свяжемся. У тебя все хорошо?
– Да, все прекрасно.
Инхой издала тихий смешок.
– У тебя всегда все прекрасно. Ладно, созвонимся. Пока.
Джастин понимал, что она, конечно, не позвонит.
Разговор иссяк на пороге его квартиры. А ему представлялась долгая беседа, в которой он с бокалом вина устроится на диване, будет слушать рассказ о том, как она очутилась в Шанхае, и отметит ее готовность в ближайшее время вместе пообедать. Теперь же с телефоном в одной руке и «Шанхайским ежедневником» в другой он стоял на коврике у двери, не зная, что ему делать дальше. Джастин все же прошел в кухню и налил себе бокал вина. Свет включать не стал – летнее вечернее небо и огни соседних зданий создавали в гостиной цветные сумерки. Сев на диван, он смотрел на ставшую уже привычной подсветку небоскребов. Ничто из задуманного им никогда не венчалось успехом.
Наверное, это был наш последний разговор, подумал Джастин. Жаль, что он так сложился, однако надо было предвидеть, чем все закончится, и заготовить вежливое прощание. Хотя в свете их прошлых отношений это полутораминутное общение стало неожиданным бонусом, цивилизованной сдержанной кодой бурной симфонии. Видимо, этого вполне достаточно для «финала», коим стоит удовольствоваться. В конце концов, в их последнюю встречу в Малайзии, когда они были молоды, она сказала: «Пожалуйста, больше никогда со мной не заговаривай».
Пятнадцать лет назад он хотел признаться ей в любви или еще как-то проявить свою влюбленность. Сейчас он понимал, что это было бы мальчишеской бравадой, совершенно внезапным, односторонним заявлением. Признание никого бы не обрадовало, но он бы все равно его сделал. Однако план тот, как и большинство других его замыслов, рухнул.
Кампания в прессе по спасению кинотеатра «Новый Кэтэй», возглавляемая Инхой и «Друзьями старого Куала-Лумпура», возымела беспрецедентный охват. Журнал «Воскресная звезда» поместил на обложке фотографию старика-индуса, который пятьдесят лет просидел в своей будочке на парковке, сторожа кинотеатр от ночного проникновения злоумышленников. Снимок был сделан приятелем Инхой, профессиональным фотографом, который использовал старомодную полноформатную камеру, сумевшую передать все морщины на лице старика и сверкающие белки его глаз, направленных прямо в объектив. Какая судьба его ждет, если кинотеатр закроют? Ежедневно на газетных страницах какая-нибудь местная знаменитость из числа актеров и режиссеров делилась воспоминаниями о своих детских походах в кино и художественных впечатлениях, определивших ее профессиональную стезю.
– Кашу заварили богатые детки, поучившиеся в заморских университетах! – негодовал Шестой дядя, позвонив Джастину. – На эту старую рухлядь всем плевать, кроме кучки идиотов, проникших в газеты. Почему твои друзья такие козлы?
Джастин хотел возразить, что они не его друзья, а Дункана. Однако братец, как всегда, сумел остаться в стороне – он хороводился с той самой компанией, что выступала против семейных планов по кинотеатру, но домашние сняли всякую ответственность с его «творческой натуры». Никто ни разу не попросил его урезонить свою подружку и постоять за фамильные интересы. Инхой по-прежнему бывала в их доме. На правах невесты Дункана она избегла всякой критики и успешно справлялась со своей ролью, при родителях становясь удивительно послушной и кроткой. Казалось, Дункан одним своим присутствием сглаживает конфликт, в угоду ему все разногласия мгновенно забывались. Причиной огорчений был только Джастин, не способный реализовать семейные замыслы.
– Сейчас ничего не сделать, – доказывал он на очередном совещании с отцом и Шестым дядей. – Дурная молва разошлась уж больно широко. Ни один инвестор не хочет с нами связываться. Надо выждать, пусть суматоха уляжется, а там будет видно.
– Нельзя было до этого доводить, – проворчал отец. – На этом замороженном объекте мы теряем миллионы.
– Ты слишком мягок, – сказал Шестой дядя. – Будь жестче.
– Ради чего? – парировал Джастин.
Он думал о том, как отреагирует Инхой, если ему удастся спасти кинотеатр. Что она скажет, однажды вечером услышав его будничное сообщение: он убедил родных восстановить здание, вернуть ему былую славу. Если оттягивать начало строительства как можно дольше, семья наверняка утратит интерес к проекту.
Тем вечером он заглянул в кафе, зная, что там его встретит атмосфера враждебности, неизменная в последнее время. Было уже поздно, на дверях висела табличка «Закрыто»; Инхой с Дунканом пили зеленый чай и слушали Тома Уэйтса. На доске объявлений победным трофеем была приколота первая полоса свежего номера «Нью стрейтс таймс»: «Городской совет отложил решение по кинотеатру “Новый Кэтэй”» – отсрочка казни, которую обеспечила петиция с огромным числом подписей, собранных Инхой и ее друзьями.
– О, к нам пожаловал твой братец, магнат в сфере недвижимости, – сказала Инхой. – Какие успехи в деле уничтожения исторического наследия?
– Милая, угомонись на сегодня, ладно? – попросил Дункан. – Дай нам насладиться улуном. Тебе налить, Джастин?
– Да, пожалуйста. Я только что с семейного совещания. Сил моих нет.
– Вандализм дело утомительное, – сказала Инхой, не отрываясь от журнальных страниц.
– Родные на меня взъелись, поскольку я ничего не предпринимаю. Я пытался им втолковать, что это вообще не мое дело.
– Вот как? – Инхой налила ему чаю из глиняного чайничка с едва различимым изящным рисунком пшеничного колоса на боку. – Ну и скажи им, что не будет никакой сделки.
Дункан сделал вид, что увлечен «Лондонским книжным обозрением», – в неудобной для себя ситуации он всякий раз погружался в чтение, выключаясь из разговора. Такой вот способ уклониться от неприятных обязательств.
Джастин отхлебнул чай из маленькой фарфоровой чашки.
– Знаешь, уломать родных совсем не просто, но я… – он понизил голос, – почти уверен, что сумею сохранить кинотеатр. Только, пожалуйста, не делись этим с друзьями и газетчиками. Я говорю тебе по секрету как своей будущей невестке, но не как сумасбродной журналистке, или активистке, или кто ты там нынче.
Инхой подлила ему чаю.
– Понятно. Ты серьезно?
Джастин кивнул.
– Кстати, Дункан тебе сказал, что в выходные мы хотим съездить на побережье? Повезем друзей в наше родовое гнездо. К слову о заброшенных старых зданиях, в том доме редко кто бывает. Может, и ты с нами?
Дункан встал, взъерошил Инхой волосы, потом потянулся и, зевнув, сказал:
– Правда, поехали.
Он стал массировать ей плечи. Инхой нежно коснулась его ладоней, закрыла глаза и, чуть улыбаясь, опустила подбородок на грудь.
– Пойду отолью, слишком много чая, – сказал Дункан.
В Порт-Диксон Джастин отправился один. Инхой с Дунканом и еще одна пара выехали раньше, чтобы подготовить дом – открыть ставни, подмести веранду, поднять бамбуковые шторы, застелить кровати. Приехав, Джастин застал отдыхающих на лужайке, покато уходившей к пляжу, – они вынесли старые ротанговые кресла и, сидя в скудной тени кокосовых пальм, потягивали прохладительные напитки под песни П. Рамли [93], звучавшие из портативной стереосистемы. День выдался облачный, солнце лишь изредка выглядывало из-за туч.
