в последнее время в привычку у неутомимого маленького человека. Они стали такой же неотъемлемой его принадлежностью, как и вечная соломенная шляпа, как белый жилет и манера держать руки в карманах, как неторопливая походка и рассеянный взгляд сквозь пенсне, прочно сидящее на переносице. И еще одна деталь неизменно присутствовала на картине – отблеск шелкового шнура, нематериальной удавки, на которой он водил свою жену и постоянное присутствие которой Мегги так остро ощущала в свой последний месяц в поместье. Стройная шея миссис Вервер никоим образом не могла выскользнуть из петли, а другой конец длинной веревки – о, конечно, достаточно длинной, чтобы не стеснять движений! – был зацеплен за большой палец руки, крепко сжатой в кулак и спрятанной в глубоком кармане. Заметив существование этой тоненькой нити, можно было подивиться, какая магия ее сплела, каким веретеном ее спряли, но никак нельзя было усомниться в ее пригодности для выполнения назначенной ей задачи, а также в ее идеальной прочности. При одном только воспоминании у княгинюшки дух занимался. Сколько же ее отцу известно такого, чего она и до сих пор не знает!
Во время разговора с миссис Ассингем все это промелькнуло у нее в мозгу стремительными вибрациями. Ее мысль еще не завершила свой круговорот, когда Мегги обмолвилась о том, на что, по ее мнению, «должен» быть способен Америго в сложившихся обстоятельствах, и тут же почувствовала на себе изумленный взгляд своей приятельницы. Но Мегги не отступила.
– Он должен хотеть увидеться с нею, – я хочу сказать, отдельно от всех, как бывало раньше, – в случае, если она сама сможет это устроить. Он должен быть к этому готов, – сказала Мегги с мужеством глубокой убежденности, – он должен быть счастлив, он должен считать себя как бы под присягой, да и того еще было бы слишком мало для завершения такой истории! Иначе выходит, что он хочет отделаться совсем уже даром.
Миссис Ассингем почтительно возразила:
– Но зачем же, по-твоему, им непременно нужно снова встречаться отдельно от всех? Для какой цели?
– Для любой цели, для какой им будет угодно. Это их дело.
Фанни Ассингем звонко расхохоталась, после чего, не в силах сдержать восторга, выпалила свое неизменное:
– Нет, ты великолепна! Совершенно великолепна!
На что княгинюшка нетерпеливо встряхнула головой, как бы прося избавить ее от подобных эпитетов. Фанни согласилась внести поправку:
– А если и нет, так это потому, что ты настолько в нем уверена.
– Ах, в нем я как раз совсем не так уверена. Будь я в нем уверена, не было бы и сомнений… – Но Мегги смолкла, не находя слов.
– Каких сомнений? – добивалась ответа Фанни.
– Да уж таких… Он же все-таки должен чувствовать, что она расплачивается куда дороже его, и из-за этого он, наверное, постоянно о ней вспоминает.
Миссис Ассингем, подумав лишь мгновение, сумела и на это ответить улыбкой.
– Можешь не сомневаться, душенька, он о ней вспоминает! Но не сомневайся и в другом: он ни за что не станет искать встречи. Предоставь ему действовать по-своему.
– Я все ему предоставлю, – сказала Мегги. – Просто… Ты же знаешь мой характер – я все время думаю.
– Ты слишком много думаешь, – отважилась Фанни Ассингем; вышло чуточку грубовато.
Но ее слова лишь подвигли княгинюшку на новый акт того самого процесса, который Фанни только что осудила.
– Может быть. Но если бы я не думала!..
– Хочешь сказать, ты не добилась бы того, чего добилась?
– Да, потому что они-то ведь все учли, кроме только одного этого. Они подумали обо всем, но им и в голову не пришло, что я тоже способна думать.
– И что твой отец на это способен! – подхватила Фанни, что-то уж чересчур легкомысленно.
Но Мегги с ней не согласилась.
– Нет, это бы их не остановило. Ведь они знали, что для него первой заботой будет, как бы я не начала задумываться. А так, – закончила Мегги, – это стало его последней заботой.
Фанни Ассингем посерьезнела и тут же пришла к следующему громогласно заявленному выводу:
– Значит, это он великолепен!
Она говорила почти со злостью. Вот до чего дошло – слова сказать не дают!
– О, это сколько тебе угодно!
На том Мегги хотела и закончить разговор, но тон ее реплики вызвал ответную реакцию старшей подруги.
– Вы оба ужасно много думаете, и все молчком, молчком. Но именно это вас и спасает.
– О, – откликнулась Мегги, – это их спасает с той самой минуты, как они догадались, что мы вообще умеем думать. Ведь это они обретают спасение, – продолжала она. – А мы, наоборот, теряем.
– Теряете?
– Мы с отцом теряем друг друга.
Фанни, кажется, собиралась спорить, но Мегги объявила совершенно твердо:
– О да, мы теряем друг друга, и нам гораздо хуже, чем Америго и Шарлотте, ведь они-то это заслужили, для них это справедливо, а для нас просто очень грустно, и странно, и совсем не по нашей вине. Впрочем, не знаю, почему я говорю о себе. На самом деле хуже всех пришлось отцу. Я позволяю ему уехать, – сказала Мегги.
– Позволяешь, но ведь не заставляешь!
– Я принимаю его жертву, – ответила Мегги.
– А что еще ты можешь сделать?
– Я принимаю его жертву, – повторила Мегги. – Я с самого начала знала, что так будет. Сама выкрутилась, а его бросила на произвол судьбы.
– Но если он первый тебя бросил? – осмелилась возразить миссис Ассингем. – Да к тому же, – вопросила она, – разве не затем он и женился, чтобы дать тебе свободу?
Мегги долго смотрела на нее.
– Да… в этом я ему помогла.
Миссис Ассингем замялась, но вдруг храбро бросилась вперед.
– Так почему не сказать прямо, что он добился полного успеха?
– Только это мне и остается, – согласилась Мегги.
– Добился успеха, – продожала хитроумная Фанни, – а ты всего лишь ему не мешала. – И как бы желая показать, что говорила с подобающей серьезностью, миссис Ассингем пошла еще дальше. – Он добился успеха для них обоих!
– Ах, вот оно что! – задумчиво отозвалась Мегги. – Да, – прибавила она через минуту, – поэтому, значит, Америго остается.
– Скажем больше – поэтому Шарлотта уезжает. – Миссис Ассингем, осмелев, решилась улыбнуться. – Так он знает?..
Но тут Мегги проявила малодушие.
– Америго?
Впрочем, она сразу же покраснела, что не ускользнуло от ее зоркой приятельницы.
– Твой отец. Он знает, что ты знаешь? То есть я хотела сказать… – замялась Фанни. – Словом, много ли он знает?
Молчание Мегги и выражение ее глаз запрещали настаивать на своем вопросе, но и бросить его неоконченным казалось как-то нелогично.
– Я, вернее, хотела спросить, знает он, много ли… – И снова
