- Господи Иисусе!
- Как? Разве вы не знали, что это правда?
- Знал, но...
У Компсона Грайса отлегло от сердца: его все-таки мучило сомнение, говорит ли Уилфрид правду. Кто решится напечатать поэму, в которой рассказана подобная история о себе самом, кто захочет, чтобы о ней узнали? Но теперь он спокоен: Монт открыл Дезерта и был его лучшим другом.
- Вот я и написал в газету все, что полагалось.
- Вас просил об этом Уилфрид?
- Да.
- Печатать такую поэму было чистым безумием...
"Кого боги..." - Тут он заметил, с каким выражением слушает его Компсон Грайс. - Ну да, - сказал Майкл с горечью, - вы-то, небось, радуетесь, что сорвали солидный куш!
- Еще неизвестно, выиграем мы от этого или проиграем, - холодно произнес Компсон Грайс.
- Чушь! Все теперь кинутся ее читать, черт бы их побрал! Вы сегодня видели Уилфрида?
- Он со мной обедал.
- Как он выглядит?
Компсону Грайсу очень хотелось сказать: "Как ангел смерти", - но он не решился.
- Да ничего, спокоен.
- Черта с два, спокоен! Послушайте, Грайс! Если вы не поддержите его в этой истории или бросите на произвол судьбы, я в жизни больше не подам вам руки!
- Дорогой мой, за кого вы меня принимаете? - с видом оскорбленного достоинства спросил Компсон Грайс. И, одернув жилет, проследовал к карточному столу.
Майкл пробурчал: "Жаба!" - и поспешно отправился на Корк-стрит. "А захочет ли он меня видеть?" - раздумывал он на ходу.
Но, дойдя до угла, он дрогнул и свернул на Маунтстрит. Ему сказали, что родителей нет дома, но мисс Динни утром приехала из Кондафорда.
- Вот и хорошо. Не беспокойтесь, Блор, я сам ее найду.
Он поднялся наверх и тихонько приоткрыл дверь в гостиную. В нише под клеткой с попугаем сидела Динни; она сидела прямо, не двигаясь, устремив глаза в пространство, сложив на коленях руки, как пай-девочка. Майкла она заметила, только когда он дотронулся до ее плеча.
- О чем задумалась?
- Майкл, помоги мне не стать убийцей.
- А-а... Он действительно подлая дрянь. Твои читали "Момент"?
Динни кивнула.
- Как они к этому отнеслись?
- Молча поджали губы.
- Бедняжка! И поэтому ты приехала?
- Да, мы идем с Уилфридом в театр.
- Передай ему самый нежный привет и скажи, что если он захочет меня видеть, я сейчас же прибегу. Да, и постарайся ему внушить, что мы восхищены тем, что он бросил эту бомбу.
Динни подняла глаза, и сердце у него сжалось,
- Его толкнула на это не только гордость, понимаешь? Его что-то точит, и я очень боюсь. В глубине души он не уверен, что отрекся не из самой обыкновенной трусости. Он все время об этом думает, я знаю. Ему кажется, будто он должен доказать - и не только другим, а больше самому себе, - что он не трус. Ну, я-то знаю, что он не трус, но пока он не доказал этого и себе и остальным, он способен на все.
Майкл молча кивнул. За последнее время он видел Уилфрида только один раз, но вынес от этой встречи такое же впечатление.
- Ты знаешь, что он попросил своего издателя публично подтвердить эту историю?
- Да? - растерянно произнесла Динни. - Что же теперь будет?
Майкл пожал плечами,
- Майкл, неужели никто не поймет, в каком он был тогда состоянии?
- Людей с воображением не так уж много. Да и мне трудно понять это до конца. А тебе?
- Легко, потому что это Уилфрид.
Майкл крепко сжал ее руку.
- Я очень рад, что ты смогла влюбиться по-хорошему, по уши, по старинке, а не так, как эти нынешние - из "физиологической потребности".
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Динни переодевалась к ужину. К ней постучалась тетка.
- Лоренс прочел мне статью, Динни. Интересно!
- Что интересного, тетя Эм?
- Я знала одного Колтема, но он умер.
- Этот, наверно, тоже умрет.
- Где ты покупаешь корсеты, Динни? Они такие удобные.
- У Хэрриджа.
- Дядя говорит, что ему надо выйти из членов клуба.
- Уилфриду наплевать на клуб, да он и был там всего раз десять. Но не думаю, чтобы он захотел теперь из него выйти.
- Уговори его.
- И не подумаю уговаривать его делать что бы то ни было!
- Ужасно неприятно, когда кладут черные шары.
- Тетя, дорогая, разреши мне подойти к зеркалу!
Леди Монт отошла в другой угол и взяла с ночного столика тоненькую книжку.
- "Леопард"! Но он их все-таки перекрасил!
- Неправда! У него не было пятен, ему нечего было перекрашивать.
- Но его же крестили, и все такое...
- Если бы крестины что-нибудь значили, то это было бы издевательством над ребенком, - тот ведь понятия не имеет, что с ним делают.
