422
Замок Шантийи, c середины XVII века принадлежавший роду Конде, в 1830 году, после смерти последнего представителя этого рода, перешел по наследству к пятому сыну Луи-Филиппа, герцогу Омальскому, который поддерживал традиции псовой охоты в лесу и парке, окружающих замок. Принцы, его братья, и в первую очередь наследный принц герцог Орлеанский, с радостью охотились в Шантийи. В издании 1867 года абзац заканчивается фамилией Жоффруа; все остальное Жанен выбросил – вероятно, потому, что упоминания о принцах Орлеанской династии были неуместны при Второй Империи.
Теофиль Дейё в 1841 году выпустил книгу «Физиология охотника».
Этот рассказ Бальзака впервые опубликован в ноябре 1841 года в сорок шестом – сорок восьмом выпусках «Сцен».
Горная система на северо-западе Африки.
О Лунных горах см. примеч. 202.
Перечисленные здесь топонимы в 1820–1830-е годы широко обсуждались в прессе и художественной литературе и, таким образом, были «на слуху» даже у людей, не связанных с географией. Так, о Берберии (общее название Северной Африки) много писали в связи с французским завоеванием Алжира, начавшимся в 1830 году; Томбукту, или Тимбукту (Мали), фигурировало не только в пятитомных путевых заметках Рене Кайе (1830), но и в хорошо известном Бальзаку и очень им любимом стернианском романе Шарля Нодье «История Богемского короля и его семи замков» (1830); здесь вымышленное королевство, которым правит король Попокамбу Волосатый, называется Томбукту. Троглодиты (упоминаемые еще в античных сочинениях, а затем фигурирующие, в частности, в «Персидских письмах» Монтескье) и готтентоты служили символом «диких» племен (см.: Fauvel-Aymar F. – X. L'invention du Hottentot: histoire du regard occidental sur les Khoisan, XVe– XIXe siècle. Paris, 2002). Готтентоты и бушмены стали предметом споров в связи с так называемой «готтентотской Венерой» – привезенной в Европу африканкой Саарти Баартман; с 1810 года ее демонстрировали в Лондоне, с 1814 года – в Париже, где она и умерла в конце 1815 года. Описанием этой африканки при ее жизни занимался Жоффруа Сент-Илер, а после ее смерти – Кювье, произведший вскрытие и представивший медицинской академии научный отчет на эту тему (об отношении Бальзака к обоим этим ученым см. примеч. 189 и 200). Жоффруа Сент-Илер продолжал интересоваться «готтентотской Венерой» и впоследствии, причем со временем взгляд на ее происхождение изменился: в его «Естественной истории млекопитающих» (1824) она уже именуется «женщиной из племени бушменов».
Слово «коcмополит» имело богатую историю в XVIII веке, когда это наименование охотно присваивали себе философы-просветители, сознававшие себя гражданами мира, не привязанными ни к какой стране; в 1820–1830-е годы космополитизм приписывали, с одной стороны, романтикам (подверженным английским и немецким влияниям), а с другой – аристократам, охотно заимствовавшим модные предметы и модные слова у англичан (см.: Matoré G. Le vocabulaire et la societe sous Louis-Philippe. Genève, 1967. P. 78). В этом смысле истинными космополитами были парижские тезки заглавного героя, светские «львы», которые даже свое название взяли у англичан (см. примеч. 347). Именуя Космополитом старого льва, чье расположение к окружающим выражалось в их «гуманном» поедании, Бальзак, по-видимому, насмехается прежде всего над распространенным в языке политической публицистики выражением «космополитическая филантропия» (своеобразный аналог дружбы народов).
Химерой в древнегреческой мифологии называлось чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом в виде змеи; львиная составляющая и обусловила ее присутствие на гербе.
Доктриной «умных масс», или «умных штыков», называли старинную правовую доктрину, санкционирующую невыполнение нижестоящими чинами приказов вышестоящих, если эти приказы преступны; она обрела особую популярность во время революции 1830 года, когда многие военные приняли сторону восставших.
Намек на вошедшую в историю злополучную фразу, которую министр иностранных дел Себастиани произнес в сентябре 1831 года. Докладывая в палате депутатов об известиях, полученных из Варшавы, где российская армия окончательно разгромила восставших поляков, он, к негодованию всех сочувствовавших Польше, сказал: «В Варшаве воцарилось спокойствие»; молва тотчас заменила спокойствие на порядок. Гранвиль по свежим следам этого события создал страшную литографию, на которой казак, вооруженный пикой, попирает залитую кровью и усыпанную черепами землю; подпись гласит: «В Варшаве воцарился порядок».
