лету. Земля, асфальт – все иссыхало без дождя, а небо, раскаленное ровным шаром солнца, вселяло беспечность, безоблачность, и Сергей поймал себя на мысли, что может понять, как люди находили в себе силы радоваться, даже будучи без денег и крова.
Однако сам дом – грязный подъезд, требовавший ремонта, невзрачная квартира, где он снял комнату, которая оказалась значительно хуже, чем на фотографиях, – смазывал ощущение важности происходящего, притупляя то горение, что было в нем в Москве. Его каждодневные действия – поездка в офис профессора, обучение, а затем поездка обратно домой, поиск магазина, где можно было бы купить продукты, приготовление холостяцкого ужина, который все выходил у него безвкусным или вообще подгорал, – все казалось будничным, обыкновенным.
Все это словно напоминало о его собственном ничтожестве, отсутствии богатства, а главное – гениальности. Теперь Сергей уже думал, что был ничем не примечателен как человек, как специалист, и его напрасно хвалили в академии, а затем на работе, напрасно им восхищалась Вера. Он был и немолод, чтобы обманывать себя в обратном. Это в двадцать лет кажется, что можно все переиграть, что спящие таланты еще пробудятся помимо твоей воли или тебя заметят нужные люди, обратят твою серость в успех.
Но когда тебе уже за тридцать, иллюзии растворяются, как дым на ветру, ты знаешь про себя, что где-то болит поджелудочная железа, где-то желчный пузырь, что нельзя есть жирное на ночь, иначе будешь мучиться всю ночь от боли в левом боку, что спиртное под запретом, иначе лицо станет красным, и что, даже если захочешь учить всю ночь сложные конспекты, статьи, все равно не удастся, заснешь в час-два ночи… все это складывается в ощущение своего возраста, конечности молодости и быстротечности жизни. Работа кажется бессмысленной, потому что думается, что чем больше будешь работать, тем хуже будет получаться, ведь каждый день навсегда уносит частицу молодости и силы. О каких тогда свершениях может идти речь? Как он был самонадеян, когда отправился в Бразилию! Не нужно ли было молчать о цели поездки, чтобы не обнадеживать Веру понапрасну?
Ах да, Вера! Он боялся звонить ей, ему казалось, что она будет ждать от него восторженных рассказов о том, как все проходит, будет искать его взгляд, ловить каждый звук его слов. Потому в первый вечер он только написал ей, что все хорошо и он долетел и устроился. А потом, перед его отъездом ей стало хуже, она не вставала с кровати, Татьяна Викторовна кормила ее с ложки – во всяком случае, принуждала ее есть. Ей пришлось даже взять больничный на работе. Какой смысл был звонить и мучить ее, когда она и телефон поднять не сможет?
А затем он говорил себе: пусть все будет так, без горения, без веры в успех, он будет просто учиться, просто готовить себе еду, просто гулять по городу. Ему будет скучно, невесело, одиноко. Это будет просто стажировка. Нельзя было настраиваться на успех, когда еще ничего не решено.
В квартире помимо Альбы, пожилой хозяйки-бразильянки, маленькой, чуть полной женщины с приятным, добродушным, но некрасивым лицом с вытянутой вперед челюстью и большими выпяченными от природы губами, жила ее молодая дочь Фелипе. В первый вечер Сергей только мельком увидел девушку в проеме ее комнаты, когда она поздоровалась и закрыла перед ним дверь. На мгновение ему показалось, что это была модель или актриса, такая же квартирантка, как он, – так не похожа она была на свою неказистую мать. Он совсем не запомнил ее лица, но того, что запомнил, было достаточно: пышные кудрявые волосы, рассыпавшиеся по плечам, и точеную фигуру, совсем как у испанок или канарских девушек: крошечная талия, выдающиеся формы – словом, воплощение сверхженственности, муза художников или поэтов.
2020 год, август
На следующий день после того, как Милош спас Юлю, она собиралась пойти к сербу, принести ему продукты, спрятать в них конверт с деньгами, чтобы хоть как-то отблагодарить его. Она бы купила ему все, о чем бы он попросил, но боялась, что он не попросит ни о чем, – так не лучше ли было дать ему денег, чтобы он сам выбрал то, что хочет, или, быть может, оставил бы эти средства на пропитание?
Но солнечное утро началось совсем не так, как ей того хотелось, перевернув весь день. Когда Катя вышла рано утром в гостиную, а Юля оторвалась от кружки кофе, чтобы поприветствовать ее, все внутри нее застыло от ужаса. Яркий свет показался раздражающим, а теплота дня – удушающей. Как ей надоела одна и та же погода острова вечной весны, острова, где остановилось время. Это был конец, фиаско! У Кати припухли верхние и нижние веки.
На несколько мгновений Юлю парализовало, она просто смотрела на тонкую высокую девочку, так вытянувшуюся за шесть месяцев на солнечном острове. Та двигалась по комнате, открывала лоджию, впускала в квартиру утро, ни о чем не подозревая и еще не понимая застывшего взгляда матери. «Как сказать ей правду? – пронеслось в голове у Юли. – Будь я на ее месте, я бы убила такую нерадивую мать. Искать альбумин на крошечном острове, не знать, есть ли он здесь, госпитализация, катетеры, капельницы, разрушение почечных канальцев через многократное переливание альбумина… Преднизолон в львиных дозировках на следующие несколько месяцев… И все это можно было бы предотвратить, если бы я вовремя попросила ее сделать тест-полоску и дала ей сразу преднизолон, который при незначительном белке и в сочетании с теми препаратами, что она уже принимает, вывел бы ее в ремиссию на низких дозировках. А теперь поздно! Поздно!»
– Катя, сделай тест-полоску, пожалуйста, – выдавила из себя Юля наконец.
– Хорошо, мам, – легко ответила Катя, по-прежнему ни о чем не подозревая.
Когда она принесла ей баночку, Юля стала делать тест дрожащими руками, все еще надеясь, что ей показалось и что веки припухли не из-за отеков. Такого быть не могло, она знала, ведь даже цвет мочи был коричневый, и объем был ужасающе маленький, но все же, вдруг…
Полоска была темно-зеленой, почти фиолетовой. Такого цвета у Кати не было очень давно. Сердце сжалось, веки больно пульсировали. Это значит, что у девочки были максимальные суточные потери белка, что альбумин в крови если еще не на минимуме, то уже завтра достигнет катастрофической отметки. Преднизолон заработает только на восьмой день, если повезет, – стало быть, всю неделю ей будут переливать альбумин. Бедное дитя, недостаточно ли ей его переливали, разрушая почечные канальцы в свое время? Юля закрыла глаза. Стыд обжигал все внутри. Как можно было допустить такой промах?
