только мне это событие кажется таким важным и величественным. Пройдёт какая-нибудь сотня лет, и в походе на сушу не будет ничего необычного.
— Не говори так… — совсем уж расстроилась Аен. — Что значит «ничего необычного»?
— Ну, вот так, — хмыкнул Алу. — Как полёты в космос. Тоже ведь не в диковинку.
— А как по мне, в диковинку, — возразила Аен. — Вроде давно уже полетели, а всё равно странно… А может, они не поняли?
— Ты сейчас о чём?
— Ну, может, ты не так им объяснил, что идёшь на сушу, и поэтому они не пришли?
Алу грустно усмехнулся.
— Да как не поняли? — спросил он скорее сам себя. — Я им не один раз говорил прямым текстом. Мол, «иду на сушу» — так и говорил. С командой, говорю. С учёными. И я везти буду.
— А они что?
— «Угу».
— И всё?
Алу оглянулся по сторонам: все разбились на непроизвольные пары и тихо болтали между собой кто о чём.
— Знаешь, я обычно на этом не зацикливаюсь, — тихо сказал Алу, глядя на Аен большими тёмными глазами. — Такой уж я кит, не обидчивый… Хотя кого я обманываю? Конечно, мне обидно. Просто через пять минут забываю.
Повисла небольшая пауза.
— Так и? — участливо спросила Аен, не дождавшись продолжения. — Что ещё они говорят?
Алу нахмурился. Тут, наверное, надо понимать, что фразу «Алу нахмурился» можно считать соединением противоположных друг другу понятий.
— Через пять минут, как покажут что-нибудь научное по телевизору, начинают рассказывать, какие ребята из ЭРЫ молодцы, — мрачно сказал Алу. — Как будто я не из ЭРЫ. Наверное, тоже, как я, забывают.
Помолчали.
— Знаешь, Алу, — тихонько сказала Аен, потупив взгляд. — Я не считаю, что ты похож на пекаря из булочной. Для меня ты такой же солидный учёный, как Аун, Иен и Уол, и для всех нас тоже.
— Спасибо тебе, Аен, — светло улыбнулся Алу. — Ты самая лучшая косатка на свете!
— Команду Интеллектуального Труда, более известную как КИТ, просим пройти на посадку на борт корабля «Сушь», — объявил, как казалось тогда всем участникам похода, спустя вечность через динамик мелодичный женский голос.
Ойлэ в спешке сунула остатки креветок себе в рот и подплыла к остальным. Аен по привычке нервно глянула на Иен, как бы ища подмогу, да и все остальные тоже как будто сразу собрались и сжались.
— Волнуешься? — шёпотом спросила Иен, глянув на сестру. Та слабо кивнула. — Я тоже. Но знаешь, что? Из двоих волноваться должен кто-то один.
— Это ещё почему?
— Ну… — Иен усмехнулась и искоса посмотрела на корабль за окном. — Так экономнее, не находишь? На волнение и так тратится слишком много энергии, а тут в два раза больше.
— Пожалуй, — деловито хмыкнула Аен и кивнула. — Экономнее было бы вообще не волноваться.
— Да, но это очень трудно, практически невозможно, — возразила Иен. — Не волноваться не получится, но… Если уж кому-то из нас и придётся волноваться, давай это буду я, хорошо? Я буду волноваться за тебя, а ты ничего не бойся и иди вперёд.
— А как же ты? — одними губами спросила Аен. — Тебе не будет страшно?
— Мне? — переспросила с улыбкой Иен. — Ни капельки! Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что я буду смотреть на тебя и твои успехи, и они будут прогонять мой страх.
— Уверена? — не очень уверенно, в свою очередь, переспросила Аен, искоса глядя на сестру. Та улыбнулась одними краешками губ.
— Даже если мне всё равно будет страшно, я, по крайней мере, буду знать, за что я боюсь.
— Да, — кивнула Аен каким-то собственным мыслям и тоже улыбнулась. — Наверное, когда знаешь, за что идёшь, идти не так страшно.
Сёстры чуть погрустнели.
— Ты можешь…
— Нет! — воскликнула Аен, перебив Иен. — Мы все здесь грезим ей. И пусть я не знаю, на что я иду, зато я точно знаю, за что иду.
Иен чуть помолчала, грустно опустив глаза.
— Да, — сказала она тихо, а потом добавила: — Да. Мы все здесь помешались на ней. Разве это дело?
— Самое большое и великое, какое мы только делали за всю свою историю нашего существования, — твёрдо сказала Аен, как может говорить только тот, кто глубоко убеждён в правдивости своих слов, — и сравниться с ним может разве что полёт в космос.
— Видишь, как надо успокаивать! — толкнул Уон локтем в бок брата. — Не то, что ты. Учись.
Уол досадливо фыркнул.
— Ой, да подумаешь… Косачьи нежности. Мои методы тоже рабочие.
— Рабочие, но не эффективные, — не сдавался Уон. — Паршивые, одним словом.
— Ну, сравнил себя и Аен, — Уол тоже не собирался так просто отступать. — Она младше даже тебя, хотя ты и так моллюск.
— Что?! — возмутился Уон, за что получил строгий, но всё-таки с плохо скрытой улыбкой «шик». — Как ты меня назвал?
— Моллюск, — невозмутимо ответил Уол. — От слова «маленький».
— Да как ты… Да… Да… — Уон запыхтел, как вулкан, а Уол на это только рассмеялся: его всегда очень смешило, когда брат так делал. — Не смешно вообще ни разу.
— Ну, кому как, — хмыкнул Уол, за что получил ещё один толчок локтем в бок, но на этот раз гораздо ощутимее. — Эй, не пихайся!
— Это тебе за «моллюска», — ехидно усмехнулся Уон в усы.
— Ты, между прочим, уже третий раз за последние две недели меня толкаешь, — продолжал между тем Уол. — Вот вернёмся домой все в синяках, и что мы скажем родителям? Что в походе на сушу самые опасные травмы мне оставлял родной брат?
— Что у вас случилось? — с любопытством подплыла к братьям Ойлэ. У неё, как и у Аен, был красивый, тонкий и высокий голос, а ещё она чуть-чуть картавила, насколько это вообще возможно у китов.
— Он назвал меня моллюском! — первым пожаловался Уон.
Ойлэ заливисто засмеялась, на что Уон сначала растерялся, а потом снова запыхтел, как вулкан.
— Если ты моллюск, тогда Уол — трамвай!
Тут уже пришла очередь Уола пыхтеть, как вулкан, и тем самым веселить Уола и Ойлэ.
— Не ругайтесь, друзья, — весело сказала Ойлэ, отсмеявшись. — Никакой ты не моллюск, Уон, а ты, Уол, вовсе не трамвай.
— Тогда кто же мы?
Ойлэ на мгновение задумалась, а затем сказала:
— Вы два замечательных синих кита, которые совсем скоро в числе первых отправятся на сушу. А ещё вы замечательные друзья, — и Ойлэ очаровательно улыбнулась, хлопая пушистыми белыми ресницами. Братья коротко переглянулись.
— Думаю, я остановлюсь на моллюске, — деловито сказал Уон, задумчиво почесав подбородок.
— Да, версия с трамваем мне тоже нравится больше, — кивнул Уол и улыбнулся, увидев помрачневшее лицо Ойлэ.
— Ой, да ну вас, — сказала Ойлэ и обиженно надулась. — Шутники.
— Да, именно поэтому
