чтобы разжечь сомнения и гнев императора?
«Милость? Доброта? — вскипела я. — Мама все эти годы просидела в тюрьме лишь за то, что выпила эликсир, — такова милость?»
— Моя мать не представляет никакой угрозы для Небесной империи, — воскликнула я, перечеркивая то хорошее впечатление, которое оставили мои мольбы. — Она никому не причинила вреда, а лишь пыталась защитить меня. Она не заслуживает…
— Достаточно. — Император говорил совершенно спокойно, но угроза, скрывавшаяся в этом единственном слове, пугала больше, чем если бы он его прокричал.
Я мысленно отругала себя за вспышку. Если бы правитель меня сейчас покарал, никто бы не стал его осуждать.
Но вдруг в повисшей тишине Ливей спустился с возвышения и, откинув полы халата, опустился рядом со мной на колени.
— Достопочтенный отец, матушка, — бросив на меня предупреждающий взгляд, начал он невероятно спокойным голосом, — я обязан первому лучнику Синъинь своей жизнью. Она рисковала собой, чтобы помочь мне, а ведь это выходит за рамки долга и чести. Если бы не она, я бы умер в лесу Вечной весны. Принцесса Фэнмэй все еще оставалась бы заложницей. А нашу империю захлестнула бы смута. Так позвольте мне как послушному сыну напомнить вам, что именно за свои доблестные подвиги первый лучник Синъинь сегодня получила талисман Алого льва. В знак императорской милости, а не осуждения.
В груди разгорелось тепло от осознания, что среди враждебно настроенных придворных у меня остался друг. Но главное — я никогда не смогла бы высказаться так красноречиво. Ливей не побоялся гнева родителей и напомнил им о данном ими слове, чего никто бы не осмелился сделать. Скорее всего, это не улучшит моей участи, но осознание, что принц решился поддержать меня, несмотря на замешательство от моего признания, очень тронуло.
Императрица так грозно посмотрела на Ливея, что будь он менее храбрым, тут же сбежал бы из зала. А его отец… Я вздрогнула и тут же отвела взгляд. Однако Ливей не отказался от своих слов, продолжая смиренно стоять перед ними на коленях, как обычный проситель.
— Она молит не о какой-то незначительной услуге. Нельзя отменить вечное заточение по чьей-то прихоти. — Лукавые нотки проскользнули в голосе императрицы. — К тому же первый лучник просит от имени матери. А талисман Алого льва дарует право на исполнение просьбы только носителя. Ей повезло, что мы не станем наказывать ее за обман и укрывательство родословной.
Как она могла торговаться за жизнь мамы, словно это какая-то безделушка на рынке? Как посмела отобрать мой с трудом завоеванный трофей и обесценить его? Сколько крови я пролила, сколько боли пережила… Я зажмурилась, подавляя желание вскочить на ноги и выплеснуть презрение и ярость в их высокомерные и равнодушные лица.
— Ее Небесное Величество мудры, — спокойно согласился министр У. — Если намерения первого лучника столь благородны, почему она скрывала свою личность? Кто знает, каким хитростям научила ее коварная мать, какие козни таятся в ее сердце?
Гнев тут же забурлил в венах. Я еще могла стерпеть оскорбления в свой адрес, но маму трогать не стоило. Я повернулась к министру и уже открыла рот, чтобы высказать все, что о нем думаю, хоть этого, конечно, делать не стоило… Но меня остановили шаги, застучавшие по каменным плиткам.
Через мгновение рядом со мной на пол опустился Вэньчжи.
— Ваше Небесное Величество, пожалуйста, обдумайте просьбу первого лучника. Она преданно и храбро служила в армии, помогая нам одерживать победы, которые укрепили положение Небесной империи. Более того, первый лучник Синъинь никогда не лгала. Ведь никто ни разу не спросил ее, является ли она дочерью Чанъэ и смертного Хоу И.
Несколько бессмертных согласно кивнули. Вэньчжи высказал прекрасный аргумент, и я пожалела, что не додумалась до него сама.
Небесный император поерзал на троне, отчего его одежда зашуршала.
— Генерал Цзяньюнь, что вы думаете по этому поводу?
Затаив дыхание я слушала, как генерал выходит вперед. Я со своего места никак не могла увидеть его лица. Как самый главный военачальник императора он мог склонить чашу весов в мою пользу… если бы захотел. Если его не разгневало мое признание.
— Ваше Небесное Величество, происхождение первого лучника Синъинь… достойно сожаления. Но при этом во время службы она не раз проявила доблесть и неординарные способности. А главное — спасла жизни Его Высочества и принцессы Фэнмэй, сохранив наш союз с империей Феникс. Такая храбрость не должна остаться без награды, и вы отметили это своей милостью. — Он замолчал на мгновение, давая время обдумать его слова, а затем добавил: — К тому же я считаю, что мы должны ценить цветок независимо от его корней.
Ропот в зале стал громче. Я напрягла слух, чтобы услышать, о чем шептались придворные. Неужели кто-то выражал удивление обращением со мной? И даже высказывал свое неодобрение?
Император молчал. А я чувствовала его пристальный взгляд, от которого участился пульс, но не осмелилась даже пошевелиться, продолжая смотреть на каменные плитки. Перевесят ли слова генерала Цзяньюня обвинения министра У? Генерал хорошо подобрал аргументы, предложив Их Небесным Величествам основания проявить великодушие и милость и простить меня. Но стоило мне вспомнить, чем милость правителя обернулась для мамы, госпожи Хуалин и драконов, как все внутри сжалось.
— Первый лучник Синъинь, — наконец сказал император.
Я вновь согнулась над полом, готовясь услышать приговор и стараясь не думать о пытках и ужасах, которым подверглись те, кто осмелился обидеть императора.
— Нельзя винить тебя в ошибках родителей. Мы должны оценивать лишь твои заслуги. И именно за твою службу ты сегодня получила талисман Алого льва.
Я подняла голову, чувствуя, как внутри разгораются надежда и нетерпение в ожидании следующих слов императора.
— Но просьба, озвученная тобой сегодня, — освободить Чанъэ, богиню Луны, — не будет удовлетворена.
Я сжала пальцы вокруг нефрита, сминая его кисточку. Какая от него теперь польза? Мне больше ничего не нужно от Небесного императора. Хотя я и испытала облегчение, оттого что избежала наказания, в сердце не возникло ни капли уважения или благодарности. Да и как можно испытывать подобные чувства, если мне отплатили за доблесть фальшивой монетой?
— Тогда дайте мне такую возможность, Ваше Небесное Величество, — подстегиваемая обидой, сказала я. — Сделайте для меня исключение. Подарите право заслужить свободу матери, выполнив задание по вашему выбору.
Конечно, полнейшее безрассудство, но что мне еще оставалось? Поэтому я и высказала все условия так ясно, чтобы никто не мог усомниться в их исполнении.
Да, мою просьбу могли посчитать наглой. Ведь кто я такая, чтобы предъявлять требования Небесному императору? Но вместо гнева в его бездонных глазах мелькнул расчетливый огонек, правитель поднял
