И он указал на длинную вереницу людей, которые шли по четыре вместе, причем каждые четверо человек несли нечто вроде кожаных носилок, которые держали за четыре угла. На этих носилках – а казалось, что им просто нет числа, – лежали раненые, которых по прибытии тотчас осматривали лекари. Таких носилок бывает множество при каждом кукуанском полку, а лекарей у них полагается по десяти на каждый полк. Если рана была не смертельна, пациента немедленно уносили и помогали ему, насколько было возможно при существующих обстоятельствах.
Мы поспешили уйти как можно дальше от этого потрясающего зрелища, на ту сторону каменной гряды, и тут нашли сэра Генри, все еще державшего в руках окровавленный боевой топор, Игноси, Инфадуса и двух-трех вождей, занятых важным совещанием.
– Хорошо, что вы пришли, Кватермэн! Я никак не могу хорошенько взять в толк, чего хочет Игноси. Кажется, дело в том, что хотя мы и отразили нападение, но зато Твала получил свежее подкрепление и обнаруживает намерение окружить нас со всех сторон, с тем чтобы взять нас голодом.
– Скверно!
– Да, тем более что, по словам Инфадуса, у нас скоро не будет воды.
– Господин мой, это правда, – сказал Инфадус. – Наш источник не может поить такое громадное количество людей; он быстро иссякает. Не успеет наступить ночь, как мы уже будем страдать от жажды. Слушай, Макумацан, ты человек мудрый и, конечно, видел уже много войн в тех далеких странах, откуда вы пришли, – если только на звездах бывают войны. Поведай же нам, что нам теперь делать? Твала достал себе свежих воинов на место павших в бою; но зато Твала проучен; злой коршун не думал, что сокол приготовился его встретить; клюв наш пронзил ему грудь – он больше на нас не нападет. Мы также истерзаны, и он будет ждать, не сходя с места, пока мы не умрем; он обовьется вокруг нас, как обвивается змея вокруг своей добычи, и поведет неподвижную игру.
– Понимаю, – сказал я.
– Так вот, Макумацан, ты видишь, что у нас здесь нет воды и очень немного пищи, и нужно нам выбирать одно из трех: или томиться, точно голодный лев в пещере, или проложить себе путь на север, или же, – тут он встал и указал на густые полчища наших врагов, – броситься прямо в пасть Твалы. Инкубу – наш великий воин, – он бился сегодня, как буйвол в сетях, воины Твалы так и валились под ударами его топора, точно колосья под серпом; я это видел своими собственными глазами. Инкубу советует напасть на Твалу. Но слон слишком отважен, он всегда готов нападать. Что скажет нам Макумацан, хитрая старая лисица, много видевшая на своем веку, привыкшая нападать исподтишка на врага?
– Что ты скажешь, Игноси? – спросил я.
– Нет, отец мой, – отвечал наш бывший слуга, который теперь смотрел настоящим королем в полном воинственном облачении, – говори ты и позволь мне прежде выслушать твои слова. Я неразумный младенец сравнительно с тобой, премудрым.
После такого приглашения я наскоро посоветовался с Гудом и сэром Генри и затем объявил без дальних разговоров, что, если принять во внимание, что мы окружены и что у нас скоро не будет воды, нам ничего лучшего не остается, как напасть на Твалу. Я прибавил, что нападение следует произвести немедленно, пока «не ожесточились наши раны» и пока вид превосходящих сил неприятеля не заставил сердца наших воинов «растопиться, как жир перед огнем». А не то кто-нибудь из военачальников переменит свои намерения, помирится с Твалой и уйдет от нас к нему или же предаст нас в его руки.
Кажется, это мнение было встречено довольно благосклонно; право, ни до, ни после, нигде мои мнения и советы не выслушивались с таким почтением, как у кукуанцев. Но окончательное решение вопроса зависело от Игноси, который пользовался почти неограниченными правами повелителя. К нему-то и обратились теперь взоры присутствующих. Некоторое время он оставался погруженным в глубокую задумчивость и наконец сказал:
– Инкубу, Макумацан и Богван, храбрые белые люди, друзья мои, ты, Инфадус, мой царственный дядя, и вы, вожди, я решился! Я нападу на Твалу сегодня же, и от этого нападения будет зависеть вся моя судьба и самая жизнь, и моя жизнь и ваша. Слушайте, вот что я задумал. Вы видите, что этот холм изгибается точно полумесяц и что равнина вдается в него зеленым языком.
– Видим, – отвечал я.
