Старик поднялся на ноги и открыл свою книгу. Мужчины и женщины в комнате смотрят на него с мольбой. Он начинает молиться, и немного раскачивается в то время, как его губы произносят иностранные слова. Священник стоит на коленях со склоненной головой и тоже молится.
Зрители медленно, непрерывно шевелились. Никто не кашлял. Это движение не было связано с перемещением тел. Ньюмен рассматривал экран и неожиданно вся картина попала в фокус.
Этот старик был раввином, это точно. А люди в комнате были евреями.
Мужчины молились, не снимая шляп, а головы женщин были покрыты платками.
Теперь весь экран занят фигурой коленопреклоненного священника. Он молится и его лицо обращено прямо к зрителям.
Позади Ньюмена с грохотом опустилось сиденье...
Снова показана вся комната. Священник поднимается на ноги. Вместе с раввином он ведет людей через двери из квартиры.
Ньюмену показалось, что его глаза увеличились до размеров зрительного зала. Он видел то, что видели сидящие вокруг него люди, и он видел это их умами. Он знал почему шумел зрительный зал. Персонажи были евреями и в основном их играли актеры с приятной внешностью. Хотя и смуглые, но ни у кого из них не было крючковатого носа и кривой ухмылки и зрителям это не нравилось. Экран снова овладел его вниманием...
Теперь небольшая группа людей идет за священником и раввином по улицам города.
Они подходят к площади. В ее центре стоит ряд высоких виселиц. Вокруг виселиц стоит много немецких солдат. Больше на площади никого нет.
По направлению к виселицам эту пустую площадь пересекает процессия. Теперь появляются заключенные, которых должны повесить.
Раввин и священник останавливаются возле немецкого офицера. Раввин начинает говорить. Он говорит, что эти заключенные невиновны. Он говорит, что они не должны быть убиты только потому, что они евреи.
- ХА!
Этот одинокий нарочитый смешок звездой пролетел через темный зал. Он раздался справа за мистером Ньюменом. Повернулись головы. В третьем ряду спереди спиной к экрану встал человек. Мистер Ньюмен не видел его лица, но тот, казалось, разглядывал зал. Потом он сел.
- Кого ты ищешь, Изя?
- Мистер Ньюмен не повернул головы. Все люди вокруг него поворачивались, чтобы посмотреть. Некоторые продолжали сидеть неподвижно, глядя на экран.
В кинокартине священник запрыгивает на помост с виселицами. Среди немецких солдат, которые пытаются забраться наверх и стащить оттуда священника, начинается большой беспорядок.
Священник кричит, что это не по-христиански убивать этих людей и что истинные христиане не могут осмелиться принять в этом участие. Теперь солдаты стаскивают его с помоста... Он старается, чтобы его слова были услышаны... Старый раввин падает, у него изо рта течет кровь...
В зале, вверх и вниз по проходам, наблюдая за зрителями, ходили два билетера. Они продолжали медленно прохаживаться. Мистер Ньюмен больше не видел экрана. Теперь движение охватило весь зал, вокруг себя он слышал вздохи.
Его кулаки разжались, когда на экране появились большие развевающиеся флаги - американский, британский, русский и другие. Играл оркестр. На экране появилось, а потом погасло слово "КОНЕЦ".
На экране появились цветные буквы "WB". Мультфильмы.
Зрители смеялись, что-то бормотали. На экране по лесу идет знакомый маленький поросенок с очень тяжелым ружьем. Сразу за ним на самокате едет кролик.
Рассудок мистера Ньюмена отвергал яркие и веселые краски мультфильма. Через некоторое время он взглянул на Гертруду. Она сидела, продолжая прижимать пальто к шее.
Экран как будто распахнулся, высунулось пухлое лицо поросенка и, размахивая на прощанье своей маленькой лапкой, он, смешно заикаясь, провизжал: - В-во, в-во, в-во, в-вот и все, ребята!
И, фыркнув от смеха, он исчез.
Когда Гертруда начала подниматься, мистер Ньюмен почувствовал на своей ноге давление. Он мельком глянул на нее, когда она встала, и торопливо вскочил. Они выбрались в проход, и он держался позади нее в то время как она большими шагами шла к выходу.
Рекламные огни уже были погашены. Только слабый отсвет из вестибюля отпугивал ночь от тротуара перед кинотеатром. На краю тротуара стоял горбатый старик с пачкой газет под мышкой. Ньюмен узнал в нем того горбуна, который продавал газеты перед тем собранием в зале. На нем была все та же широкополая шляпа, но теперь, в левой руке, показывая людям выходящим из кинотеатра, он держал газету под названием Бруклин Тэблит. В нескольких метрах от него, возле бордюра, повернувшись к пустому вестибюлю, стояла группа из пяти молодых парней и мужчины постарше.
