Андрей Иванов
Славное Море. Первая волна.
Повести.
Московский рабочий
1967
СОДЕРЖАНИЕ
Славное море. Повесть 3
Первая волна. Повесть 129
Неподвижные кедры глядят в синее небо. Каждой веткой, каждой гранью длинной хвои пьют они тонкую синь воздуха и свет солнца. Над кедрами выплыло белое облачко с растрепанными волокнистыми краями. Оно тут же разорвалось надвое. Теперь уже два облачка поплыли одно за другим.
В густо-зеленой плотной кроне старого кедра завозилась белка: глянула круглым глазом в небо, на землю, недовольно цокнула, запрыгала с одной ветки на другую и, вытянув пушистый хвост, птицей перелетела на второе, потом на третье дерево.
Она давно скрылась в густом кедровнике, а растревоженные ею ветви все продолжали качаться. Вслед за ними медленно замахали пушистыми лапами другие ветви. Кедры сдержанно зашумели. Казалось, маленькая белка растревожила лес от края до края. Но нет. Это с моря потянуло ветром, и белка поспешила уйти от него, укрыться в глубокой затиши.
Море открывалось тут же, за узкой полоской деревьев. На гальке, вблизи воды, догорал костер. От костра поднялись двое подростков в синих рубашках из грубой материи и в легких спортивных брюках.
— Давай уходить, Очир, как бы чего не надуло, — сказал старший, с большими, синими, немного выпуклыми глазами. Ветер взъерошил ему светлые волосы.
— Пора, — согласился Очир, поменьше ростом, черноволосый, гладко стриженный. — Нас ждут, наверно.
Они поднялись на коренной берег к самым кедрам и оглянулись.
Море, уже помрачневшее, покрытое густой рябью, было пустынно. И только справа над волнами что-то маячило.
— Смотри-ка, Сеня, парус! — крикнул Очир.
Сеня долго вглядывался, пока не увидел серый квадрат паруса.
— Завидую я тебе, — сказал он товарищу. — Глаза у тебя узкие, а видят много.
Очир засмеялся.
— А ты прищурься. Может, больше увидишь.
— Не чуди. А куда лодка идет?
— К нам, однако.
— Тогда давай подождем.
— Ладно, — согласился Очир и поставил ведерко у корней кедра.
Время шло. Ветер быстро крепчал, переходя в шторм. Лодку прижимало к берегу. Но видно было, что берег не очень привлекает тех, кто в лодке. Они упорно направляют ее косо к ветру, стараясь идти как можно дальше от берега.
Гулко бьется о берег море. Над головами шумят кедры. А друзья, забыв обо всем, пристально смотрят на затерявшуюся в море лодку.
— Кто бы это мог быть?
— Приплывут — узнаем.
Парус дрожит, качается, все ниже клонится к волнам, но верно и быстро несет лодку вперед.
Море посерело. Вдали оно слилось с таким же серым небом. Оттуда с тревожным криком пролетели к гнездовьям задержавшиеся на промысле чайки.
— Холодно, — чуть слышно сказал Сеня и встал за толстый ствол кедра.
Кедры шумели глухо. Вниз упала сухая ветка. Сеня с опаской поглядел на вершину.
— Ничего, подождем, — немного громче ответил Очир, притулившийся у другого толстого кедра. — Они скоро придут сюда. Может, помощь какая нужна будет.
По морю катились волны с крутыми пенными гребнями. Вздымаясь, они порой закрывали собой не только лодку, но и парус.
Вот парус выпрямился, повернулся на одном месте, опал и затем выгнулся всем полотнищем, казалось, готовый улететь. Но лодка снова пошла под косым ветром, и вдруг...
— Они уходят обратно! — крикнул Очир, все время не спускавший глаз с лодки.
Синие глаза Сени видели хуже. Он еще не разобрал, что там произошло, и поэтому промолчал.
— Обратно пошли, говорю! — снова прокричал Очир, которому казалось, что его товарищ безучастен к тем, кто в лодке, и это сердило его. Но сейчас и Сеня уже заметил, что лодка под косо поставленным парусом пытается уйти обратно.
— И что они там придумали? — сокрушался Очир.—
Все измучились и, убедившись, что искать ночью бесполезно, встревоженные, ушли обратно.
Через три дня утих шторм, и ребята снова обследовали берег с моря. На этот раз поиски оказались небезрезультатными: у скал плавало несколько досок разбитой лодки и обломок весла.
Но никаких следов людей обнаружить так и не удалось.
ТРИ ДРУГА
Байкал отштормил, отбуйствовал.
Только у самого берега было видно, как он ровно дышит. Там, где к воде вплотную подступила серая скала, волны разбивались, образуя тонкие пенные гребни.
«Кто ту-у-ут?» — глухо отзывалась скала на каждый удар волны.
