Бенедикт Спиноза - Этика

Ознакомительная версия.

Из всего вышесказанного ясно видно, что мы многое воспринимаем и образуем общие понятия: 1) из частностей, которые чувства представляют уму в извращенном, спутанном и беспорядочном виде (см. короля, пол. 29 этой части), и потому такие восприятия я обыкновенно называю познанием из неясного опыта. 2) Из признаков, например, из того, что, слыша или читая какие-нибудь слова, мы вспоминаем о вещах и образуем о них некоторые идеи, подобные тем, посредством которых мы воображаем вещи (см. схолию пол. 18 этой части). Тот и другой способ рассмотрения вещей я буду называть дальше познанием первого рода, мнением или воображением. 3) Наконец, из того, что мы имеем общие понятия и полные идеи о свойствах вещей (см. короля, пол. 38 и 39 с его короля, и пол. 40 этой части). Это я называю разумом и познанием второго рода. Кроме этих двух родов познания есть еще, как я покажу дальше, иной – третий, который мы будем называть интуитивным знанием. И этот род познания идет от полной идеи формальной сущности каких-нибудь атрибутов Бога к полному познанию сущности вещей. Все это я объясню одним примером. Предположим, даны три числа и требуется узнать четвертое, которое бы так относилось к третьему, как второе к первому. Купец не задумываясь умножит второе на третье и произведение разделит на четвертое, или потому, что он то, что слышал от учителя без всякого доказательства, еще не забыл, или потому, что он часто проводил этот опыт с самыми простыми числами, или же в силу доказательства 19 положения 7 книги элементов Эвклида, т. е. в силу общего свойства пропорций. Но при самых простых числах не нужно ничего этого. Например, когда даны числа 1,2, 3, то всякий видит, что четвертое пропорциональное есть 6, и притом гораздо яснее, потому что из самого отношения первого числа ко второму, которое мы видим одним созерцанием, мы прямо выводим четвертое.

Познание первого рода есть единственная причина ложности, а второго и третьего есть необходимо истинно.

К первому роду познания, как мы сказали в предыдущей схолии, относятся все те идеи, которые неполны и спутаны; а поэтому (по пол. 35 этой части) такое познание есть единственная причина ложности. Затем, к познанию второго и третьего рода, как мы сказали, относятся те, которые полны, а поэтому (по пол. 34 этой части) оно необходимо истинно, – что и требовалось доказать.

Познание второго и третьего рода, но не первого, учит нас отличать истинное от ложного.

Это положение ясно само собой. Ибо кто умеет отличать истинное от ложного, тот должен иметь полную идею истинного и ложного, т. е. (по схолии 2 пол. 40 этой части) узнавать истинное и ложное по второму или третьему роду знания.

Кто имеет истинную идею, тот вместе с тем знает, что он имеет истинную идею, и не может сомневаться в истине вещи.

Истинная идея в нас та, которая полна в Боге, поскольку он выражается природой человеческой души (по короля, пол. 11 этой части). Итак, предположим, что в Боге, поскольку он выражается природой человеческой души, есть полная идея А. В Боге тогда необходимо должна быть и идея этой идеи, которая относится к Богу таким же образом, как и идея А (по пол. 20 этой части, доказательство которого имеет общий характер). Но предполагается, что идея А относится к Богу, поскольку он выражается природой человеческой души; следовательно, и идея идеи А должна относиться к Богу таким же образом, т. е. (по тому же короля, пол. 11 этой части) эта полная идея идеи А будет в самой душе, которая имеет полную идею А. Поэтому кто имеет полную идею или (по пол. 34 этой части) кто истинно знает вещь, должен вместе с тем иметь полную идею или истинное познание своего познания, т. е. (как ясно само собой) должен быть уверен в нем, – что и требовалось доказать.

В схолии положения 21 этой части я объяснил, что такое идея идеи. Но нужно заметить, что предшествующее положение достаточно ясно само по себе. Ибо всякий, кто имеет истинную идею, знает, что истинная идея заключает в себе высшую достоверность. Иметь истинную идею значит не что иное, как совершенно или наилучшим образом знать вещь; и, конечно, никто не может в этом сомневаться, если он не думает, что идея есть нечто немое вроде живописи на доске, а не образ мышления, а именно само понимание. И я спрашиваю: кто может знать, что он понимал какую-нибудь вещь, если он прежде не понимал этой вещи? Т. е. кто может знать, что он уверен в какой-нибудь вещи, если он прежде не получил уверенности в ней? И далее, что может быть яснее и достовернее истинной идеи, что могло бы быть нормою истины? Конечно, как свет делает явным себя и делает явной тьму, так и истина есть норма самой себя и того, что ложно. И я думаю, что этим я ответил на следующие вопросы, а именно: если истинная идея отличается от ложной лишь поскольку она признается согласной со своим содержанием, то истинная идея по сравнению с ложной не имеет более реальности или совершенства (так как они различаются только внутренним наименованием), и, следовательно, человек, имеющий истинные идеи, не имеет никакого преимущества перед тем, который имеет ложные идеи. Далее, почему люди имеют ложные идеи? И наконец, почему кто-либо может знать с уверенностью, что он имеет идеи, которые согласны со своим содержанием? Повторяю: на эти вопросы я уже, полагаю, ответил. Ибо что касается различия между истинной и ложной идеей, то из положения 35 этой части следует, что первая относится ко второй, как существующее к несуществующему; причины же ложности я весьма ясно показал, начиная с положения 19 до 35 с его схолией. Из них видно, какая разница между человеком, имеющим истинные идеи, и человеком, который имеет только ложные. Что, наконец, касается последнего, именно как человек может знать, что он имеет идею, которая согласна со своим содержанием, то я только что достаточно ясно показал, что это узнается лишь по тому одному, что он имеет идею, которая согласна со своим содержанием, или что истина сама для себя служит нормой. Прибавь к этому, что наша душа, поскольку она истинно воспринимает вещь, есть часть бесконечного разума Божия (по королл. пол. 11 этой части), и потому-то так необходимо, чтобы ясные и отчетливые идеи нашей души должны были быть столь же истинны, как и идея Бога.

В природе ума не заложено рассматривать вещи как случайные, но как необходимые.

К природе ума принадлежит воспринимать вещи истинно (по пол. 14 этой части), именно (по акс. 6 части 1) как они суть в себе, т. е. (по пол. 29 части 1) нс как случайные, но как необходимые, – что и требовалось доказать.

Отсюда следует, что это зависит только от воображения, что мы представляем вещи случайными как относительно прошедшего, так и относительно будущего.

Каким образом это происходит, я объясню кратко. Мы показали выше (пол. 17 этой части с его короля.), что душа, даже если бы вещи и не существовали, может, тем не менее, всегда воображать их присутствующими, если нет причин, которые исключали бы их присутствие. Потом (пол. 18 этой части) мы показали, что если на человеческое тело действовали одновременно два внешних тела, то когда душа впоследствии вообразит одно из них, сразу же вспомнит и другое, т. е. она будет созерцать перед собой оба присутствующими, если не найдется причин, которые исключали бы их присутствие. Кроме того, никто не сомневается в том, что мы воображаем время именно потому, что мы воображаем, что одни тела движутся медленнее или быстрее других или одинаково быстро. Итак, предположим, что мальчик, который вчера в первый раз утром увидел Петра, в полдень увидел Павла и вечером – Симеона, а сегодня утром опять Петра. Из положения 18 следует, что как только он видит утро, сразу же вообразит солнце проходящим по той же части неба, в которой он видел его в предыдущий день, или вообразит весь день и вместе с утром будет воображать Петра, с полднем – Павла, а с вечером – Симеона, т. е. существование Павла и Петра будем воображать с отношением к будущему времени; и напротив, если он вечером увидит Симеона, то Павла и Петра отнесет к прошедшему времени, т. е. будет воображать их вместе с прошедшим временем; и это тем постояннее, чем чаще будет видеть их в этом самом порядке. Если же когда-нибудь случится, что он вечером вместо Симеона увидит Якова, тогда он на следующее утро вместе с вечером будет воображать то Симеона, то Якова, но не обоих вместе. Ибо мы предполагаем, что он вечером видел кого-то одного из них, а не обоих вместе. Итак, его воображение будет колебаться и с будущим вечером будет воображать то того, то другого, т. е. ни того, ни другого наверное, но обоих будет представлять в будущем случайно. И это колебание воображения будет такое же, если мы будем воображать вещи, которые мы таким же образом рассматриваем с отношением к прошедшему или настоящему времени; и, следовательно, вещи, отнесенные как к настоящему, так и к прошедшему или будущему времени, мы будем воображать как случайные.

Ознакомительная версия.