затрещали запоздалые выстрелы. Четверть часа, проламываясь сквозь заросли двухметровой крапивы, путаясь ногами в густой ежевике, обжигая руки и раздирая в кровь лица, бежали за Атаманом. Мешки стали неподъемно тяжёлыми, пот выедал глаза, и всем уж казалось, что это не кончится никогда.
Наконец ноги Атамана стали заплетаться, он дотянул до высокой вербы и, упёршись в неё лбом, остановился, хрипло отдыхиваясь, покосился назад.
– Все? Никого не потеряли? – задыхаясь, заговорил он.
– Все… – оглядевшись, сказал Петруха.
Атаман вновь поднял телефон, усмехнулся.
– Здесь низинка – плохая связь, – заметил Петруха.
Атаман взглянул на него и нервно расхохотался.
– А я ведь чуял… Чуял… Как зверь, чую в последнее время… Рация на мази?
– На мази… – ответил растерянный Петруха и тут же робко добавил:
– Батя велел только в крайнем случае выходить…
Атаман молча забрал рацию.
– Батя, Батя, как слышишь? – всё ещё задыхаясь, заговорил он.
– Слышу, Атаман. Слышу… – прохрипела рация. – Что у тебя?
– Тесно стало жить в последнее время. Тесно и душно…
– Понял тебя…
– Буду уходить магистралями… Другого прохода нет…
– Гляди, на выходе простреливаются…
– Но ты же меня прикроешь?.. – хрипло рассмеялся Атаман.
Некоторое время рация молчала, наконец послышался треск:
– Я тебя понял, Атаман!
Атаман обернулся к обречённо ждущим новых его распоряжений людям.
– Ещё чуток прогуляемся… – успокаивающе сказал он и, взмахнув рукой, быстрым шагом пошёл сквозь терновые заросли.
Ничего не соображая и даже уже не пытаясь разобраться в происходящем, все покорно двинулись за Атаманом. Только один Петруха, ломясь через заросли, норовил поравняться с ним.
– Атаман, Атаман… Куда ж ты?.. Магистрали справа… Там будет Батя… – беспомощно шептал он.
Но Атаман не слышал его.
Больно хлещут по лицам колючие ветки, жжёт крапива, раздирает ноги колючая ежевика, щиплют от пота раны, надсадные дыхания сливаются воедино, и вновь, кажется, не будет конца этому пути. Вот Атаман врезается в заросли камыша – под ногами зачавкала, покрытая тиной, вода. С каждым шагом всё глубже, глубже… Уже по колена, по пояс… Вдруг камыши расступились, и все увидели в полсотне шагов берег, сбегающие по косогору хуторские огороды. Какой-то старик, опершись на палку, стоял у самой воды.
– Все на месте, никто не утонул?! – уже не таясь, весело спросил Атаман.
Никто не ответил. Выйдя на берег, все молча повалились на траву, и только Африка неожиданно рассмеялся.
– Что, дед Павло, дождался? – Атаман обнял старика.
– Насилу дождался… – качнул тот головой. – По вас пухкали?
– Ну?! Разве «пухкали»? – смеётся Атаман.
– Да ну тебя… – сердится дед Павло. – Такой же брехун, как и Батя… Только Петруха со двора, тут едрёт твою такое пошло… Один за другим джипы с чертями, и все на тропу… Я телефон хвать – ни гу-гу. Бегом к соседке, и у ей не работает… Чуть с ума не сошёл…
– А Батя? На магистралях?.. – спросил старика Петруха.
– Да что он, дурак?.. Вон, разлёгся под виноградом, как медведь, вас дожидается.
– Чё брешешь, дед Павло?.. Я Атамана прикрываю у магистралей!.. – Весёлый голос под виноградом.
– Вот едрёт твою. А? – в сердцах кивает в его сторону дед Павло. – Племяша отправил, и хоть бы сердце у него ёкнуло…
– А чего ему ёкать – племяш с Атаманом… – раздвинув плети, Батя вылез на простор, повёл плечами – хрустнули кости. По-медвежьи обнял Атамана. – Ну, как я тебя прикрыл?!