«Что ты спи-и-ишь?»— тихо спрашивала уходящая
обратно вода.
У скалы, на горбатом камне, сидит четырнадцатилетний бурятский мальчик Чимнт Цыренов. Карие глаза кажутся на худощавом лице очень большими. Они пристально смотрят, как рождаются и гаснут на волнах кружевные узоры пены. Мальчик видит, что волны разбиваются о скалу каждая по-разному, но в звуках прибоя ему слышится всегда одно и то же:
«Кто ту-у-уу-ут?»
«Что ты спи-и-ишь?»
Чимнт любит ходить к высокой скале и слушать шум прибоя. Лучше делать это одному: тогда яснее говор воды и камней, а главное, можно без помехи думать. Думать долго и о разном.
У мальчишеских дум широкие крылья. Они часто уносят его далеко-далеко. В такие минуты Чимит перестает слышать прибой и не замечает голубых просторов моря. Но где бы ни носили его крылатые думы, он всегда видит себя на берегу Байкала, взрослым, сильным парнем, то в высоких рыбацких сапогах у невода, то мотористом на быстроходном катере, то в белом халате мастером на консервном заводе...
Сзади раздался пронзительный свист. Одновременно в воду упали два камня. По воде побежали круги. Не успев широко разбежаться, они сломались на мелких волнах.
Чимит обернулся. Смеясь, по откосу спускались два его друга — Бадма Галсанов и Матвей Лозинин. Толстяк Бадма шел осторожно, боясь оступиться. Он часто останавливался и тщательно оглядывал камни, выбирая, куда поставить ногу.
Чимит засмеялся:
— Чего боишься? Маленький, что ли? Бадма промолчал.
Матвей, худенький, тонконогий мальчик, легко перепрыгивая с камня на камень, весело посмеиваясь над Бадмой, обогнал его. На голове озорно топорщился круто завернутый вихор светлых волос. При каждом прыжке вихор вздрагивал, словно петушиный гребень.
— Мотя, помоги ему, — сказал Чимит.
Матвей остановился, поджидая Бадму, и протянул ему руку.
— Иди, иди! Я уже как-нибудь сам, — отмахнулся Бадма.
— Ты под ноги смотришь. Так скорее упадешь. В море больше гляди, — посоветовал Матвей. — Тверже ногу ставь. Тут камни надежные.
Бадма остановился в раздумье, потом шагнул смелей. Первая удача обрадовала его. Он поднял голову и сделал еще несколько твердых шагов.
— Ну вот, твой страх тебя испугался, — похвалил его Чимит, когда ребята спустились к самой воде.
Ему хотелось сказать что-нибудь приятное, чтобы успокоить друга, но тот уже надулся от обиды:
— Страх, страх! Что вы пристали? Тоже мне храбрые!
Взял полосатый камень и, размахнувшись сплеча, сердито бросил его в воду. Камень весело булькнул.
Веселый всплеск воды навел Бадму на новую мысль. Глаза его лукаво заблестели.
— А ну, давайте купаться, если вы храбрые. Матвей подтянул и без того короткие штанишки и осторожно вошел в воду. Через полминуты он выскочил на берег.
— Не нравится? — спросил Бадма. Матвей зябко повел плечами.
— Почему молчишь? Раньше был такой речистый.
— Холодно, — нехотя ответил Матвей и сконфуженно отвернулся.
— Холодно? Да что ты? Бадма прищурился.
— Правду говорят, что слабому теленку и летом мороз.— Он повернулся к Чимиту: — А ты такой же храбрый?
Чимит нерешительно посмотрел на море.
— Эх, смельчаки! — Бадма начал быстро раздеваться.
Сбросив одежду, постоял, чтобы дать просохнуть телу, и решительно двинулся к воде.
— Значит, никто не хочет? Глядите, храбрые телята! Разбежался, прыгнул в воду.
На том месте, где скрылся Бадма, оседали брызги, толклись маленькие короткие волны.
— Ой, что такое? Разве можно так долго? — заволновался Матвей.
Чимит тоже встревожился и ближе опустился к воде.
Бадма появился внезапно. Лица у ребят повеселели.
Но ему было не до веселья. Он почувствовал, как обжигающе холодна байкальская вода, и сердито затряс черной стриженой головой.
Словно стылыми обручами кто-то сжимал тело. Хотелось крикнуть, но Бадма пересилил себя и молча продолжал грести в море.
Однако каждый новый взмах руками давался ему все тяжелее. Пловец, поняв, что дальнейшее упрямство до добра не доведет, круто развернулся и быстро поплыл к берегу.
Выскочив из воды, синий от холода, задыхаясь, Бадма подбежал к лежащему недалеко большому прогретому солнцем камню и лег на него мокрой грудью.
Сильные руки Чимита отодрали его от камня.
