пытался я подкрепить свою точку зрения неопровержимыми фактами.
– В церкви, как и везде, не всё одинаково. Мой дядя – священник в очень бедной церкви, иногда даже голодает из-за полного отсутствия денег. Но это его место, он несет Бога людям. Я периодически помогаю ему и его семье не умереть с голоду.
– Такое бывает?! – удивлялся я.
– Да, причем такое не редкость. А в монастырях люди живут ещё бедней.
– А кто финансирует человека, идущего в монахи?
– Никто не финансирует, каждый монах живет на собственные сбережения или при поддержке семьи.
Этот факт меня очень удивил. Я почему-то всегда думал, что общая система верований распределяет полученные прибыли равномерно, но как оказалось, это не так. По крайней мере, в той стране и с её религией. Еще больше поражал тот факт, что даже при всем политиканстве и бизнесменстве правящей верхушки духовенства оставалось место для истинного служения своему Богу. Такие факты вызывали уважение и наводили на мысли, что прямых суждений не должно быть даже в простых вещах, не говоря уже о более масштабных. А любая религия, ко всему прочему, всегда переплетена ещё и с чем-то мистическим. Тому был подтверждением рассказ о собственной жизни Татьяны. Лгать ей смысла не было никакого. Мы разговаривали в первый и, скорее всего, в последний раз, не имея никаких корыстных мотивов.
– Я когда попала впервые в монастырь, – рассказывала она, – ко мне вышел монах, посмотрел на меня и сказал, что я три раза умру, сказал, что мне будет очень тяжело. В монастыре тогда все удивились, узнав, что он ко мне вышел. Этот монах не выходил из своей кельи семь лет, а ко мне вышел.
– Интересно, и что? – подталкивал на продолжение я.
– Два раза я уже умирала. Не совсем, конечно, но была в состоянии клинической смерти.
– И? Туннели там какие-то или подобные вещи видела?
– Нет, не видела. Но все уже подумали, что я мертвая, и оставили меня в покое, а я очнулась.
– Сколько же ты провела в таком состоянии?
– Восемь часов.
– Сколько?! – Во мне сразу же взбунтовалось медицинское образование. – Человек не может находиться в состоянии смерти так долго, скорее всего, тебе поставили неправильный диагноз, не нащупали слабый пульс.
– Возможно, но это не важно. Важно то, что я после того случая начала видеть несчастья, постигающие человека, которые с ним случатся.
Татьяна много рассказывала, что она говорила каким знакомым и как эти вещи с ними случались. Хороших вещей она не видела, а только предстоящие людские горести, и это её очень угнетало. Всё закончилось тем, что она закрылась в комнате, как тот вышедший к ней монах, и несколько лет ни с кем не общалась.
– Я молилась, чтобы Бог забрал у меня этот дар, – говорила она с грустью в глазах, – и он это сделал, когда я второй раз умерла.
– И сколько же продлилось время второй смерти?
– Ночь. Меня отвезли в морг, сообщили моим родителям о смерти и попросили приехать на опознание. А когда они на следующее утро пришли меня опознать, я была жива, и мой дар ушел.
Я не знал, было ли сказанное правдой, на тот момент это было не важно. При желании можно было бы найти ту женщину, поднять медицинские карты, сделать МРТ, но сути это не меняло. Все, рассказанное Татьяной, было печальным, невероятным и интересным. Даже её полнота, как оказалось, была причиной, давшей ей здоровье. Пару лет до нашей с ней встречи у неё были большие проблемы с почками, одну из них уже удалили, и грозило удаление второй из-за риска третьей смерти. Но она отказалась, выбрав мизерный и болезненный путь, но без пожизненного диализа. Отказалась – и выжила, а набор приличного веса избавил её от последствий болезни.
– За последний год я набрала двадцать килограмм. Теперь я не очень хорошо выгляжу, но чувствую себя совершенно здоровой, – говорила она с блеском в глазах.
Пару часов общения с незнакомым человеком пролетели перед моими глазами, как отдельно прожитая жизнь. Совершенно не моя, горькая, но приятная, как запах полыни. Была понятна вся несуразность внешнего вида Татьяны, преданность своей работе, неуверенность. Она не выделялась красотой, интеллектом или жизненными достижениями, но в ней было что-то, недоступное и совершенно непонятное сухому способу моего мышления, то, что подсвечивает изнутри. Религиозность и духовность – вещи, совершенно недоказуемые, но всё же ощутимые интуитивно.
Я понимал: фигурка, как и раньше, высветила потерянные мной детали. Во-первых, ушла неприязнь к религиозным догмам: теперь они были приняты мной как важная часть системы, как отдушина для убогих и страждущих. Во-вторых, мне было дано понимание того, что человек не заканчивается гармоничным развитием только тела и сознания, к нему нужно добавлять ещё что-то, пока мне непонятное. Это было напутствие перед долгой дорогой, и я его с благодарностью запомнил, и, распрощавшись со своей мимолетной знакомой, направился в мир с более привычной для себя обстановкой. Съеденные десерты и мороженое – это хорошо, но меня ждал греховный Иван и горячительные напитки, разговоры о политике, бизнесе и прочих пробелах в моём интеллектуальном познании мира.
* * *
Вечер с Иваном прошел хорошо, мы много говорили о политике, о планах на жизнь, даже о женщинах. Он рассказал, что ещё погуляет пару лет, и займется поиском хорошей порядочной девушки, с которой хотелось бы построить дом и завести двоих детей. Я рассказал, что разойдусь со своей, переквалифицируюсь на психолога, наконец-то ответил на гложущий его с момента нашей первой встречи вопрос, зачем мне поддельный паспорт. Правда, мне пришлось сказать, что родители не одобряли моего решения, и отправься я по настоящему паспорту, меня бы нашли и вернули в первый же месяц моего пребывания здесь. Основная идея использования фальшивого документа была именно такой, так что я особо ничего и не выдумал. Для него же ответ оказался скучней, чем предполагалось. Таким же простым было и его объяснение о связи политики и бизнеса. Механизм кражи заводов-мостов-пароходов находящимся у власти чиновником, который я описал выше, работал не только с государственными ценностями. Как только один чиновник терял власть, второй, её получивший, мог с той же легкостью отжать ворованную ценность у первого. Причастность к политике в данной ситуации была самым действенным методом защиты своих инвестиций, способом успешного ведения бизнеса. Никто и не собирался в чиновничьем аппарате думать об общей работоспособности законов, как и в силовых структурах не собирались защищать законы и обычных граждан, а в религиозных – очищать человеческие сердца.
Это было очень печально осознавать, как и видеть безнадежно глупое положение людей, загоняющих себя же самих в горькую безысходность. Идя на встречу, я хотел подарить фигурку Ивану
