грустью. Думаю о маме и своих детских годах.
– Которые прошли в Гуанчжоу?
Фиби замешкалась. Вот он, момент. Самое время сказать: нет, не в Гуанчжоу, этом огромном городе, некрасивом и удушливом, а за тысячи миль отсюда, там, где леса, озера, теплые ветры и море близко, где до нитки промокнешь под дождем и не простудишься, где четырехэтажный дом – самое высокое здание. Я не та, за кого ты меня принимаешь, ты меня выдумал. А я не существую вообще.
Конечно, сперва он опешит и даже, наверное, рассердится, кому же приятно, что его одурачили. Но затем поймет, что избавиться от нее – несказанная удача. Слава богу, подумает он, что я не спутался с этой простецкой деревенщиной, лживой авантюристкой. Уф, пронесло! Он любил свое представление о ней, иллюзию, и она, как всякий вымысел, позабудется моментально. Через несколько дней, неделю максимум, память о ней изгладится вовсе. Вся любовь мгновенно выветрится, лишь разок-другой кольнет досада, что его обвели вокруг пальца. «Любимая», «милая» – он напрочь забудет, что когда-то к ней так обращался. Прошлое не имеет значения – он сам только что об этом сказал. Махнуть влажной тряпкой – и доска чиста. Легко и просто.
Фиби посмотрела на его профиль, едва различимый в темноте, – широкий приплюснутый нос, лопоухость. Уолтер вглядывался вдаль, пытаясь отыскать источник музыки.
– Помнишь, однажды ты сказал, что ты другой. Я тоже другая.
Он кивнул:
– Вот поэтому… ты мне нравишься.
Фиби отвернулась. Она хотела во всем признаться, но помешал стыд. Сокрушительный, жгучий стыд.
– Мне надо уехать из Китая, – с трудом проговорила она, слова застревали в горле, сдавленном накатившей тошнотой. – Здесь уже невыносимо.
Над парком плыла песня, высокий голос исполнял «Странствующую певунью».
– Как ты себя чувствуешь? – Уолтер придвинулся ближе, вглядываясь в нее. – Похоже, тебе нехорошо.
– Что-то подташнивает. Видимо, печень шалит. Наверное, я переела.
– Ну и кому же не годится острая еда? Дай сюда ключ от скутера, я отвезу тебя домой. Тебе надо отлежаться. Если завтра не отпустит, бог с ним, с субботним концертом. Отдашь билеты соседке. У тебя и вправду больной вид.
На широких проспектах, прореза́вших город, стало свободнее, Уолтер резво въезжал на эстакады. Жилые дома, стоявшие вдоль магистралей, напоминали строй почетного караула, мягкий голубой свет в тоннелях был сродни оперенью экзотических птиц. Встречный поток теплого воздуха не давал вдохнуть полной грудью, у Фиби закружилась голова. Прячась от ветра, она прижалась к спине Уолтера, уткнулась носом ему меж лопаток. Она пыталась расслышать его сердцебиение, но за шумом мотора и ветра ничего не уловила.
26
豁然贯通
Стремись увидеть картину целиком
Джастин набрал номер Инхой, который сохранил в телефоне, словно обычный контакт хорошей знакомой.
Он уже вник в бизнес Малыша Тана, разобравшись в краткосрочной аренде студийных помещений начинающим художникам и фотографам. Работа незатейливая и скучноватая, но вполне соответствовала его нынешнему состоянию, и, кроме того, было забавно представлять свою деятельность потенциальным клиентам как «новую концепцию, которую мы называем “партизанской арендой” молодым творцам». Инхой понравилась бы столь оригинальная подача предприятия, на деле совершенно банального. Малыш Тан энергично подталкивал к новым крупным проектам вроде фотогалереи или выставочного центра, но его настойчивость вселяла тревогу, ибо напоминала Джастину о его прежней жизни. Неугомонный компаньон желал втянуть партнера в свои амбициозные планы, но Джастина устраивало его теперешнее положение. Он не хотел ничего большего, статус наемного работника его вполне удовлетворял.
Перед звонком Джастин долго репетировал, что и как скажет, искал верный тон – легкий, дружеский, но не фамильярный и без излишнего стремления возобновить отношения. Он очертит свою нынешнюю скромную жизнь, не вдаваясь в подробности произошедших в нем перемен, не упоминая о крахе своей семьи, – все это должно ей понравиться. Пусть сама соединит точки рисунка и сделает выводы.
Утром ее телефон переводил все звонки на голосовую почту. Днем после долгих гудков включался автоответчик. Не зная, что сказать (он отрепетировал разговор напрямую, но не текст сообщения), Джастин сбрасывал звонок всякий раз, как слышал запись. Однако вечером телефон его зазвонил, когда он ждал лифта, собираясь подняться в свою квартиру. На экране высветилось имя – Лэон Инхой. Пихаясь с соседями, Джастин втиснулся в тесную кабину; он мешкал, не желая начинать важный разговор в присутствии дюжины слушателей. Но вдруг она больше не перезвонит? Джастин ответил.
– У меня отмечено несколько звонков с этого номера. – Инхой говорила резко и нетерпеливо, словно ее оторвали от дел.
– Да, здравствуй, это я, Джастин.
– Кто? Говорите громче, вас плохо слышно.
– Джастин, Джастин Лим, – повторил Джастин шепотом. Он совсем не так задумывал вновь появиться в жизни Инхой.
– Кто это? Вы пропадаете.
– Да я это, Джастин Лим.
Молчание. В трубке слышались шум машин, бибиканье мотороллеров, радиоголоса.
– Алло? Инхой?
– Привет.
Когда двери лифта раскрылись на его этаже, Джастин протолкался к выходу, с удивлением чувствуя, что ему не хватает дыхания.
– Извини, тут вокруг был народ. Сейчас меня слышно?
– Да. Чем могу служить? – Инхой говорила раздраженно, как портье, вежливый лишь по обязанности.
– Прости, что не позвонил раньше. Столько времени прошло с нашей встречи на церемонии награждения. Кстати, мои поздравления.
– Я не победила.
– Представляешь, я потерял твою карточку и только на днях случайно ее обнаружил. Почему бы, думаю, не позвонить и не пообщаться толком? Мы сто лет не виделись, наверняка у нас много перемен. Как насчет того, чтобы выпить по рюмочке либо пообедать-поужинать?
Пауза; хлопнула дверца машины.
– Это было бы замечательно, только, понимаешь, сейчас дел невпроворот. Куча работы, да еще я приступила к проекту, который всем проектам проект.
– Ну да, конечно. Похоже, что-то интересное. Какого рода проект?
– Ох, штука сложная, боюсь даже, мне не по зубам. Прости, я тороплюсь. Давай как-нибудь я перезвоню? Как только маленько разгребусь с делами.
Джастин помолчал, представив ее заваленной ворохом финансовых бумаг, в которых она ничего не смыслит. Первым порывом было предложить ей свою помощь – он вспомнил, как неумело она управляла маленьким кафе в Малайзии, путаясь в бухгалтерии и опаздывая с оплатой счетов. Но сейчас в ее голосе слышались жесткость и уверенность, хорошо знакомые по долгому общению с дельцами. Фраза о проекте не по зубам была явно для красного словца.
– Хорошо, звони, как сможешь.
В трубке зашуршало, словно ее неплотно прикрыли рукой, послышался приглушенный мужской голос: «Я пойду займу столик».
– Инхой, ты еще здесь?
– Ступайте, я вас догоню, – сказала она в сторону, затем вернулась на линию: – Алло? Рада тебя услышать, Джастин. Ну что ж, скоро
