718
Какатоган – собирательный и карикатурный образ знаменитого и самовлюбленного поэта. Впрочем, Мюссе наделил его некоторыми свойствами своих современников. В странствиях по диким краям можно увидеть намек на Шатобриана, который в юности побывал в Америке и потом многократно рассказывал об этом в своей прозе; набожные элегии отсылают к поэзии Ламартина; наконец, многие черты роднят Какатогана с Виктором Гюго: помимо недавнего вступления во Французскую академию (см. примеч. 272) это и многожанровость творчеcтва (Гюго писал и стихи, и пьесы, и романы), и средневековый колорит, на который намекает эпитет «длинноволосые» (длинноволосыми были франкские короли династии Меровингов). Впрочем, длинноволосость в 1830-е годы была также отличительной чертой ультраромантических литераторов, и когда, например, герой сатирической новеллы Т. Готье «Даниэль Жовар, или Обращение классика» (1833) превратился из поклонника Аристотеля и Буало в яростного «гюгопоклонника», он обзавелся, среди прочих внешних атрибутов романтизма, развевающимися по ветру волосами.
См. примеч. 267.
Этой фразы тоже нет в издании Мюссе 1854 года (см. примеч. 597).
Имеется в виду французское выражение, применяемое к людям, на которых нельзя положиться: «Точь-в-точь как собака Жана де Нивеля, которая убегает прочь, когда ее подзывают». Впрочем, изначально в этом выражении «собакой» был назвал сам Жан де Нивель (1422–1477) – трусливый сын Жана II де Монморанси, отказавшийся поддержать в бою своего отца.
Нестор – царь Пилоса, старейший из участников Троянской войны со стороны греков; в переносном смысле умудренный опытом старец.
Жорж Данден – персонаж одноименной комедии Мольера (1668), обманутый муж.
Во французском языке в XIX веке существовал целый ряд фразеологизмов, в которые входило словосочетание «белый дрозд». Употребляли их, когда речь шла о какой-то редкой вещи или несбыточном условии. Именно эти фразеологические выражения и дали толчок фантазии Мюссе.
«Жизнь Витторио Альфьери из Асти, рассказанная им самим» (1790–1803, изд. 1806, фр. пер. 1809) – автобиографическая книга итальянского поэта и драматурга (1749–1803); Мюссе иронизирует над позицией мемуариста, охотно подчеркивающего свою гениальность.
Литераторы романтической эпохи любили не только мелкие лирические жанры, но и крупные формы; например, Эдгар Кине в 1835 году выпустил поэму «Наполеон» в 52 песнях, а Александр Суме в 1841 году – «Божественную эпопею» в 12 песнях.
Жерве Шарпантье (ок. 1805–1871) – парижский издатель, у которого с 1840 года печатался сам Мюссе.
Мюссе был страстным поклонником французской трагической актрисы Рашель (наст. имя и фам. Элиза-Рашель Феликс, 1821–1858), которая способствовала возрождению у французской публики интереса к классицистической трагедии Корнеля и Расина. Игре молодой актрисы он посвятил статьи «О трагедии. В связи с дебютом мадемуазель Рашель» и «Новая постановка “Баязида”» (обе 1838). Мюссе не раз обещал Рашель написать для нее пьесу; с этими обещаниями связаны наброски трагедии «Служанка короля» (1839) и замысел трагедии «Алкеста» (1840), однако ни то, ни другое намерение осуществлены не были.
Когда в декабре 1833 года, в разгар своего романа с Жорж Санд, Мюссе оказался вместе с нею в Венеции, он собирался поселиться в этом дворце, но отказался от своего намерения, поскольку в комнаты не проникало солнце; об этом Мюссе упомянул в своей статье «Салон 1836 года» (Revue des Deux Mondes. 1836. T. 6).
«Лара» (1814) – поэма Байрона, который в Венеции жил во дворце Мочениго.
Девятистрочная строфа (8 стихов пятистопного ямба и один – шестистопного, с расположением рифм ababbcbcc) была создана английским поэтом Эдмундом Спенсером (ок. 1552–1599) для поэмы «Королева фей» (1590–1596) и возрождена Байроном в «Паломничестве Чайльд-Гарольда».
В газетных «подвалах», то есть в нижней части страницы ежедневных политических газет, называемой feuilleton, публиковались тексты, не связанные с политическими новостями: рецензии на книги и спектакли, хроника светской и художественной жизни и, главное, романы с продолжением, которые по месту расположения в газете получили название «романы-фельетоны». Их авторы уделяли преимущественное внимание завлекательному сюжету, а отделкой стиля зачастую пренебрегали.
Намек на исповедальные романы от первого лица, распространенные в романтической прозе 1830-х годов; хотя Мюссе, автор «Исповеди сына века» (1836), сам отдал дань этому жанру, к возможности искренней исповеди он относился с большим скепсисом. И не он один: в «Сценах» пародию на исповедальный роман нетрудно разглядеть также в рассказах Медведя, Крокодила, Пингвина.
Пассаж про миску метит в Бальзака; чрезвычайная подробность, «мелочность» описаний считалась приметой именно его стиля, и критики 1830-х годов охотно иронизировали над этим свойством бальзаковской прозы.
Ирония Мюссе в этом пассаже направлена сразу по двум адресам. В широком смысле подразумеваются все многочисленные проекты переустройства мира и человеческой природы, которые в 1830-е годы обсуждались во французской печати (см. примеч. 281, 365, 564). Но у насмешки Мюссе имелся и конкретный объект – статья Шатобриана «Будущее мира», опубликованная в 1834 году во втором томе «Ревю де Де Монд» и представлявшая собой часть «Общего заключения» к «Замогильным запискам» (см. о них примеч. 80). Шатобриан первым во Франции еще в самом начале XIX века, в 1802 году, когда вышел его трактат «Гений христианства» и приложение к нему – повесть «Рене», запечатлел все те черты разочарованного героя, который «ничем не насытившись, уже всем пресыщен» и которого впоследствии изображали писатели следующего поколения, в том числе и Мюссе; все они находились под влиянием прозы Шатобриана и все в той или иной степени стремились от этого влияния освободиться. Мюссе зашел в этом стремлении так далеко, что в самом конце 1840-х годов, после того как «Замогильные записки» наконец вышли в свет, сочинил очень злую пародию на них (впрочем, изданную только в 1919 году) – «Запредельные записки» («Mémoires d’outre-сuidance» вместо «Mémoires d’outre-tombe» оригинала), написанные, как и «История белого Дрозда», от лица пернатого – господина Голубка. В них Мюссе высмеивает и многословие Шатобриана, и его страсть к экзотике, но главное – его самовлюбленность и самовозвеличивание. Насмешка над писателями, полагающими, будто они способны решить вопрос о будущем человечества, – сходный антишатобриановский выпад. Об отношении Мюссе к Шатобриану см.: Ledda S. Le complexe d’Octave. Musset, lecteur de Chateaubriand // Chateaubriand et le récit de fiction / Éd. F. Bercegol et P. Glaudes. Paris, 2013. P. 419–435.
Мюссе не разделял романтическую концепцию, согласно которой истинный художник стоит настолько выше толпы филистеров, что не может быть понят ею и не должен к этому стремиться. Свою точку зрения на этот счет он подробно обосновал в статье «Салон 1836 года»; произведение искусства, по убеждению Мюссе, должно непременно удовлетворять двум требованиям: нравиться толпе и нравиться знатокам. Презирать толпу так же губительно для художника, как и обращаться только к ней одной.
В оригинале это слово выделено курсивом как англицизм, свидетельствующий об английском происхождении Дроздихи (от англ. bank – банк и note – расписка).
In partibus infidelium – в странах, занятых неверными (лат.).
Иначе говоря, роман был и историческим (как у Вальтера Скотта), и авантюрно-бурлескным, как у Поля Скаррона (1610–1660), автора авантюрного «Комического романа» (1651–1657) и бурлескных поэм.
В образе белой Дроздихи Мюссе пародирует Жорж Санд, в частности, ее умение работать над очередным сочинением методично, изо дня в день, в любой обстановке – умение, чуждое самому Мюссе. Роман Мюссе и Жорж Санд, начавшийся летом 1833 года, продлился меньше двух лет; главной причиной разрыва стали несовместимость характеров и сцены ревности (порой обоснованной, а порой надуманной), которые Мюссе устраивал своей возлюбленной.
Буало. Поэтическое искусство (I, 172–174): «Отделывайте стих, не ведая покоя, // Шлифуйте, чистите, пока терпенье есть: // Добавьте две строки и вычеркните шесть» (пер. Э. Линецкой).
Намек на легенду, согласно которой египетская царица Клеопатра растворила в винном уксусе жемчужину огромной ценности и выпила за здоровье Марка Антония.
