора с берёз, простоватый народ… Грусть и огорчение заполняли душу. Вспомнились и близкие. Мама с папой, прожившие безвыездно в одной области, бабушка так и вовсе дальше района нигде не была. Дедушке повезло больше — дошёл до Кёнигсберга, и цел при этом остался. Муж дальше Кургана не залетал. — А я сама? Если б не этот счастливый случай, разве я увидела бы что-то подобное? Никогда! Муж. Объелся груш. Начнём с простого, оно и самое главное: люблю ли я его? Странный вопрос! Конечно, люблю! Но странною любовью… Полюбила я такого, потому что нет другого? Все другие его пальца не стоят! Красавец и умница! Ещё что? Разве этого мало! Могу ли я без него? Могу. Значит, что-то не то у меня с любовью. Он страдалец, раненая птица, ему нужна помощь! Себя положить на жертвенник? Только так! Ведь он, не задумываясь, сделал бы то же самое! Всё! — приказала себе Юля. — Мой муж, моя дочь — самые близкие и нужные мне люди! И я без них ничто!»
Семнадцатого к завтраку Юлю пригласил Сарьян.
— Как вы изменились, Юля, — сказал он, не скрывая восхищения. — Настоящая гречанка! Загар вам очень идёт.
— Много солнца, ветерок с моря, наверное, причина тому, — ответила Юля, улыбаясь. — Хотя специально я не загорала. Вам бы тоже, Григорий Самвелович, не помешал отдых, выглядите уставшим.
— Моя мама говорила в таких случаях: на том свете отдохнём, — улыбнулся Сарьян, но улыбка получилась грустной.
Уже за чашкой кофе спросил, когда Юля думает начать работу.
— Хоть сейчас, Григорий Самвелович, — поспешила с ответом Юля. — Время идёт, я лодырничаю. Нельзя так!
— Ну, что ж, сейчас так сейчас, — согласился Сарьян. — Что мне надеть? Куда прийти? Сколько времени займёт сеанс?
Получив ответ, сказал одно слово:
— Хорошо.
В кресле сидел спокойно, глядел в раскрытое окно на море, на колыхающийся прозрачный тюль, и молчал, отдавшись в руки художника всецело.
— Григорий Самвелович, поверните, пожалуйста, голову чуть-чуть влево, — попросила Юля. — Да, вот так. Потерпите минут десять.
Втиснув в размеры полотна то, что должно стать портретом, Юля порадовалась лёгкости и простоте замысла — никакой поправки в этом не понадобилось. Сверху есть запас пространства, и по бокам есть. Не упирается макушка лысиной в потолок, и большой нос не утыкается в стену. Обозначены углём части лица: глаза, нос, рот. Практически, соответствуют классическому варианту — треть вертикали лоб, треть нос, треть рот и подбородок. Лоб чуть больше и подбородок тоже. Но чуть-чуть. Величина глаз армянская. Брови густые и дугообразные. Уголки губ не совпадают с центром глаз — большеват рот.
Для подсказки в работе Юля сделала снимок фотоаппаратом. Это на тот случай, если Сарьян по каким-то причинам не сможет позировать.
— Юля, скажите, думать мне можно? — спросил Сарьян. — На качестве портрета не отразится?
— Думайте, Григорий Самвелович, сколь угодно, — разрешила Юля. — Только думайте о хорошем.
— Постараюсь. Тем более труда здесь не надо никакого. Буду думать о вас, и что этим портретом шагну в вечность!
— Хорошие мысли о вечности. А обо мне что будете думать?
— Какая вы красивая и непосредственная. Абсолютно бесхитростная, как дитя малое.
— Дитя тайги. Какой смысл хитрить с елями да соснами, — отшутилась Юля.
— Может, и так. Только в тайге тоже не все одинаковые.
— По-моему, все люди разные. И в городе, и в деревне, и среди богатых, и среди бедных.
— А что было бы, если бы все были одинаковы? — спросил Сарьян, и сам задумался: «Действительно, что было бы тогда?»
После недолгого раздумья, Юля ответила:
— Наверное, понимали бы друг друга лучше. Не обижали бы других, потому что знали, как это плохо. Ещё…
— Вас кто-нибудь обижал в жизни? — спросил Сарьян.
— Нет. Я росла в хорошей семье. Родители меня любили.
— Вы одна у них?
— Старший брат. Он офицер. Танкист.
— В каком звании?
— Подполковник. В этом году присвоили.
— Где служит?
— На Дальнем Востоке.
— Нравится ему быть офицером?
— Не знаю. Вроде бы нравится. Во всяком случае, не жалуется. Жена преподаёт музыку, двое детей, — пожала плечами Юля.
— Почётное занятие — Родину защищать! Так, кажется, сказал один герой из фильма. А я хотел быть военным лётчиком, истребителем конечно, да не получилось. Искривлена перегородка носа. Стал горным инженером. Жил и работал
