окружающих событий. И всегда, всегда мы распознаем зло тогда, когда уже слишком поздно, и если что-то и можно сделать – сколь мало можно предотвратить!
– Ты прав, – вдруг согласилась Женя, что было дико и неожиданно для столь упрямого и негибкого характера. Голос ее стал тихим и каким-то безвольным, она отвернулась от мужа и стала смотреть в окно на летящие мимо них аккуратные зеленые и соломенно-желтые поля с пшеницей, рожью, подсолнухами, на редкие тонкие березы-невесты, сменявшие их рощи и высокие хвойные леса, густые, неприбранные, захламленные упавшими деревьями, сухими ветками мертвых всходов, пнями и черными корягами.
– Прав насчет вирусов?
– Нет, насчет христианства. Не суди, да не судим будешь. – Женя выцедила из его многословных речей лишь одно, но самое ценное для себя, и об этом хотела сказать ему. – Но как научиться не осуждать, когда все вокруг ведут себя как дети или беспутничают?
Он засмеялся и вновь посмотрел на нее.
– Веди машину внимательно, – сказала она, заметив наконец, что он все время отвлекается от дороги.
– Хорошо-хорошо. Сколько лет я тебе твердил про «белое пальто», и вот ты наконец согласилась со мной. Ты изменилась.
– Нет, я не изменилась, как и ты. Это невозможно, натура моя неизменна… Ты сказал после суда, что я всегда буду глупой, обозвал меня…
– Я не то имел в виду, прости, Жень, я был груб…
– Я много думала потом после этих твоих слов… А все-таки измениться в наши годы невозможно. Ты всегда будешь работать до исступления, а я всегда буду спешить с выводами и навязывать всем свою точку зрения. Ничего не изменится.
– Но все-таки что-то уже изменилось.
– Что?
– Мы хотим быть другими. Я хочу находить время для семьи, а ты хочешь…
– Хотеть – не значит получить.
– И то верно.
Настроение ее было мрачным, и, хотя Эдуард мог утешить Женю, он не мог ее развеселить. Она знала, что он думал про нее, не могла не чувствовать, что она медленно, каждодневно раздражала его своим упрямством, своим ворчанием, сплетнями, тем, что перемывала косточки подругам, но он держался за нее и детей… Почему? И не надоест ли ему со временем такая жизнь, полная раздражения? Вдруг она с отчетливой ясностью сказала себе, что их брак поистине висел на волоске, но не из-за мужа, а из-за нее самой.
Шли дни, и возвращение мужа в квартиру не могло пройти бесследно, хотя и не было обсуждений и обещаний мирного совместного будущего. Через две недели случилось то, чего Женя никак не ждала, – случилось само по себе, без тайных измышлений, без осознанного намерения с чьей-либо стороны.
Она сама стала нежно улыбаться мужу и кокетничать с ним – то, чего она не делала уже много-много лет. В последние годы ей казалось, что на месте романтики внутри нее образовалась сухая брешь, будто страсти ее были иссушены, как иссушена кожа на лице, будто сама душа ее была испещрена тонкими, едва заметными по отдельности морщинами, подобно лучам под ее веками, – морщинами, которые было невозможно скрыть, когда их так много.
Однако все это оказалось неправдой, чувства ее только спали, на деле же они переполняли эту брешь и рвались наружу, и стоило им только оказаться вдвоем, как они пробудились и прорвались наружу. И Женя, скромная, бесхитростная, против себя самой, против своего рассудка стала говорить так, как никогда не говорила. От ее улыбки и томных, долгих, многозначительных взглядов Эдуард потерял голову. Смерть и жажда жизни шли бок о бок – это было жестоко, эгоистично, но это было верно, это было действительно.
2013 год, сентябрь
Когда ты только предчувствуешь, но еще не пережил великие события своей жизни или события, которые запомнятся до конца твоих дней, те самые пики судьбы, к которым будешь часто возвращаться мысленно по прошествии лет, то кажется, что в момент событий ты точно угадаешь: вот они, явились. Стало быть, нужно прочувствовать их значимость каждой клеточкой тела, и само время должно замедлить свой ход, чтоб позволить тебе навсегда запомнить вкус, цвета, запахи этих дней, которые все непременно должны быть необыкновенными, насыщенными, чрезмерными.
Но когда те самые события наступают в настоящей жизни, а не в юношеских мечтах, вдруг оказывается, что все обман и лишь рисунок воображения. В действительности ты не догадываешься, что с тобой происходит что-то невероятное, время не замедляет свой ход, а обыкновенные будничные вещи не врезаются в память на всю жизнь. И когда много позже ты уже знаешь великий смысл случившегося с тобой в эти прошедшие дни, то выясняется, что память сохранила удивительно мало подробностей из них.
Так и сейчас, будничность происходящего не настраивала Сергея на особенный лад. Сомнение в протоколе, в том, что он даст результаты для Веры и для его будущих пациентов, смешивалось с усталостью от длительного перелета, пересадок, недосыпа, несварением от неправильного питания в течение суток, а затем сам город – Сан-Паулу, – хотя он не ждал от него ничего особенного, снизил градус мечтаний. Ободранные многоэтажки перемежались с более современными зданиями, грязные улицы с многочисленными нищими и бездомными сочетались с приятными аккуратными площадями, прогулочными зонами, холмистыми дорогами, убегавшими то резко вниз, то резко вверх. Эта смесь варварства и стремления к европейской чистоте и аккуратности вселяла в душу один большой неразрешимый вопрос. Вопрос этот заключался в том, как могли люди так жить – плохо и хорошо одновременно?
Как могли жить в одном городе те, кому ничего не нужно было, кроме как лежать целый день на солнце в грузовых тележках супермаркетов, на смятых картонных коробках, и те, кто учился, работал, снова учился, стремился к прогрессу, знаниям, науке? Ведь это все был человек – один смирился со своей участью бездомного и безработного, а другой боролся до конца, все мечтая, что когда-нибудь накопит средства на большой дом с участком, или на пенсию, или на квартиру, и, хотя мечту съедали каждодневные непредвиденные траты на себя, детей, поломку техники, мебели, автомобиля, в конце концов здоровье, эти люди не отчаивались и лишь внушали себе, что просто откладывают мечту на потом. Что-то непременно произойдет: продвижение по службе, повышение зарплаты, сокращение трат, – и мечта станет осуществима. Так обманывали себя трудяги. «Да, – думал Сергей, когда шел по улице в поисках супермаркета, – все это был человек, один вид, но каким разным он мог быть!»
Это был огромный мегаполис, сопоставимый с Москвой, но только жаркий мегаполис – ведь здесь в сентябре только наступила весна, и страна готовилась к знойному
