И она падает на пол, как мертвая. Тристан с удивлением следит за тем, как это тело повинуется малейшей его прихоти, это доставляет ему извращенное удовольствие. Когда тело касается пола, раздается глухой звук, будто она ударилась головой, но Амели остается невозмутимой, идеально играя ту роль, которую втайне репетировала всю свою жизнь.
Вот она недвижно лежит на полу.
Сколько времени он сможет продержать ее так? Скоро и сама она задастся вопросом: собирается ли он «спасать» ее? Она ведь знает правила: она не должна вставать до тех пор, пока он не подойдет и не спасет ее. Само собой, если он позовет или потрясет ее, она не шелохнется, чтобы и он, в свою очередь, наконец усомнился, стоит ли так ловко подменять истину фальшью.
Но сейчас он все еще там, торжествует свою победу, удовлетворенно разглядывает ее. Он делает шаг в ее сторону, затем еще один. Ему хотелось бы приобщиться к бесконечности. Он вспоминает, что только что, когда вошел в комнату и не увидел ее, он принял охватившую его дрожь ужаса за любовный порыв. Неужели она исчезла?
Он склоняется над ней, касается рукой ее лица, пытаясь уловить дыхание. Ничего, ни вздоха. Она великолепно играет роль, она даже не дышит, когда он подходит. Он отодвигается от нее, чтобы увидеть, вздымается ли ее грудь, но, по всей видимости, — нет. Как ей удается так долго держаться?
«Амели!» По-прежнему никакого ответа. Он трясет ее, опять подносит руку к ее губам, смотрит на нее, и его охватывает сильнейшее волнение. Слишком поздно, все кончено. Она ушла! Помните, как она улыбалась?! Ее манеру, смущаясь, склонять голову набок! А ее глаза! Ее талия! Слишком поздно! У нее был хрупкий и чрезвычайно женственный голос. И все это теперь придется похоронить. Можно, ломая ногти, пытаться рыть землю, но слишком поздно, ничего не вернуть! Она исчезла! Теперь она принадлежит к сонму ангелов. О! То, чего ты так долго ждал, наконец свершилось. У нее больше не будет этих отвратительных утр, когда так холодно и понимаешь, что начался новый день и надо стараться жить дальше. Она больше никогда не будет одна. А ты, ты наконец свободен, опьяненный и утешенный реальной скорбью, скорбью, позволяющей тебе пожаловаться на судьбу! Ты осознаешь, что никогда так не любил ее, как сейчас, когда ее нет, и слезы наворачиваются тебе на глаза.
Затем, о принц, ты целуешь ее, чтобы пробудить от колдовского сна; она открывает глаза, сказочно прекрасная, и ты вновь начинаешь ненавидеть ее за то, что она существует, — вот она, современная сказка.
Потом все происходит быстро. Вы вдвоем проводите остаток вечера. Игра в смерть: сперва испугать другого своим уходом, затем открыть глаза и вернуться из небытия. Быть может, вы занимались любовью. Сложно сказать. Потом пришлось ложиться спать.
Но тебе не удается заснуть. Ты думаешь или тебе снится это? Она лежит рядом с тобой, а ты с наслаждением вспоминаешь время, когда ее не было. Ее тело совсем рядом, ее присутствие невыносимо. Ты слышишь ее легкое посапывание. Ты никогда не мог решиться ее бросить и тем не менее с самого начала знал, что только этого и ждешь. Ты спал с другими женщинами, смешивал ее с грязью, пытался постепенно сжить ее со свету, добиться того, чтобы она ушла, но она по-прежнему здесь, рядом с тобой, спит, слегка посапывая.
Ты встаешь, или же тебе кажется, что встаешь. За окном глубокая ночь. Вы забыли закрыть ставни, и ты видишь луну: она все там же, в вышине, прекрасная и безразличная, она смеется над вами. Настает тот волшебный момент, когда те, кому известны какие-либо причины, препятствующие этому союзу, должны сказать о них или замолчать навек. Тогда ты поворачиваешься к ней, любимой, спящей, исчезнувшей. И тебе кажется, словно ты нашел что-то давно потерянное, что-то из твоего прошлого, некую вереницу туманных образов, на грани реальности, или, быть может, какие-то забытые слова, которых ты никогда не произносил, — твои губы неловко пытаются их воссоздать, но ничего не получается, и то, что уже чуть было не вырвалось у тебя откуда-то из самой глубины, так и останется погребенным там навеки.
Ты почти ничего не берешь, лишь самое необходимое: брюки, рубашку, ботинки. Выходишь из номера и тихонько закрываешь за собой дверь. Ты еще ничего не чувствуешь, только легкий страх перед лицом ночи и неожиданного. Кстати, освобожденным всегда страшно. В коридоре тихо, ты крадешься на цыпочках. Затем быстро спускаешься по лестнице. Вот ты уже внизу, вокруг — гробовая тишина. На улице то же самое, кажется, все спит. Наконец-то удовлетворено чудесное стремление к покою и варварской тишине! Ты идешь по улице с той же поспешностью, с какой проносятся мысли в твоей голове. Ты подходишь к машине. Ни о чем не думать! Ты трогаешься с места. В ночи звук разгоняющейся машины напоминает тебе неожиданный взрыв.
Ты уже на шоссе. Оцениваешь масштабы своей чудовищности. Но уже ничего не поделать. Ты хранишь молчание, только сейчас начиная осознавать, что ничуть не страдаешь. Я всегда знал, что ты из тех, кто не умеет страдать, потому что не умеет любить. Ты едешь быстро и вспоминаешь, как она сказала тебе несколько дней назад, когда ей показалось, что ты слишком быстро ехал: «Ты что, хочешь нас убить?» Теперь это уже случилось.
«Конец. Больше никогда». Эти волшебные слова прокручиваются у тебя в голове на скорости в 180 километров в час. Ты вспоминаешь уже прожитое вами, воображаешь то, что вы могли бы еще прожить. И упоительные слезы наворачиваются на глаза. Я начинаю понимать, Тристан, ты никогда не любил ее. Никогда. Но ты свое наверстаешь. Именно теперь ты полюбишь ее.
Поверь мне, ты постепенно забудешь правду. Ты всегда предпочитал представлять ее в свете ложной ностальгии. Ты забудешь пугающую пустоту вашей истории. Ты будешь помнить лишь то, что сможет тебя взволновать. И эти воспоминания, как сияющие круги на воде, станут множиться, кружа тебе голову и опьяняя.
Ты будешь все время возвращаться в этот номер, где бросил ее. Снова и снова переживая этот миг пробуждения, когда она буквально утратила дар речи: тебя уже нет! Ты представляешь эту сцену. Ее растрепанные волосы, разметавшиеся по плечам, этот утренний беспорядок, являющийся для тебя воплощением красоты. Ты говоришь, что разделяешь ее страдание? Чтобы страдать, надо иметь сердце. А правда в том, что когда ты якобы думаешь о ней, то на самом деле думаешь не о ней, а о себе. Ты плачешь не потому, что потерял ее, но из любви к своему прекрасному, израненному образу. Кстати, ты даже не помнишь ее лица.
А она, однако, все еще тут, сидит на постели. Она не шелохнулась, сразу все поняла. Она встала попить, затем вышла на балкон. На этот раз она не плакала, хотя ей никогда не было так плохо. «Это невозможно, — думает она. — Он обязательно вернется!» Но она уже знает. Станет ли она копаться в твоих вещах? Быть может, ей захочется взять одну из твоих рубашек, чтобы зарыться в нее лицом, почувствовать твой запах. Я даже не удивлюсь, узнав, что ты намеренно оставил свои вещи, именно ради этой сцены. Твой красный чемодан — ирония судьбы; но судьба иронии имеет тот же оттенок. В чемодане, среди твоих вещей, нашла ли она предназначавшееся ей кольцо, которое должно было стать символом вашей помолвки? Она так и останется где-то там, не в силах понять происшедшее. И когда наступит вечер, погрузившись в бездну самого гнусного одиночества, которое следует за разочарованием, как и она, мы ляжем спать, размышляя о счастье, которого ждем, но которое никогда не придет — совсем как сон.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
