Он часто заморгал, когда я упомянул Клайда.
— Что ты имеешь в виду?
Странно, но я впервые осознал, что за истекший месяц мы с Пессимистом ни разу не обсуждали это начистоту.
— Ты отлично знаешь что. Исчезает на несколько часов в середине рабочего дня, лазит по порносайтам, когда Полностью Некомпетентная Секретарша чуть ли не за спиной проходит…
Пессимист пожал плечами:
— Он и раньше так делал.
Я пристально посмотрел на него.
— Только не рассказывай, якобы не замечал, что после смерти отца ситуация ухудшилась. Сам посуди, разве это нормально? Разбивается самолет, гибнет человек, а через неделю его сын преспокойно возвращается в офис — смотрите, а мне все похрен!
Взяв кофе, мы пошли в магазин сувениров, расположенный на другом конце вестибюля.
— Это все Банк, — объяснил Пессимист. — Здесь нельзя показывать слабость. Чего ты от него ожидал? Что он пойдет искать утешения к Сикофанту?
Он просмотрел имеющиеся в бумажнике купюры:
— Черт, всего двадцать долларов. Можешь немного одолжить?
У меня в кармане осталось два цента — сдача за кофе.
— Извини.
Пессимист торговался с продавцом-кассиром за флакон духов, а я продолжал:
— У нас была стычка в лифте в тот день, когда Клайд вышел на работу. Черт меня дернул поиграть в доброго самаритянина и изъявить готовность его выслушать, если захочет излить душу. Так он чуть не в драку кинулся!
Пессимист слушал вполуха.
— А это обычная благодарность, которую получают бойскауты.
Продавец так и не сделал скидку на духи, поэтому Пессимист ограничился коробкой «Ферреро Роше» и мягким игрушечным медведем с американским флагом на пузе.
— Старушка меня убьет, — пробормотал он. — Подарок без надписи «дьюти фри» — я пропал.
Пока кассир отсчитывал Пессимисту сдачу, я повернулся к дверям и заметил в вестибюле знакомое яркое пятно рыжих волос.
— Ну вот, поговори о черте, запахнет серой.
Пессимист опустил сдачу в карман, вместе со мной проследил, как Клайд быстро вышел на улицу через вращающиеся двери, и пожал плечами:
— Ну и что, может, покурить пошел.
— Клайд не курит. В смысле, сигареты.
— Дадим ему кредит доверия.
Но я уже шел к выходу.
— Давай-ка посмотрим, куда это Клайд сбегает посреди дня.
Мы торопливо выбрались на улицу. Холодный воздух сразу проник под тонкую рубашку — пиджаки мы оставили наверху, не желая вызывать подозрений в самовольной отлучке. Мы вышли во двор позади Банка, где летом толпятся секретарши, жуя сандвичи с тунцом и фруктовый салат, но в конце осени пустынно и голо, и лишь небольшое стадо ар-модерновских бронзовых коров уныло склоняет головы над опустевшими клумбами.
На другом конце двора Клайд, стоя у колонны, точил лясы с мотокурьером.
— Посмотри! — хлопнул меня по спине Пессимист. — Если застукают, Клайду хана. Смыться с работы и брататься с обслугой? Да Жаба лопнет от злости!
Он уже повернулся к дверям, но я поманил его назад:
— Подождем пару минут. Тут что-то не то.
Мы стояли на открытом месте. Клайд и курьер легко могли заметить слежку.
— Давай-ка не будем торчать на виду, — предложил Пессимист.
Мы спрятались за одну из колонн. Через минуту мотокурьер полез в карман, неизвестно где спрятанный в блестящих рейтузах из спандекса, извлек пластиковый пакетик и вручил Клайду. Тот передал ему пару банкнот. Рукопожатие скрепило трансакцию, и курьер отвалил по своим делам неровной походкой.
— Ну, что я говорил! — вырвалось у меня.
На Пессимиста увиденное не произвело особого впечатления.
— Да ты что, с Луны свалился? Чего мы тут прячемся за столбом, как идиоты? В полицейских играем, что ли? Ну, принимает Клайд наркотики, все об этом знают. И я, и ты, и остальные в Банке, разве что Стар не в курсе. Подумаешь, большое дело!
Довод был убедительный, но у меня почему-то не получалось плюнуть и растереть.
— Проблема в том, что в нашей индустрии существуют неписаные правила, тонкая грань между допустимым и неприемлемым. Например, ты знаешь, когда можно слинять в туалет и вволю там насидеться, но ты также знаешь, когда необходимо с головой уйти в работу, чтобы срочно подготовить какой-то отчет. Мы живем и умираем по расписанию. И хотя я хорошо отношусь к Клайду и понимаю, почему ты его так защищаешь, он переходит эту грань каждый день. Посмотри на него! — Клайд не таясь сворачивал косячок, едва прикрытый одной из бронзовых коров. — До обеда еще черт-те сколько, а он уже…
Долизав и заклеив косяк, Клайд со всем тщанием опустил его в карман и непринужденной походкой направился в противоположную от здания сторону.