- Динни!
- Да. Я в этом уверена. Нельзя решать за людей, даже не спрашивая их; это непорядочно. Когда Уилфрид научился думать, он уж не верил в бога.
- Ну, дело не в том, что он отказался от старой веры, а в том, что принял новую.
- Он это понимает.
- Что ж, - сказала леди Монт, направляясь к двери, - тем хуже для этого араба, нехорошо быть таким навязчивым! Если тебе понадобится ключ от входной двери, возьми у Блора.
Динни быстро кончила переодеваться и побежала вниз. Блор был в столовой.
- Тетя Эм сказала, что мне можно взять ключ, Блор. И не могли бы вы вызвать мне такси?
Позвонив на стоянку и отдавая ей ключ, дворецкий сказал:
- Наша миледи любит высказывать свои мнения вслух, вот и я поневоле все узнаю: утром я как раз говорю сэру Лоренсу: "Ежели бы мисс Динни могла увезти его куда-нибудь в шотландские горы, где и газет-то не читают, было бы много меньше расстройства". В нынешнее время, мисс, да вы, верно, и сами заметили, столько всего случается, и все как-то сразу, а у людей память не та, что в старину, - быстро все забывают... Вы уж меня простите, что я об этом говорю. Динни взяла у него ключ.
- Большое спасибо, Блор. Я и сама очень бы этого хотела; только боюсь, он решит, что это неприлично.
- В нынешнее время молодая дама многое может себе позволить.
- Но вот мужчинам все-таки приходится соблюдать приличия.
- Ну да, конечно, мисс, с родными вам придется повоевать; но в конце концов все можно уладить.
- Боюсь, что нам придется расхлебывать эту кашу тут, Блор.
Дворецкий покачал головой. - Зря люди считают, что всякую кашу надо расхлебывать... А вот и ваше такси, мисс.
Сидя в такси, она наклонилась вперед, подставляя ветру разгоряченное лицо. Это свежее дыхание словно сдуло обиду, которую причинила ей злосчастная статья. На углу Пикадилли ей попалось на глаза газетное объявление: "Лошади прибывают на Дерби!" Да, ведь завтра - Дерби! Как она выбилась из привычной колеи.
Местом встречи был выбран ресторан Блэфарда в Сохо, где они собирались поужинать, но такси едва ползло, - накануне национального праздника в городе было большое движение. У дверей ресторана стоял Стак, держа на поводке спаньеля. Он подал Динни записку:
- Мистер Дезерт послал меня с этим письмом, мисс. А собаку я вывел погулять.
Динни вскрыла конверт, чувствуя, что ей сейчас станет дурно.
"Динни, дорогая,
Прости, что я тебя подвел. Весь день меня мучили сомнения. Дело в том, что пока я не буду твердо знать, каково теперь мое положение, совесть не позволяет мне тебя связывать. И мы не должны сейчас публично появляться вместе. Ты, наверно, видела "Текущий момент" - это ведь только начало. Я должен пройти через все это один и понять, что мне грозит, а на это уйдет неделя. Бежать я никуда не собираюсь, и мы можем писать друг другу. Ты все поймешь. Собака для меня сейчас - дар божий, и я обязан им тебе. Прощай ненадолго, любимая.
Твой У. Д."
Она с трудом удержалась, чтобы не схватиться за сердце на глазах у шофера такси. Не быть с ним рядом в самую опасную минуту - вот чего она все время боялась. С усилием разжав губы, она попросила шофера минутку обождать ее и сказала Стаку:
- Я отвезу вас с Фошем домой.
- Спасибо, мисс.
Она нагнулась к псу. Ее охватила паника. Собака! Хоть она их сейчас связывает!
- Посадите его в машину, Стак. По дороге она спокойно спросила его:
- Мистер Дезерт у себя?
- Нет, мисс, когда он дал мне записку, он сразу же ушел.
- Он здоров?
- По-моему, немножко расстроен, мисс. Эх, неплохо бы проучить этого господина из "Текущего момента", честно вам скажу!
- А! Вы, значит, тоже читали?
- Да. Такие вещи надо бы запрещать!
- Свобода слова, - сказала Динни. Пес прижался носом к ее колену. - Фош хорошо себя ведет?
- Никаких хлопот из-за него, мисс. Настоящий джентльмен, правда, малыш?
Собака продолжала стоять, уткнувшись носом в колено Динни, и это ее как-то успокаивало.
Когда такси остановилось на Корк-стрит, Динни вынула из сумочки карандаш, оторвала чистый клочок бумаги от записки Уилфрида и написала:
"Родной мой!
Как хочешь. Но знай: я твоя, твоя навеки. Ничто меня с тобой не разлучит, разве что ты меня разлюбишь.
Твоя Динни.
Но ты этого не сделаешь, правда? Пожалуйста, не надо!"
Динни сунула в конверт записку, лизнула край и прижала, чтобы конверт получше заклеился. Потом она отдала письмо Стаку, поцеловала Фоша и сказала:
