ничего не могу сделать, чтобы остановить их.
В дверном проеме появился краешек Элиота. Он, казалось, был рад, что не вошел в неподходящий момент.
Сэм говорит, что на восточной стороне начались проверки.
Черт, спасибо.
Элиот кивнул и сел на свою кровать. Они оделись, Остин открыл дверцу своего шкафа и сдвинул одежду в сторону. Чарли удивленно посмотрела на него.
У тебя есть идея получше?
Она забралась внутрь, и он аккуратно прикрыл ее рядом вешалок со своими рубашками, потом закрыл дверцу. Шкафы никогда не проверяли, но его сердце все равно колотилось так сильно, что он боялся, как бы дежурная не увидела это сквозь рубашку. Он прижал к груди учебник истории, как броню.
Ну даешь, – сказал Элиот, когда проверяющие ушли.
Что?
Элиот рассмеялся.
Ничего. Видок у тебя был тот еще.
Да и фиг с ним, они же ушли.
Остин открыл шкаф. Чарли выбралась наружу и уселась на его постель.
Ты о-к?
Нормально. Ну, если не считать того, что я не знаю, что делать со своей жизнью.
Остин хотел сказать, что не надо ей уходить из дома, что он найдет способ защитить ее, но знал, что это неправда. Хуже того, через несколько месяцев никто из них не будет в безопасности.
Куда ты пойдешь?
Не знаю, может, поживу со Слэшем и остальными, пока не придумаю, что делать.
Я с тобой.
Что? Ни за что. Мне же придется бросить учебу.
И?
И? Ты не можешь так поступить.
Он поддел ковер пальцем ноги.
Я должен тебе кое‐что сказать.
Ему трудно было заставить свои руки двигаться, но выражение лица Чарли заставило его собраться с силами. Она выглядела такой перепуганной, как будто боялась, что он вот-вот сдаст ее полиции.
Что?
Ривер-Вэлли закрывается.
Что? – воскликнул Элиот, вскакивая с кровати.
Остин совсем забыл о его присутствии, но это уже не имело значения.
Что? Когда?
В конце учебного года. Мой отец переводил на окружном собрании, и там объявили об этом. Вот почему они хотят поставить Скай имплант.
И ты знал это с тех пор, как…
С каникул.
Господи.
Пиздец.
Чарли по своей привычке нервно провела рукой по волосам, но задела рану и дернулась.
И что мы будем делать?
А что мы можем сделать? Они не послушают. Никто не послушает.
Мы можем заставить их послушать.
Чарли застыла. Это было даже эффектно – то, как она замерла на последнем слове, держа руку у глаз, как он ее учил, а не у уха, как это делали слышащие люди. Уже потом он понял, что это был переломный для нее момент, что в течение многих лет люди, обладающие властью над ней, подчиняли себе ее тело, а теперь оно сбрасывало все данные и перезагружалось. Однако в то мгновение он испугался, что случилось что‐то плохое – осложнение после операции, какой‐то приступ. Он подбежал к ней и взял за руку, пытаясь усадить обратно на кровать.
С тобой все о-к?
Я в порядке, – сказала она.
А потом он увидел ее улыбку, такую широкую, что можно было разглядеть серебристую пломбу в заднем зубе. В этой улыбке было столько силы, что у нее сморщился нос.
Ты красивая, – не удержался он.
У меня есть идея. Поедем в Колсон.
О-к… прямо сейчас?
Она кивнула.
Мы устроим протест. В духе движения “Глухого в президенты”.
Но на улице темно. Никто нас даже не увидит.
В этом‐то и смысл.
Я не понимаю. Это же был грандиозный марш. Акция сработала только потому, что о ней писали во всех новостях.
Чарли покачала головой.
Не в марше дело, – сказала она. – А в захвате университета.
Щеки Остина покалывало, что иногда с ним бывало, когда он очень нервничал. И тем не менее он уже знал: что бы она ни задумала, он в деле.
Кроме того, если мы все сделаем правильно, то попадем в новости.
Мне посмотреть расписание автобусов?
Не надо. У меня есть машина.
Чарли и Остин оба удивленно посмотрели на Элиота.
Вы не против, если я присоединюсь?
Если хочешь, но…
Элиот вытащил из кармана телефон и выжидающе протянул руку.
Я оставлю их в комнате отдыха.
Чарли и Остин выключили свои телефоны и передали их Элиоту.
Подожди, – сказала Чарли, хватая Элиота за руку. – Почему ты нам помогаешь?
Я расскажу тебе по дороге, – ответил он.
Вот что случилось с Элиотом Куинном.
Летом перед поступлением в одиннадцатый класс, на обочине трассы I-64, Элиот впервые встретился со смертью. В Колсоне было настоящее пекло, и они с родителями поехали на день в лес, чтобы спастись от жары. Все складывалось идиллически – он был в хорошем настроении, уже оторвался от прошлого учебного года и еще не добрался до будущего, а значит, мог отвлечься от подростковых терзаний, которые иногда овладевали им: от беспокойства по поводу экзаменов и футбольных матчей и – что нервировало его больше всего – от мыслей о девушках. Он не был увлечен какой‐то конкретной девушкой, но это почему‐то только ухудшало ситуацию – он не мог перестать думать обо всех сразу, и его одноклассницы крутились у него в голове, как чемоданы на конвейере, сводя его с ума. Но в тот день они с родителями были счастливы. Они купили огромное ведро крылышек баффало и съели их на берегу Пендлтонского озера, обмакивая в соус блю-чиз. Было влажно, но с воды дул приятный ветерок, и Элиот с наслаждением подставлял солнцу незагорелые места, которые раньше были скрыты одеждой. Позже они с отцом играли в мяч у самой воды и шутили о влюбленностях в кумиров – красота, прямо как в пятидесятые.
Даже когда пошел дождь, настроение у них было приподнятое. Они вернулись к машине под прохладной моросью, освежившиеся и довольные прошедшим днем.
К тому времени, как они выехали на шоссе, дождь превратился в ливень. И вот теперь, по