— Может, пошел перекусить? Я уже тоже есть захотел, — невинно заявил я.
Пессимист нахмурился.
— Извини. — Я вышел из-за колонны. — Я не злорадствую. Я за него беспокоюсь, да и ты тоже. Если эта фигня не прекратится, он наживет неприятностей на свою задницу. Руководство наверняка уже в курсе.
— Не переоценивай интерес начальства к нашей личной жизни. Им лишь бы работа была сделана…
Он и сам, казалось, не верит в то, о чем говорит.
— Пошли, что ли, в офис, — буркнул Пессимист.
***
Я потягивал бурбон с джином из бокала с маленьким зонтиком, воткнутым между кубиками льда, наблюдая, как Стеф ходит от одной группы гостей в черных костюмах к другой, мелькая среди пластиковых пальм, расставленных по периметру зала «Империал» отеля «Шератон». Выше талии она была одета в высшей степени консервативно — закрытая атласная блузка, строгое маоистское изделие с высоким воротом и свернувшимся кольцом золотым драконом на спине. Ниже талии, однако, Стеф ни в коей мере не походила на дитя любви китайской «культурной революции», фланируя по залу в юбке с глубокими боковыми разрезами и на вызывающе высоких шпильках.
— Где ты ее подцепил? — Юный Почтальон не мог прийти в себя от изумления.
— Конец лета, вечеринка с практикантами, которых мы выпускали на свободу…
— Да, девочка-зажигалочка, — признал Клайд. — Совершенно от тебя не ожидал. Смотри, она своя в любой компании… Если так пойдет, она задницей вывертит тебе повышение.
— Это явно не все, что она умеет задницей, — хохотнул Пессимист, отпивая пива.
Я залпом допил свой джин и промямлил:
— По крайней мере я не приперся на Новый год в одиночестве.
Пессимист пожал плечами:
— Ничего не мог поделать, моя старушка в последнюю минуту слегла со стрептококковой инфекцией.
Все мы невольно восхищались Стеф, явно знавшей толк в коктейльных вечеринках. Подлинная королева трепа, она непринужденно порхала от одной группы гостей к другой, виртуозно поддерживая разговор на любую тему — о протоколах межсетевых экранов и новых, более гладких материнских платах с айтишниками, о порядке налогообложения инвестиционных трастов с сановными старшими менеджерами, о качественном персиковом шнапсе со старыми пьянчугами из отдела ценных бумаг, об основных показателях роста производства со специалистами по вопросам экономической стратегии и даже о том, где дешево купить пряжу — с облаченными в тафту вдовствующими герцогинями из отдела обработки документации. Стеф отлично усвоила суть светской болтовни: совершенно не обязательно разбираться в той фигне, о которой идет разговор. С энтузиазмом кивая и время от времени вставляя слово, пять минут ты будешь желанным собеседником, а там можно перейти к новой группе гостей.
Конечно, главная хитрость заключается в умении практически применять усвоенную мудрость. Я изо всех сил пытался не отстать от Стеф и первые полчаса ходил за ней хвостом, но мои радостные кивки больше походили на нервный тик, а попытки вставить слово вызывали глубокую неловкость у всех беседующих. Устав то и дело портить Стеф обедню, я смылся в тихую гавань, к Союзу Четырех, окопавшемуся в приятной близости от бара.
У Стеф был лишь один соперник по части тусни: Блудный Сын. Я всячески старался его игнорировать, но этого гада невозможно было не заметить — он непринужденно гулял по залу от одной компании к другой, заставляя обычно надутых дам бесстыдно хихикать, как бы случайно проводя пальцами по его выпуклым грудным мышцам и ничуть не смущаясь присутствием очередной пассии — стройной светловолосой богини в серебристом платье с открытыми плечами.
Ну и фиг с ним. Тусовочная некомпетентность — не самый страшный недостаток на свете. Даже не обидно, что я уже слегка поплыл. Мы пробыли на вечеринке меньше часа, я выпил всего два бокала для настроения, но сегодня бармен смешивал чертовски крепкие коктейли. Возможно, отчаяние в глазах решившего выпить позволяло лысому мужику в черном жилете и очочках, как у Джона Леннона, угадывать острую нужду клиента в жидком кураже еще до того, как тот приближался к темно-коричневой стойке. Не помогла даже предусмотрительность Лулу Хейфеншлифен, запланировавшей начало праздника на шесть часов: открытый бар ломился от мечты анонимного алкоголика — «Серый гусь», «Куэрво», море мерло и каберне совиньон, и только много позже ничего не евшие с обеда гости получали возможность перехватить кусок-другой. Элегантно оформленные закуски проплывали по залу на серебряных подносах, но есть там было практически нечего: микроскопические ломтики экзотических овощей, суши с тунцом под соусом «Тартар» и крошечные грибные китайские рулетики размером с детский мизинчик. Жалкие крохи не могли впитать водопады спиртного, которое собравшиеся буквально заливали себе в глотки.