– Да кабы не ты, и не знаю как бы я… – подыгрывает Атаман. Они знакомы давно и понимают друг друга с одних лишь им известным намёков.
– Тесно, говоришь, стало?
– Тесно… А я зверем почуял…
– Дядь… Батя… Я всё проверял – чисто было… – На глазах Петрухи блеснули слёзы. – Ты думаешь, я…
Только тут Серёга понял, что Петрухе не больше шестнадцати.
– Да брось ты, Петрух, – успокоил Батя. – Там тоже не дураки. Пасли тебя…
– Так что, больше ему не ходить? – спросил дед Павло.
– Пусть ходит… – подумав, ответил Батя и добавил уже Петрухе:
– Рацию Атаману отдашь. Бинокль не бери – отнимут. И ходи. Каждый день ходи. Есть переход, нет – ходи. Пусть подрочатся…
Не сговариваясь, все шестеро ополченцев выстроились в один ряд.
– Это Батя, – сказал Атаман. – Он теперь для вас Бог, царь и воинский начальник… Все вопросы к нему…
– Нас к Мозговому? – за всех спросил Усов.
– Ага, к Бетмэну и Мозговому… И сразу в бой!.. – с усмешкой ответил Батя. – В Дубраву вас отвезу. Там тренировочный лагерь – проверят, кто на что годен. Сейчас много поступает таких, кто и в армии не служил…
– И что с такими? – настороженно спросил Афанасий.
– Учим…
Батя осмотрел строй измотанных трудной дорогой ополченцев, свой взгляд остановил на Татьяне, которая, впрочем, выглядела свежее других.
– Вас что-то смущает? – спросила она.
– Да нет… – уклончиво ответил Батя. – Работа для всех найдётся…
– Татьяна мастер спорта по стрельбе… – сказал Атаман и, сделав паузу, добавил: – По стрельбе из лука.
– Нам бы ещё метателей копий… – усмехнулся Батя, но тему развить не успел.
– Хватит тут хахоньки разводить!.. – сурово подступил к нему дед Павло. – Ты привёз мне?…
– Привёз… Вон чай, сахар, печенье… Будешь ребят угощать…
– Ты мне мозги не крути. Гранатомёт привёз?!
– Дед Павло, на хрена он тебе нужен?..
– Он мне нужней, чем тебе!.. Разъездились тут, гады… Туда-сюда, туда-сюда… Вон, сегодня Петруху чуть не прихватили… А был бы – я б им…
– Дед Павло, поставь чаю, – устало произнес Батя. – Нам скоро отчаливать…
Обиженно сопя, дед Павло заваривал чай. Все присели на лавки вокруг стола, который стоял в теньку виноградной беседки. Где-то на горе один за другим громыхнули три разрыва. Дрогнула земля, звякнули ложки в стаканах.
– Это Кудияра за Погореловкой утюжат, – глянув в гору, сказал Батя. – Последний блокпост с севера. Не устоят – всё посыплется до самой Станицы…
– Во казачура! – не тая восхищения, добавил дед Павло. – Молодь похватала свои айфоны и драпает кто куда, а этому за семьдесят – с баррикады не слазит… Гранатомёт привезёшь?..
Батя поперхнулся чаем, закашлялся, но ничего не ответил.
Серёге было приятно слышать о Кудияре. Хотелось тут же всем рассказать, что это его отчим, но, по обыкновению, он промолчал.
– Погореловка наша? – спросил Батю.
– Да толком ничья… Утром правосеки чёрно-красные флаги вывесят, к обеду Кудияр посбивает их, вывесит свои, нет своих – российский повесит, к вечеру опять правосеки, ночью опять Кудияр. Так и тасуются…
– А что местные администрации? – спросил Усов.
– А то ты не знаешь наших чинуш!.. – махнул рукой Батя.
– Кто придёт – тем и служат, – добавил дед Павло. – Они, конечно, с радостью готовы служить нам, но приходят бандеровцы – без радости служат им…