О Восточном вопросе см. примеч. 15.
Тигром на парижском модном наречии именовали мальчика-грума (слугу, который сопровождает всадника верхом или на запятках экипажа); отсюда в рассказе Бальзака его подчиненная роль при принце-льве; по свидетельству самого Бальзака в повести «Банкирский дом Нусингена» (1837), настоящие модники называли такого мальчика именно «тигром», а слово «грум» употребляли только люди, ничего не смыслившие в светских делах.
Колесное посыльное судно под таким названием в самом деле имелось во французском флоте; спущенное на воду в 1831 году, оно служило до 1853 года.
Асфальтовое покрытие тротуаров в 1841 году было в Париже еще относительной новинкой; оно вошло в употребление после 1836 года; в число улиц, заасфальтированных в первую очередь, входили бульвары – излюбленное место прогулок «львов». От Генерального совета департамента Сена (в этот департамент входили 12 округов, на которые делился Париж, и два пригородных округа: Со и Сен-Дени), при Июльской монархии выборного органа муниципального управления, зависел бюджет города (члены Генерального совета составляли его и передавали на утверждение в министерство внутренних дел). Лаковые деревья – декоративные растения, которые росли на парижских бульварах.
В Сесселе (департамент Эн) располагались асфальтовые рудники. Акции компаний, разрабатывавших эти рудники, во второй половине 1830-х годов пользовались ажиотажным спросом (см., например, статью «Биржа и промышленные акции» – Revue de Paris. 1838. Т. 51). В брошюре «Физиология Льва» Лев, живущий аферами и перепродажей акций, назван «отцом асфальта» (Deriège F. Physiologie du Lion. Paris, 1842. P. 34).
Квартал Сен-Жорж располагался севернее бульваров, в той части правобережного Парижа, которая активно застраивалась с конца 1820-х годов; населяли его преимущественно новые богачи, люди искусства, модные молодые люди («львы») и дамы легкого поведения.
Бальзак обыгрывает жаргон типографских рабочих, о котором подробнее рассказал в «Утраченных иллюзиях» (1839): медведями в типографии называли тискальщиков за то, что они топчутся на одном месте, как медведи в клетке, а мартышками – наборщиков, которые «с обезьяньим проворством» вытаскивают литеры из наборной кассы. Сафьян (или тисненый сафьян – марокен), из которого изготовляют книжные переплеты, – это специально обработанные козьи шкуры. Этцелю весь этот абзац не понравился; сохранилась верстка рассказа, где на полях его рукой написано: «Малоинтересно для читателей “Животных”» (цит. по: Balzac H. de. Œuvres compètes. Paris, 1973. T. 25. P. 621).
Сигары были непременным атрибутом парижского «льва»; автор «Физиологии льва» (1842) Ф. Дерьеж утверждал, что настоящий лев выкуривает в день не меньше 43 сигар.
В очерках и на рисунках начала 1840-х годов непременный атрибут «львов» – пышная завитая «грива»: эта прическа отличала их и от более заурядных членов светского общества, носивших короткие стрижки, и от молодых художников и поэтов, чьим атрибутом были длинные прямые волосы до плеч. Ср., например, описание львиного туалета в другой книге, изданной Этцелем: «в шесть часов львы приказывают накрутить себе волосы на папильотки и, чтобы предстать вечером во всем блеске, предоставляют свою голову в распоряжение парикмахера» (Briffault É. Une journée à l'école de natation // Le Diable à Paris. Paris, 1845. P. 142).
На Иерусалимской улице (в настоящее время не существует) располагалась префектура парижской полиции. В обязанности полиции входил, среди прочего, надзор за иностранцами, прежде всего за политическими беженцами (поляками, итальянцами и проч.): правительство Луи-Филиппа предоставляло им право жить во Франции, но сильно опасалось их возможной революционной активности.
Этот бульвар, а точнее, его северная сторона, был любимым местом прогулок парижских модных молодых людей («львов»); здесь же находились самые фешенебельные кафе и рестораны; неподалеку располагалась парижская Опера.