– Хорошо; теперь полдень, и воины отдыхают после битвы. Когда повернется солнце и пройдет часть неба на пути к ночной темноте, пусть твой отряд, Инфадус, спустится вместе с другим на зеленый язык. Когда Твала его увидит, он двинет против него свои силы, чтобы его уничтожить. Но это узкое место, так что полки могут подходить к тебе только по одному, и ты будешь уничтожать их один за другим, по мере их приближения, и глаза всего войска будут устремлены на эту битву, какой еще не видывал ни один живущий. С тобой пойдет мой друг Инкубу, чтобы смутилось сердце Твалы при виде его боевого топора, когда засверкает он в первом ряду Белых. А я поведу второй отряд, тот, что последует за тобой; и если вас всех перебьют, – что может случиться, – все же останется король, чтобы продолжать битву. Со мной пойдет мудрый Макумацан.
– Да будет так! – отвечал Инфадус, который, по-видимому, относился совершенно спокойно к предстоящему, весьма возможному, истреблению своего отряда. Право, удивительный народ эти кукуанцы! Смерть нисколько их не ужасает, когда ее требует исполнение долга!
– Покуда взоры всех воинов Твалы будут прикованы к битве, – продолжал Игноси, – третья часть наших войск, уцелевших в битве, то есть около шести тысяч человек, осторожно спустится с правого нашего холма-полумесяца и нападет на левое крыло армии Твалы, а другая треть спустится по левому рогу и бросится на правое крыло. Когда я увижу, что оба наших отряда готовы вступить в битву, тогда я с остальными воинами нападу на Твалу спереди, лицом к лицу, и, если поможет нам судьба, – день будет наш, и прежде, чем ночь промчится на быстрых конях от горы до горы, мы уже будем спокойно сидеть в столице. А теперь должно нам утолить свой голод и приготовиться. Ты, Инфадус, посмотри за тем, чтобы все было исполнено в точности, как я сказал. Да еще пусть отец мой Богван идет с правым отрядом, дабы его сияющее око вдохнуло мужество в сердца воинов.
Этот краткий план наступления был приведен в исполнение с изумительной быстротой, доказывавшей лучше всяких слов, как превосходно кукуанское военное устройство. В какой-нибудь час с небольшим порции были розданы людям и съедены, все три отряда сформированы, план нападения подробно объяснен предводителям, и наши войска, за исключением стражи, оставленной при раненых, – всего-навсего около восемнадцати тысяч человек – были готовы двинуться по первому знаку.
Тут пришел Гуд и пожал руку мне и сэру Генри.
– Прощайте, голубчики, – сказал он. – Отправляюсь с правым крылом, как приказано, и потому пришел с вами проститься. Ведь легко может случиться, что мы больше не увидимся, – прибавил он многозначительно.
Мы молча и крепко пожали друг другу руку.
– Да, дело плохо, – сказал сэр Генри, и его звучный голос немного дрогнул. – Признаюсь, я совсем не надеюсь увидеть завтрашнее солнце. Насколько я понимаю дело, Белые, с которыми я пойду, будут драться до последней капли крови, чтобы дать время боковым отрядам незаметно подкрасться к Твале и обойти его с тылу. Пусть так. По крайней мере, умрем мужественной смертью. Прощайте, старина, желаю вам удачи. Надеюсь, что вы уцелеете и загребете целую кучу алмазов, а в таком случае примите мой совет и старайтесь никогда больше не связываться с претендентами!
Через минуту Гуд стиснул наши руки и ушел; потом пришел Инфадус и проводил сэра Генри на его место впереди Белых, пока я, преисполненный всяких опасений, отправился вслед за Игноси к своему посту в рядах второго наступательного отряда.
XIV
«Белые» отличаются в последний раз
Через несколько минут отряды, которым было поручено фланговое движение, неслышно тронулись с места и пошли, тщательно стараясь держаться под прикрытием холмов, чтобы скрыть свои движения от зорких глаз неприятельских разведчиков.
После того как они тронулись, прошло целых полчаса, если не больше, прежде чем шевельнулись Белые и назначенный им в подкрепление полк «Буйволов». Они составляли вместе центр армии, и им предстояло выдержать главный натиск врага.
Инфадус был старый и испытанный полководец и прекрасно знал, до чего важно поддерживать бодрость духа в солдатах перед такой отчаянной битвой, как та, которая им предстояла. А потому он воспользовался свободной минутой и обратился к своим Белым с поэтической речью: он объяснил, что на долю им выпала большая честь, ибо их поставили во главе всего остального войска, в рядах их будет сражаться великий белый воин, и посулил щедрые награды всем, кто доживет до торжества Игноси. Я посмотрел на бесконечный ряд развевающихся черных перьев, на осененные ими суровые лица, и глубоко вздохнул при мысли о том, что через какой-нибудь час большая часть этих доблестных ветеранов (если не все), среди которых не было ни одного моложе сорока лет, будет повержена во прах, кто мертвым, кто умирающим…