Ньюмен понял, что эти пятеро сопровождали продающего газеты старика. Ему достаточно было только взглянуть на них, чтобы все понять. Они не слонялись без дела. Они наблюдали за вестибюлем. На секунду его глаза задержались на лице мужчины постарше. Затем он вышел за Гертрудой. Она шла быстро.
Теперь их окружила ночная темнота. Снова он прислушался к ее каблукам, цокающим с ним не в ногу.
Они молча прошли два квартала и подходили к третьему, когда он заговорил.
- Я не знал, что было в репертуаре, - извинился он.
Она резко выдохнула через нос.
- Герта, перестань быть такой.
До сих пор он не брал ее за руку. Он осмелился сделать это сейчас, как будто опасаясь, что она может от него убежать. Она вырвала свою руку. Теперь они шли довольно быстро.
- Герта, ради Бога, что ты от меня хочешь?
Она снова выдохнула воздух через нос.
- Прекрати! - сказал он резко, и схватил ее за локоть. Она остановилась и в темноте посмотрела на него.
Спокойно, очень желая, чтобы она ему поверила, он сказал: - Не глупи. Ничего не случится.
Она повернулась и снова пошла, но теперь более официально. Он продолжал держать ее за локоть, потом скользнул рукой под ее руку и прижал ее ближе. Герта, мы ни в чем не виноваты.
- Ты не принимаешь этого всерьез. Никогда не принимал.
- Не понимаю, что ты хочешь, чтобы я принимал серьезно...
- Иди и поговори с Фредом. Я хочу чтобы ты пошел, слышишь меня? Они просто дожидаются конца войны, чтобы развернуться.
- Мне больше нечего сказать Фреду.
- Тебе много есть чего сказать. - Она говорила в такой всеобъемлющей тишине, что казалось, будто их подслушивает окружающая темнота. Пустыри между домами тонули в черных, сгорбившихся над кучами привезенной земли, тенях. Машин на дороге совсем не было, только изредка проезжал какой-нибудь большой грузовик. Ее голос был полон силы. По тому, как она выставила свою голову вперед, он мог представить, как сейчас были напряжены ее глаза. Он подумал, что так она была похожа на мужчину. - Тебе есть много чего сказать, - утвердительно кивнув, повторила она, - много чего.
Он не знал, что ей ответить. Они уперлись в ту же глухую стену. Они продолжали молча идти.
- Ты меня слышишь? - настаивала она.
Он подождал мгновение, обдумывая свои окончательные слова. Ему хотелось, чтобы сейчас они не были одного роста, а, чтобы он был выше нее, и мог авторитетно посмотреть на нее сверху вниз и заставить ее согласиться. Он вообще не смотрел на нее и говорил в такт своим размеренным шагам: - Герта. Я собираюсь сделать только одно.
Она слушала. Она почувствовала его решимость.
- Я собираюсь жить так, как жил всегда. Я не собираюсь многого менять. Думаю, ты понимаешь, что я не верю в то, во что верит Фронт. Мне кажется, что по-настоящему я никогда и не верил.
- Дело не в том, во что они верят...
- Понимаю, но дело именно в этом. Они делают то, во что верят. Даже если бы они решили, что со мной все в порядке, я все равно не смог бы их поддерживать.
- Не смог бы?
- Нет.
Они пересекли четвертую улицу. В двух кварталах от них, он разглядел тусклый свет в магазинчике. Теперь он начал глубже вдыхать и шагнул на тротуар. - Я не смог бы, - сказал он, - и ты тоже не смогла бы. Ты слишком хороший человек.
Она не отзывалась. Он ждал. Он чувствовал, как ее разум подыскивал слова.
- Лалли, ты слишком много говорил с ним, - неторопливо сказала она, слабо кивая на свет впереди.
- Последний раз, когда я попросил его выехать, - быстро заверил он ее.
- Если послушать их, они никогда не делают ничего плохого. Они всегда невинные ягнята, как в этом кинофильме. Однако там не показывают то, что они делают на самом деле.
- Герта, ты не права. В этом ты не права.
- Ты слишком много говорил с ним.
- Я не говорил с ним слишком много. - Его голос стал выше, что свидетельствовало о его несогласии. - Тем не менее, я сам думал. И ты тоже должна подумать. Просто я не считаю, что это правильно, чтобы какие-то люди шатались вокруг и избивали их. Я не считаю, что это правильно и не буду иметь с этим ничего общего.
- Ты не видел, чтобы Фред шатался по улицам. У него есть положение. Ты не воспринимаешь это достаточно серьезно. А я говорю и говорю тебе об этом.
Они пересекли пятую улицу и шагнули на тротуар. - Я рассказал тебе все, что мог, - сказал он. - У нас есть дом и хорошая работа и... И думаю если война скоро закончится, ты сможешь перестать работать.
