И это она, опытная мать, прошедшая через столько больниц, а главное, в запаснике у нее были и тест-полоски, и преднизолон – что мешало ей вовремя сдержать рецидив нефротического синдрома? Ничего. Ничего, кроме собственной беспечности.
– Мама, ну что? – легко спросила Катя.
Неужели она даже не взглянула на себя в зеркало? Как странно было, что живот у нее не выдавался, а руки и ноги не казались толще, как будто отеков в теле и брюшной полости почти не было, но эти веки, этот тест… Юля не смогла ничего ответить, она быстро прошла в свою спальню и издала сдавленные звуки, рыдания подкатывали к горлу. Но даже несмотря на эту агонию, мозг лихорадочно соображал. Очевидно, это инфекция дала осложнения и привела к рецидиву, вот только слишком быстро вымылся почти весь белок из крови. Раньше такого не было, препараты удерживали ремиссию даже при инфекциях.
Значит, им нужно в Германию, будет смена курса лечения, препараты не удерживают Катю, они стали вконец бесполезны. Но ближайший рейс через неделю, если бы они могли улететь сегодня вечером, то другой разговор… столько времени ждать нельзя, значит, нужно госпитализироваться немедленно в канарскую клинику. Но в какую? Позвонить Йохану? Он убьет ее, он будет критиковать ее с немецкой тщательностью, выскажет ей все, что думает о ее безответственности, невыносимой глупости…
Когда нужно было просто изо дня в день делать тест-полоски и всецело полагаться на официальную медицину, она витала в облаках, мечтала о каком-то чудотворном исцелении, о целебных голодовках, бесконечно ссорилась с Йоханом. О, она бы сама себя удушила теперь своими же руками! Если бы это не она, а кто-то другой допустил такую оплошность: ее мать, Йохан, его родители, – она бы не простила их. Но теперь всему виной была она сама, как можно было не простить себя… когда она чувствовала, что уже простила? Да, это была потрясающая мысль, потрясающая по своей холодности. Она не могла долго ненавидеть себя, потому что в таком состоянии любой человек стал бы беспомощной тряпкой, а тряпкой становиться было нельзя, только не теперь. Ненависть к себе, жалость к Кате – все это уходило куда-то далеко на задворки души, когда внутри леденели мысли.
Она позвонит Йохану и выслушает все его нападки – что же, заслужила. А еще напишет на форуме вопрос про альбумин и канарские клиники. Куда теперь ехать? В какую именно больницу? Когда она позвонит в страховую компанию, им лучше сразу сказать, куда именно ей выслать направление. Она быстро набросала вопрос в женском сообществе в соцсети по острову Тенерифе. А затем позвонила Йохану. К ее изумлению, он был очень сдержан и не попрекнул ее ни одном словом. Ни одним!
– Что ж, это очень плохо, – сказал он. – Ты еще не звонила в страховую?
– Нет, я… – она начала было объяснять про вопрос на форуме, как вдруг слова застряли в горле, а лоб обожгла горячая волна. О! Она забыла продлить страховку на месяц, не так ли? Юля каждый месяц продлевала ее для Кати, потому что знала, что с дочерью может случиться все что угодно, а последнее уведомление на почте она проигнорировала, решила – потом, а потом все забылось… Но, быть может, срок еще не истек…
– Юля? – переспросил Йохан. – Что со страховой?
– Я уточнила на форуме, в какую больницу просить направление, – выдавила из себя Юля, а пальцы уже стучали по клавиатуре компьютера, она искала в поиске последнее письмо от страховой с полисом. Да, полис истек… вчера! Как все совпало! Словно кто-то хотел наказать ее вдвойне за ее легкомыслие.
– Хорошо, в любом случае уже можешь оформить заявку в страховой, – сказал Йохан, – они сами подскажут, куда лучше.
– Это вряд ли…
– Все равно позвони.
– Хорошо.
Тут только Юля заметила, что Катя стоит в дверном проходе спальни и смотрит на нее туманными глазами: стало быть, все услышала, поняла, расстроилась. Мать бросила на дочь раненый взгляд, но ничего не сказала, лишь поджала губы, задвинув чувства дочери куда-то глубоко внутрь, – ей нужно было проверить свой пост, она не могла решать все проблемы сразу.
В женском сообществе посыпались ответы, точнее, не ответы, а вопросы и ответы, и все, как обычно, не по существу. Что за напасть эти русскоязычные форумы! Одни писали, чтоб она и не думала сейчас ехать в больницу, поскольку на острове распространяется коронавирус, другие писали, что вряд ли их примут, потому что принимают только по серьезным поводам. Вряд ли! Основываясь на чем? Неужели нельзя было просто помолчать и постоять в сторонке, если ничего не знаешь, – с раздражением подумала Юля. А нужный ответ все не приходил.
Она вскочила. На пороге стоял пакет с продуктами для Милоша. Пока она ждет ответ, можно прогуляться к пещере, в конце концов, в страховую звонить смысла нет, все и так ясно: за все придется платить самой, из своей зарплаты. Об этом она была еще не готова сообщить мужу.
Мужу, который пока еще ничего не сказал ей: ни слова упрека. Что это был за человек! Другой бы на его месте уже уничтожил ее словами-ножами, а он деликатно молчал, словно думал не только о Кате и тех последствиях, к которым приведет это обострение, но успевал одновременно думать о боли самой Юли и не забывал жалеть и ее, страдать за нее тоже, даже когда она этого совершенно не заслуживала – она знала про себя, что не заслуживала, – но он все равно жалел ее.
Все это думала Юля, пока торопливо шла к океану, а Катя увязалась за ней. Почти всю дорогу они шагали молча.
– Я не буду пить преднизолон, – сказала Катя на середине пути.
– Европейский преднизолон не так опасен, ты же знаешь.
– Я растолстею.
– Очень нескоро.
– А щеки?
– Все пройдет, и щеки опадут. – Голос Юли звучал сухо, словно она говорила заученные фразы, которые не доходили до ее же собственной души. А ведь так и было на самом деле! Она не хотела чувствовать ничего из того, что происходило сейчас с ними, потому что если прочувствует, то зайдется рыданиями прямо здесь, на набережной, и не сделает ничего из того, что сделать должна. – Другого выхода нет.
– Он должен быть, – сказала упрямо Катя.
Другие матери предупреждали ее, что некоторые подростки, для которых внешность и мнение сверстников становится важнее здоровья, готовы порой даже драться с родителями, чтобы не пить преднизолон. Но она полагала, что нечто подобное произойдет не в одиннадцать лет Кати, а намного, намного позже.
– Если бы такой способ
