Во всем этом не было ничего эротичного или эфемерного — ни легких прикосновений, ни дразнящего ожидания, только тяжесть навалившегося мужского тела, и проникновение до горла, и яйца, бьющие по промежности, и струя спермы в лицо, и сжатые сиськи, чтобы ему было удобнее кончать, и удары об стену. Бешеная скачка, и пробуждение чувств, и обморок — но только не нежность.
Все, что мы делали, походило на языческий ритуал: варварский пыл, сырое мясо, стремительность и освободительный взрыв в конце, мистический, ставящий финальную точку. Он добирался до моей сущности, вытягивал ее из меня. То, что было во мне главным, становилось его безраздельной собственностью.
В этот день, когда мы лежали обнявшись на полу, он вдруг захотел рассказать мне кое-что. Как всегда, я терпеливо слушала, хоть и не была любительницей трепа.
— Знаешь, почему я вернулся к Мирей?
— Потому что спустил все деньги, которые украл у Королевы-Матери, и тебе нечем стало платить за номер в гостинице.
— Ты действительно думаешь, что все так просто?
— Я не права? Есть другая причина?
— Я вернулся из-за тебя.
— Вот это поворот!
— Другого способа не было. Ты живешь с братом, и я не мог заявиться прямо к тебе.
— Кто тебе сказал про нас с Мирей?
— Матье.
— А его ты откуда знаешь?
— Случайно. Он так о тебе говорил в тот день… Я решил, что должен тебя увидеть… Интуиция… Увидел и понял, что придется тебя взломать… Главное правило в жизни — всегда следовать инстинкту.
Какая-то часть правды в его словах была — он точно вычислил, что миндальничать со мной не следует. Все остальное было наглым враньем.
Я молчала. Он почесал ухо, хмыкнул, сморщился, как человек, плюхнувшийся в холодную воду:
— Иногда я слишком тороплюсь.
Он не стал ждать ответа — просто взял мою руку и положил на свой восставший член. Знаменитый инстинкт Виктора подсказал ему нужное решение.
Каждый раз это было как землетрясение. Запрокинув голову, я подавала ему себя на блюдечке, выгибалась, ласкала заветные дырочки и щелочки, стонала, срывая голос. Я видела, как он заводится, и сама заводилась еще сильнее, и мне все было мало.
Я начинала понимать, почему Виктор вернулся к Мирей, но мне было все равно. Я его не судила. Мне было больно, но эта боль только подогревала мой пыл.
Несколько коротких, пустых, ничего не значащих фраз вертятся в голове, никуда не уходят, возвращаются.
Прижмись ко мне животом, убеди, что я не должна держать на тебя зла, скажи, чтобы я не отдалялась ни на секунду, что бы ни случилось, покажи, что лишаешь меня права выбора, взломай меня, утешь меня, заставь меня.
— Ты долго работала на Организацию?
Или:
— Что, никто не знает, куда провалилась Королева-Мать?
А вот еще:
— Она часто говорила о тебе, знаешь, она тебя любила…
— Думаешь, она тебе позвонит, прежде чем убраться из города?
— Ты ее околдовала, она тебя считала бриллиантом в коллекции, убивалась, что ты губишь свою жизнь, прозябая в "Эндо".
Виктор точно знал, вернее, чувствовал, как зверь, что я не хочу отвечать, и не давил. Ему было важно убедиться, что я ничего от него не скрываю и действительно не знаю, где она. Успокоившись, он возвращался к тому, что интересовало меня больше всего.
Саид не ошибся: приехав в Лион, Виктор обосновался у Королевы-Матери. Ему не понадобилось ни прижимать ее к полу, ни заламывать руки, ни бить. Ее он завоевал языком, то есть трепом. Потом что-то пошло не так — Виктор не рассказывал, что именно, и я не задавала вопросов, потому что не рвалась узнать всю историю целиком. Ни я, ни Мирей не знали, почему он прячется.
И почему ему так надо ее найти, я тоже не знала.
Я была для Виктора ключом. Пока он жил с Королевой-Матерью, она часто говорила обо мне — как о своей взрослой дочери. Вот он и произвел простенький расчет: в конце концов она выйдет со мной на связь. А я скажу ему, где ее найти.
Больше всего я боялась разочаровать Виктора. Я не была так уж уверена, что Королева-Мать действительно свяжется со мной, толком не понимала, почему она говорила с ним обо мне, зачем ей прощаться?
Когда корабль идет ко дну, капитан редко встречается с командой.
Каждый прошедший впустую день увеличивал нетерпение Виктора.
И я не обольщалась, слыша, как он мурлычет, обвиваясь вокруг меня: "Даже если я останусь ни с чем, хочу, чтобы ты уехала со мной!"
Я цеплялась за него из последних сил. Отъезд был неизбежен. Оставалось одно: замереть, надеясь, что все утрясется.
Я встала и оделась — сложившийся ритуал, — скоро должна была вернуться Мирей.
Я трахалась с ее любовником в ее постели, но это не мешало мне очень нежно к ней относиться.
Существовали две параллельные, не проникающие друг в друга реальности, два разных времени.
Я ни разу не почувствовала угрызений совести, проблемы выбора для меня не было.
Я просто не могла не делать этого.
Я шла вверх по бульвару Красного Креста, делая вид, что точно знаю, куда и зачем иду, хотя меня несло вперед безо всякой цели.
Рядом, у бровки тротуара, притормозило такси, из окна высунулась Соня, замахала рукой, торопя меня подойти. Как только я оказалась рядом, она открыла дверцу, подвинулась на сиденье, давая мне место. Делать было все равно нечего, и я села не раздумывая.
— Вот ведь фигня собачья — я все мозги свернула, кручусь-верчусь, не знаю, где тебя отловить, а ты вот она, пилишь по тротуару.
— Никакая это не фигня, просто квартал совсем маленький… Ты-то как? Искала меня? Зачем?
— Знаешь про Чекинг?
— Сожгли напалмом?
— Заявились днем… Перевернули все вверх дном в кабинете Королевы-Матери… Все переломали. Больше ничего не тронули — собираются сами управлять заведением. Зато наверху устроили тот еще шмон — явно что-то искали.
— Что?
— Никто не в курсе.
Из вежливости я изобразила задумчивость, сокрушенно покачала головой, глядя в окно. На самом деле плевать я на все хотела. Насрать мне было на это. Все происходило слишком быстро и непонятно. Но меня впрямую уже не касалось. Все кончено, будь я проклята, и никаких угрызений совести, я жаждала новой жизни, жаркого тепла. У него был огненный сок…
Таких, как Соня, занимало одно — агония Организации, они хотели быть в курсе всего, знать, кто до сих пор сопротивляется…
Я спросила (а куда денешься?):
— Королева-Мать все еще недосягаема?
Я так и так задала бы этот вопрос, но в данный момент блюла интересы Виктора.
— Она хочет тебя видеть.
Соня выразительно нахмурила брови, кивнув в сторону водителя, — не дай бог, я произнесу вслух ее имя. Шоферы такси, они такие, никогда не знаешь, на кого нарвешься!
Я снова подивилась про себя звериной интуиции Виктора.
— Куда это мы направляемся?
— Не забивай себе голову… Где ты прячешься? Мы тебя потеряли… Даже Гийом не в курсе… Работаешь одна, с какой-нибудь девкой?
— Ты о Мирей? Да нет, мы не часто видимся… Честно говоря, мне так все обрыдло, что я сижу, как крот, в своей норе… Уж больно противно…
Когда годами встречаешься каждый день с одними и теми же людьми, а потом исчезаешь, естественно, что они начинают задавать вопросы…
Когда мы остановились на красный свет, какой-то хмырь на тротуаре, оравший на свою собаку, изо всех сил стеганул ее поводком. Соня чуть не раздавила меня, рванувшись к окну, и с ходу понесла его:
— Эй, хренов выблядок, оставь пса в покое! Поработай лучше над своим отростком! Гляди, какой он крошечный! Чтоб тебя, сволочь!
Машина тронулась с места, Соня отодвинулась, кипя от ненависти.
— С ума схожу, когда мужики бьют собак… Кретины недоделанные…
Такси спускалось вниз с холмов. Королева-Мать наверняка все узнала, почуяла, разглядела на кофейной гуще… или прочтет по моему лицу, что мы видимся каждый день и он надеется ее найти с моей помощью.
Соня сменила тему, перейдя от ублюдков, издевающихся над собаками, к грязным шлюхам, истязающим своих детей.
— Эти дешевки гуляют с малышами в парке и то и дело орут на них, дергают, требуют, чтобы те хорошо себя вели и слушались, не то… Ничтожества!
Барабанная дробь тревоги внутри, напряжение, паника…
Вот только отказаться ехать я не могла.
Машина притормозила у "Макдоналдса", мы вылезли, дошли пешком до улицы, где находился бассейн.
Соня объясняла:
— Я позвонила тебе утром, попала на Гийома, но он сказал, ты теперь редко бываешь дома днем… Ты что, совсем охренела: твой брат последний день во Франции, а ты его бросаешь?
— Увидимся вечером. Не учи меня жить!
— Дело твое, конечно… Я просто сказала… Но это странно как-никак… Нашла кого-то?
