В открытой двери бесшумно возник Ленни и остановился, заглядывая в комнату. Его крутые плечи, казалось, заполнили всё пространство комнатушки. С минуту Крючок не замечал его появления, потом поднял глаза и тут же лицо его напряглось, он с хмурым видом вынул руку из–под рубахи.
Ленни беспомощно улыбнулся, переступил с ноги на ногу. Крючок резко произнёс:
— Ты не имеешь права входить в мою комнату. Это моя комната. Никто не имеет права входить сюда, кроме меня.
Ленни сглотнул, его улыбка стала заискивающей.
— Я не делаю ничего плохого, — сказал он нерешительно. — Пришёл только глянуть на моего щенка. И увидел у тебя свет.
— А что здесь такого, я имею полное право зажечь свет. Давай уходи из моей комнаты. Меня не хотят видеть в бараке, вот и я не хочу видеть тебя в моей комнате.
— Почему не хочешь? — недоумённо вопросил Ленни.
— Потому что я чёрный. Они там играют в карты, а я не играю, потому что я чёрный. Они говорят, что от меня воняет. Но, скажу я тебе, вы все воняете, ещё похлеще.
Ленни беспомощно развёл руками.
— Все уехали в город, — сказал он. — И Ловкач, и Джордж, и все остальные. Джордж сказал, что мне лучше остаться на ранчо, чтобы не вляпаться в неприятности. Смотрю — тут свет горит.
— Ну, и чего тебе надо?
— Ничего. Смотрю — свет горит. Я подумал, могу зайти и посидеть чутка.
Крючок пристально посмотрел на Ленни, потом протянул руку ему за спину, снял с гвоздя очки, долго пристраивал их на носу, прежде чем снова уставиться на гостя.
— Не знаю, чего тебе делать на конюшне, — произнёс он недовольно. — Ты не погонщик. А грузчику неслед соваться на конюшню. Ты же не погонщик. Тебе нечего делать возле лошадей.
— Мой щенок, — растерянно улыбнулся Ленни. — Я пришёл посмотреть на моего щенка.
— Ну ладно, иди посмотри на него, коли пришёл, — смилостивился Крючок. И строго добавил: — Но не лезь, куда неслед.
Улыбка исчезла с лица Ленни. Он продвинулся в комнату на шаг–другой, потом вспомнил и вернулся к двери.
— Я совсем немного посмотрю на него. Ловкач говорит, я не должен гладить его помногу.
Крючок кивнул:
— Ну да, правильно говорит Ловкач. Ты слишком часто берёшь его из гнезда. Удивительно, что старуха не утащила их куда–нибудь в другое место.
— О, она не переживает из–за этого. Она разрешает мне, — Ленни снова двинулся в комнату.
Крючок нахмурился, но обезоруживающая улыбка Ленни победила его суровость.
— Ладно, посиди пока, — сказал он. — Пока не решишь уйти и оставить меня в покое, можешь посидеть тут. — Его тон стал чуть более дружественен. — Значит, говоришь, все парни отчалили в город, а?
— Все, кроме Липкого. Он сидит в бараке и точит свой карандаш, точит и думает.
Крючок поправил очки.
— Думает? И о чём же он думает?
— Об кроликах, — торжествующе изрёк Ленни.
— Ты спятил, — сказал Крючок. — Чокнулся напрочь. О каких кроликах ты толкуешь?
— О кроликах, которые у нас будут, и я буду смотреть за ними, косить для них траву, буду поить их и всё такое.
— Точно, спятил, — кивнул Крючок. — Правильно твой друг не спускает с тебя глаз.
Ленни тихо сказал:
— Я не вру. Всё так и будет. У нас будет маленькое ранчо и мы станем жить от тука земли.
Крючок поудобней устроился на лежаке.
— Садись, — пригласил он. — Вон, на бочонок с гвоздями.
Ленни скрючился на маленьком бочонке, осторожно поглядывая на конюха.
— Ты думаешь, я вру, — сказал он. — Но это правда. Каждое слово правда, можешь спросить у Джорджа.
Крючок подался вперёд, упёр чёрный подбородок в ладонь, взгляд его заскользил по бесформенному лицу Ленни.
— Вы странничаете на пару с Джорджем, ага?
— Ну да. Мы всегда вместе.
— Иногда он говорит, а ты знать не знаешь, о чём он толкует, так ведь? — Он ещё больше подался вперёд, буравя Ленни взглядом глубоко посаженных глаз. — Ведь так, а?
— Ну… да… иногда.
— Знай себе молотит языком, а ты никак не поймёшь, а?
— Да… иногда. Но… не всегда.
Крючок перегнулся через край лежака.
— Я — нигер с юга, — сказал он. — Я родился здесь, в Калифорнии. У моего старика была куриная ферма, акров десять. Дети белых приходили к нам играть, а иногда я ходил играть к ним, некоторые из них были очень добрые. Моему старику это не нравилось. Я и долгое время спустя всё никак не мог понять, почему это ему не нравилось. Теперь–то знаю, — он помедлил в замешательстве, а когда заговорил снова, его голос стал мягче. — Там на мили вокруг не было больше ни одной цветной семьи. И здесь, на этом ранчо, нет больше ни одного цветного — только в Соледаде, кажется, одна семья. — Он рассмеялся. — Поэтому если я чего говорю, так это ж только нигер говорит, на это можно забить.
Ленни спросил:
— А как ты думаешь, сколько пройдёт времени, пока щенок вырастет и его можно будет гладить?
Крючок снова рассмеялся.
— С тобой можно говорить о чём хочешь и не бояться, что ты пойдёшь болтать почём зря. Пройдёт пара недель, и щенки будут в порядке. Джордж знает, что говорит. Только он говорит, а ты нихрена не понимаешь, — он возбуждённо наклонился. — Да ладно, это нигер болтает, скрюченный нигер. Это ничего не значит, так ведь? Так что забей, всё равно ничего не поймёшь. Я такое тыщу раз видал — один парень толкует чего–нибудь другому и ему до фонаря, слышит ли тот его и понимает ли, так что всё едино, разговаривают они или сидят молча. — Он возбуждённо хлопнул рукой по колену. — Джордж может нести любую чушь — без разницы, это просто болтовня. Главное, что есть с кем поговорить, вот и всё.
Крючок помолчал. Потом снова заговорил и его голос стал тихим и убеждающим.
— А представь, Джордж больше не вернётся. Представь, что он смотает удочки. Чего ты станешь делать?
До Ленни не сразу дошло сказанное, а когда дошло, он только и выдавил растерянно:
— А?
— Я говорю, представь, что вот Джордж ушёл в город, и ты больше никогда о нём не услышишь. — Крючок предвкушал маленькую победу. — Только прикинь, — повторил он.
— Он не сделает этого! — вскричал Ленни. — Джордж никогда не сделает ничего такого. Я уже долго–долго с Джорджем. Вечером он придёт. — Однако сомнение уже угнездилось в душе Ленни, и он испуганно произнёс: — Ты думаешь, он не вернётся?
Лицо Крючка засветилось от удовольствия наблюдать смятение этого верзилы.
— Ну, никто не знает, чего там на уме у другого, — рассудительно заметил он. — Скажем, он захочет вернуться, но не сможет. Предположим, его убьют, или ранят так сильно, что он не сможет прийти.
Ленни изо всех сил постарался понять.
— Джордж не сделает такого, — повторил он. — Джордж осторожный, его ещё никогда не ранили. Его никогда не ранили, потому что он очень осторожный.
— Ладно, пусть так, но давай представим, что он не вернётся. Чего ты станешь делать?
Лицо великана сморщилось в попытке представить.
— Я не знаю, — произнёс он. И вскричал: — Скажи, зачем ты это говоришь? Это неправда! Джорджа не ранят!
Крючок сверлил его взглядом.
— Хочешь, я скажу тебе, что будет, коли он не вернётся? Тебя упекут в дурку. На тебя наденут ошейник и посадят на цепь, как собаку.
Внезапно взгляд Ленни стал сосредоточенным, отсутствующим и безумным. Он встал и сопя приблизился к Крючку.
— Кто ранит Джорджа? — угрожающе произнёс он.
Крючок почуял опасность. Он переместился на самый край лежака, чтобы побыстрей убраться с дороги, если что.
— Я только предположил, — пробормотал он, успокаивающе вытянув руки. — Джорджа не ранят, он в полном порядке, жив–здоров и скоро вернётся.
Ленни остановился, нависая над ним. Огромные лапы его непроизвольно сжались в кулаки.
— А зачем ты предпологал? Никто не должен предполагать дурного Джорджу.
Крючок снял очки и потёр глаза пальцами.
— Ты присядь, присядь, успокойся, — сказал он. — Джорджа не ранят, нет, конечно.
Ленни с ворчанием вернулся к своему месту на бочонке с гвоздями.
— Никто не должен говорить, что Джорджа поранят, — не успокаивался он.
Крючок мягко произнёс:
— Может, ты по–другому поймёшь… Вот смотри: у тебя есть Джордж, так? Ты знаешь, что он вернётся, так? А предположим, у тебя никого нет. Предположим, ты не можешь запросто пойти в барак и сгонять партейку в рамми[7], потому что ты чёрный. Как бы тебе это понравилось? Предположим, тебе остаётся только сидеть да читать книжки. Ну да, ты можешь пойти поиграть в подкову до темноты, но потом тебе остаётся только книжки читать. А что такое книжки? Человеку нужен кто–нибудь рядом. — Крючок шмыгнул носом. — У человека крыша едет, коли у него никого нет. Без разницы кто — лишь бы был рядом. Я тебе говорю, — воскликнул он, — я тебе говорю, если человек постоянно будет один, у него крыша съедет.
— Джордж вернётся, — убеждал Ленни самого себя, но в голосе его сквозил испуг. — Может, он уже вернулся. Может, мне надо пойти посмотреть?
Крючок сказал:
— Я не хотел тебя испугать, парень. Конечно, он вернётся. Я говорил о себе. Сидишь тут вечером один — ну, почитаешь книгу, или подумаешь чего–нибудь, или ещё чего. Иногда думаешь чего–нибудь, и некого спросить, правильно думаешь, или нет. Или видишь чего, и не знаешь, есть оно или нет на самом деле. И спросить некого, видит ли он то же самое. И рассказать некому. И не с чем сравнить. Я тут видал один раз такое!.. Нет, я не пьяный был. Может, спал, не знаю. А если бы кто был рядом, он бы сказал мне, спал я или нет, и тогда всё было бы ясно. А так я просто не знаю.
